— Он совершенно прав, — сказала Мэгги, но, видя неодобрительное выражение моего лица, добавила: — Не понимаю, что плохого в том, что я хочу быть одна. Я еще молода. Мне слишком нравится мой теперешний образ жизни, чтобы взваливать на себя ношу серьезных отношений. Мне не нужен мужчина на всю жизнь. Не хочу всей этой дурацкой семейной жизни и фигни с детьми. Без обид, Хол, — добавила она быстро. — Честно говоря, я хотела бы уметь мечтать о всех этих вещах, но боюсь, что это не для меня.

— Но, по крайней мере, ты можешь быть честной с Ноем, — сказала я, все еще думая о ее реплике про детей. Как она посмела!

Мэг ухмыльнулась:

— Послушайте, мужчины веками ужасно обращались с женщинами. Они гуляли направо и налево, оправдывая себя инстинктами и бредом об охотниках-добытчиках. Не понимаю, почему я не могу взять реванш от лица всех униженных женщин. Что поделать, если я дитя сексуальной революции, женщина нового тысячелетия?

— Судя по разговорам, ты никакая не женщина нового тысячелетия, ты — мужчина далеко за пятьдесят. В тебе нет ничего современного; много лет до тебя женщины рассуждали точно так же. Не понимаю, как под маской постмодернистских убеждений можно обращаться с людьми как с дерьмом. Слабое оправдание примитивной шлюхи. И пол тут ни при чем. Ты кончишь так же, как и твоя мать, пытаясь доказать собственную привлекательность, гуляя со всеми мужиками подряд, так по-настоящему и не узнав ни одного из них. — Едва начав свою речь, я засомневалась, что поступаю правильно, но уже не могла остановиться: слова, как костяшки домино, сами ложились одно на другое.

Пока я говорила, Элис и Мэгги, разинув рты, смотрели на меня — как подростки, впервые увидевшие стриптиз. Потом Мэг выбрала худший вариант — она ничего не ответила. Лишь посмотрела на меня несколько секунд — но мне хватило, чтобы увидеть ее боль, — потом взяла свой бокал и ушла.

Элис озвучила мои мысли:

— Черт побери, ты действительно сказала это!


После получаса безуспешных попыток найти Мэг я пришла к выводу, что она уехала домой. После моей вербальной атаки никто не видел ее.

Я прорывалась сквозь шумную толпу пьяных женщин, играющих в какую-то игру. Две из них стояли, а одна сидела, все выкрикивали что-то бессвязное и ударяли стаканами по столу. Было невозможно не заметить их соблазнительные формы и возбужденные лица. Я ощутила себя старой девой: самая трезвая и консервативно одетая. Но даже если, на мой трезвый взгляд, они выглядели шумными и глупыми, все равно этим вечером я бы хотела быть как они: девчонки, плюющие на окружающий мир и на всю эту чушь «мне-иужен-мужчина-чтобы-чувствовать-себя-по-настоящему-состоявшейся». Я увидела, как Элис машет мне рукой из другой комнаты, и поспешила к ней.

— Никаких следов Мэгги, — сказала я, — а у тебя?

— Ничего. Скорее всего, она взяла такси и поехала домой. Я пыталась дозвониться до нее, но она не снимает трубку. — Она посмотрела на часы: — До Нового года осталось десять минут, и Оливер тоже куда-то пропал.

К нам подошел Ной с бутылкой пива в руках, он выглядел несчастным.

— Кто-нибудь видел Мэгги?

Мы с Элис закатили глаза.

— У нас тут бюро пропавших друзей, — буркнула я. — Ты видел Оливера?

— Уже давно не видел, — ответил Ной, подумав. — Пойдемте, поищем на улице, может, они отправились подышать свежим воздухом.

Мы протиснулись сквозь толпу и вышли на улицу. Какая-то парочка сидела под фонарем и целовалась, но при ближайшем рассмотрении они оказались незнакомыми нам. Мы оглядели улицу во всех направлениях, но безрезультатно. С приближением полуночи вечеринка становилась все более шумной. Казалось, что в тот момент, когда часы бьют двенадцать, человеку необходимо смотреть в глаза своему любимому или, будучи одиноким, находится в окружении таких же одиноких друзей. Есть что-то трагичное в том, чтобы встречать Новый год в одиночестве перед телевизором, или сидя в туалете, или стоя на пустынной улице и слушая удары «Биг-Бена». Мне стало тяжело оттого, что я встречаю полночь вот так: беременная и одинокая, только что разругавшаяся со своей лучшей подругой. Мне необходимо было помириться с ней до того, как закончится этот год. Слишком хотелось быть счастливой в этот момент. Я знала, что Элис тоже хотела бы оказаться в объятиях Оливера в ближайшие три минуты. И было очевидно, что у Ноя такие же романтичные мечты по поводу Мэгги. Отчаяние повисло над нами в эти последние мгновения года.

