– Вот и она, – сказала мама, когда я, шаркая ногами, вошла в кухню в своей повседневной одежде: рваных джинсах, черной шелковой футболке и мотоциклетных ботинках. Именно этот прикид стал причиной того, что мои сводные братцы начали подозревать меня в причастности к одной из банд, невзирая на все мои энергичные протесты.

Суетливо вскочив из-за стола, мама подошла и чмокнула меня в макушку. С тех пор как она встретила Энди Аккермана – или Умельца Энди, как его называли в шоу об обустройстве дома, которое он вел на одном кабельном канале, – вышла за него замуж, а потом вместе со мной переехала в Калифорнию, чтобы жить с ним и тремя его сыновьями, она была невозможно, отвратительно счастлива.

Даже не знаю, что противнее: это ее состояние или кленовый сироп.

– Здравствуй, дорогая. – Мама потрепала меня по волосам. – Как прошел день?

– О, великолепно, – откликнулась я.

Сарказма в моем голосе она не услышала. Он стал совершенно бесполезен в разговоре с мамой с тех пор, как она встретила Энди.

– А как прошло заседание ученического совета?

– Потрясающе!

Это выдал Балбес в попытке схохмить, пародируя мой голос.

– И что значит «потрясающе»? – Энди, стоя у плиты, переворачивал шипевшие на сковороде кесадильи [8]. – Что в этом такого «потрясающего»?

– Да, Брэд, – поддакнула я. – Что в этом такого «потрясающего»? То, что вы с Дебби Манкузо терлись коленками под партой, или что-то еще?

Краска залила лицо Балбеса. Он занимался борьбой. И его шея была такой же толщины, как мое бедро. Когда его лицо краснело, она приобретала еще более насыщенный оттенок. Забавное зрелище.

– Что ты несешь? – проревел Балбес. – Мне Дебби Манкузо даже не нравится!

– Конечно, не нравится, – парировала я. – Поэтому-то ты и сел рядом с ней за обедом.

Шея Балбеса стала кроваво-красной.

– Дэвид! – гаркнул вдруг Энди во все горло. – Джейк! А ну быстро сюда, оба. Суп на столе.

Два других сына Энди, Соня и Док, шаркая, вошли в столовую. Вернее, Соня шаркал. Док бежал вприпрыжку. Док был единственным из детей Энди, которого, если мне не изменяет память, я когда-либо называла настоящим именем. Это потому, что со своими рыжими волосами и ушами, которые торчали на голове натуральными лопухами, он выглядел как мультяшный герой. К тому же парнишка на самом деле был очень умным, и в нем я видела своего будущего помощника в борьбе с домашними заданиями, несмотря на то, что училась тремя классами старше.

От Сони, напротив, не было никакой пользы, если не считать того, что он возил меня в школу и обратно. В свои восемнадцать Соня являлся счастливым обладателем и прав, и автомобиля – раздолбанного старого «рамблера» с барахлящим зажиганием. Но садясь со старшим сыном Энди в машину, приходилось пенять только на себя, поскольку едва ли Соня когда-либо просыпался полностью, так как по ночам работал доставщиком пиццы. Он копил, как любил напоминать нам в тех немногих случаях, когда соизволял заговорить, на «камаро», и, насколько я могла судить, этот самый «камаро» был пределом его мечтаний.

– Она сама села рядом со мной! – орал Балбес. – Мне не нравится Дебби Манкузо!

– Выдумай что-нибудь получше, – посоветовала я, протискиваясь бочком мимо него. Мама протянула мне миску с сальсой [9], чтобы я поставила ее на стол. – Я только надеюсь, – прошептала я в ухо Балбесу, – что той ночью на вечеринке у Келли вы с Дебби занимались безопасным сексом. Я еще не готова стать сводной тетушкой.

– Заткнись! – завопил Балбес. – Ты… ты… Плесневелые Ручки!

Я приложила одну из этих плесневелых ручек к сердцу и изобразила, как поражена его выпадом до глубины души.

– Черт! – воскликнула я. – Как же обидно-то! Смеяться над людьми с аллергией так невероятно весело и остроумно.

– Да, придурок, – поддел Балбеса проходивший мимо Соня. – Так что там насчет тебя и этой злобной кошки, а?

Растерявшись, Балбес совсем отчаялся.

– Я не занимался сексом с Дебби Манкузо! – заорал он.

Я заметила, как мама и Энди обменялись быстрыми смущенными взглядами.

– Я искренне надеюсь, что так оно и было, – раздался за нашими спинами голос Дока, младшего брата Балбеса. – Но если все же занимались, надеюсь, Брэд, ты пользовался презервативом. Несмотря на то, что при правильном использовании заявленная частота повреждений высококачественного латексного презерватива составляет всего два процента, статистика говорит, скорее, о двенадцати процентах. Таким образом, эффективность предотвращения беременности с их помощью – всего восемьдесят пять процентов. Но если дополнительно использовать спермицид, это в разы повышает вероятность благоприятного исхода. А еще презервативы представляют собой лучшее средство защиты – хотя, конечно, воздержание гораздо более действенно – против заболеваний, передающихся половым путем, включая СПИД.

Все в кухне – мама, Энди, Балбес, Соня и я – вытаращились на Дока, которому, как я, кажется, ранее упоминала, было двенадцать.

– У тебя слишком много свободного времени, – наконец подала голос я.

Док пожал плечами.

– Лучше овладеть всей информацией заранее. Хотя в настоящее время моя сексуальная активность равна нулю, надеюсь, в ближайшем будущем это изменится. – Он кивнул головой в сторону плиты. – Папа, твои чимичанга [10], или что там у