— Черт, — сказал Ной, пнув ногой переднее колесо разваливающейся машины Шелли. — Я так хотел быть с ней.

Мы с Элис подошли, чтобы поддержать его в эту минуту полного понимания.

Внезапно раздался скрежет. Мы оглянулись и увидели, как машина Шелли скатывается вниз с холма.

— Боже мой, — вскрикнул Ной, устремляясь вслед. Я в ужасе смотрела, как она приближается к новенькой «альфе ромео» Оливера.

— Десять… девять… восемь… семь… — начали отсчет сотни людей в соседних домах и пабах, и две машины столкнулись. Одновременно с последней цифрой отсчета машина Шелли врезалась в передний бампер машины Оливера, сработали подушки безопасности, протестующее завыла сигнализация.

Мы побежали вниз по улице к двум столкнувшимся автомобилям.

— Черт, — сказала Элис, закрывая рот руками при виде вмятины на машине Оливера. — Бедняжка, он так любит свою машину!

— Ля-ля-ля-бум-бум, ля-ля-ля-бум-бум, — пела цепочка пьяных людей, играющих в ручеек, вытекая из двери дома Оливера в парк. — Эй, посмотрите туда! — крикнул человек в истоке ручейка и повернул всю цепочку в нашу сторону.

В этот момент задняя дверца машины Оливера распахнулась и оттуда вывалилась та самая рыжеволосая хохотушка, которая флиртовала с Оливером на его последней вечеринке. Но сейчас она не хохотала, и красными были не только ее волосы. Она одернула свое мини-платье и пробормотала дрожащим голосом:

— Вызовите, пожалуйста, «скорую помощь».

— Что, черт возьми, происходит? — закричала Элис, проталкиваясь к открытой двери.

Я последовала за ней. На заднем сиденье, со спущенными штанами, руками прикрывая пах, сидел Оливер. Он стонал от боли, и струйка крови стекала по его лбу.

Глава девятая

Первый день нового года начался ужасно и будто катился вместе со мной в машине под горку. Я ехала к Фионе и Маркусу Деланчи на новогодний прием. Я хотела даже извиниться и остаться дома, но все еще оставался ничтожный шанс, что Элис приедет, а я не могла оставить ее там одну.

Накануне вечером, до того как все случилось, я уговорила Элис пойти со мной на вечеринку к Деланчи. Элис была настолько безотказной и обязательной, что было совершенно невозможно представить, что она не выполнит обещания, хотя бы без предварительного звонка. После того как на нее обрушился жестокий удар измены Оливера, она удивила нас всех.

Перед машиной Оливера собралась целая толпа. Ручеек распался — атмосфера была мрачновата для пьяных игр. Все взгляды устремились на Элис. Больше всего на свете мне хотелось увести ее оттуда, от этой ужасной картины, но ей нужно было сделать свой ход, проучить его, наказать.

Элис открыла рот, и все замерли в ожидании.

— Как ты? — спросила она совершенно искренне.

Как ты?!! Она выжила из ума? Я хочу сказать, что Элис всегда была очень заботлива, но сейчас это было больше, чем забота, это был чистый мазохизм!

Оливер попытался покачать головой в ответ, но не смог.

— Думаю, лучше вызвать «скорую помощь», — сказала она и пошла в дом.

Я бежала следом за ней, умоляя остановиться и поговорить со мной, но она шла вперед как робот и шептала: «Мне надо в туалет». Она нырнула в гостевой туалет на первом этаже и закрыла за собой дверь.

Спустя десять минут, расхаживая туда-сюда под дверью и требуя впустить меня, я начала серьезно беспокоиться. Я увидела, как подъехала «скорая» и в нее погрузили Оливера, укрытого розовым одеялом и с огромным каркасом вокруг шеи. Рыжая залезла вслед за ним, держа его за руку.

— Элис, открой, я волнуюсь за тебя.

За дверью по-прежнему было тихо.

Ко мне подошел Саймон. Он порылся в карманах брюк и вытащил пятидесятипенсовую монету, сказав:

— Сейчас я вытащу ее оттуда с помощью этого. Это замок с секретом. Его можно открыть снаружи.

Он просунул монету в щель дверной ручки и повернул. Дверь без усилий открылась. Никакой нужды долбить или вызывать на помощь местную пожарную команду.

Мы заглянули в туалет, но там никого не было. Я зашла внутрь и заглянула за дверь, но Элис не стояла там, прижимаясь к стене; только унитаз, раковина и открытое окно. И настежь распахнутое окно. Элис сбежала.


Мы с Саймоном обшарили все улицы в поисках Элис и Мэгги, проверили все возможные места, потом Саймон решил, что мне нужно отдохнуть, и отвез меня домой.

Мы даже ходили к Мэгги домой, но никто не открыл дверь; мы проехали мимо дома Элис, но тоже не обнаружили никаких признаков жизни.

Проблема была в том, что Элис жила со своей старой мамой. Ее отец умер несколько лет назад, а так как Элис была единственным не уехавшим за границу ребенком, она считала, что должна поселиться с мамой и ухаживать за ней. Хотя у меня было тайное подозрение, что мама Элис могла сама позаботится о себе, несмотря на все ее усилия убедить Элис в обратном. Она была женщиной пуританских нравов и ошибочно считала дочь непьющей богопослушной девственницей, которая любит часто ночевать у меня. Любой шок мог ее прикончить. К счастью, я ей нравилась. Она одобряла мое вегетарианское кафе, которое отождествляла с трезвыми моральными устоями. Но с Мэгги Элис дружить не могла, поскольку та совершила ошибку, надев ажурные чулки и спев «Как девственница» на их крыльце, когда ей было лет тринадцать.

Из-за всего этого мы не могли позвонить Элис в дверь. В полицию обратиться мы тоже не могли, так как если бы они отнеслись к делу серьезно, то первым делом бы поехали к ней домой. В итоге я провела остаток ночи, сидя дома и под корень сгрызая ногти.


Со вчерашнего дня от Элис и Мэг не было никаких слухов. У меня не было ни малейшего представления, куда подевались две мои лучшие подруги. К тому же я не знала, где мой любимый мужчина. Я будто отталкивала от себя людей. Может быть, они жили все вместе в какой-нибудь квартире, пили шампанское и посмеивались над тем, как ловко провели эту «беременную зануду».

Я въехала на дорожку, ведущую к дому Деланчи, отчаянно борясь с желанием развернуться, поехать к маме и упасть в ее нежные объятия. Я припарковалась рядом с «жуком» Саймона, бормоча под нос мантру «будь сильной».

Я выбралась из машины, благодаря бога за то, что на улице холодно и можно надеть безразмерный свитер и брюки (прекрасная маскировка) и не вызвать своим видом ни малейших подозрений. Я постучалась в дверь.

Мне нравилось бывать здесь. Это был огромный фермерский дом семнадцатого века, выходящий на лес и речку. Деланчи были из тех богачей, которые не доказывают свое благосостояние необычным дизайном фасада или роскошными автомобилями, припаркованными перед домом. Вы можете предположить, что в доме Маркуса, дизайнера по интерьерам, было что-то невообразимое, — вот и нет, Деланчи жили в свинарнике. Жуткий беспорядок царил во всех комнатах, как будто по дому прошлась банда грабителей и хозяева решили ничего не трогать до приезда полиции. Они не были грязнулями — просто не любили наводить порядок.

Дверь открыла Фиона и расцеловала меня в обе щеки на европейский манер; такая привычка всегда казалась мне несколько претенциозной.

— С Новым годом, дорогая! Как хорошо, что ты пришла. Ты одна? — спросила она и посмотрела на улицу.

— Вообще-то я собиралась приехать с Элис, но она немного задержалась. Надеюсь, она скоро подойдет.

Она потрепала меня по щеке и сказала:

— Ты выглядишь хорошо, только глаза у тебя усталые. Надеюсь, ты не работаешь до изнеможения, как мой Маркус. Вот чем плохо быть самой себе начальницей: некому отправить тебя домой, когда рабочий день закончился.

Она провела меня в дом, не переставая разговаривать по дороге.

— Том, наверное, очень скучает по тебе.

Я неопределенно хмыкнула в ответ:

— Не думаю, у него столько новых впечатлений, вряд ли остается время вспоминать меня…

Фиона остановилась и взяла меня за руку:

— Дорогая, ну конечно же он скучает по тебе. Он ведь даже собирался отменить свой отъезд ради тебя. Он звонил тебе в Рождество? — Я отрицательно покачала головой, тронутая этим откровением. Она продолжала с укором: — Как ему не стыдно. Он звонил нам утром и спросил, встречались ли мы с тобой, а потом сказал, что сразу же позвонит тебе. И взял с меня обещание, что мы пригласим тебя к нам, как будто мы сами бы до этого не додумались. Мы всегда тебе рады. Мой сын влюблен, это ясно как день. Он никогда еще не был таким.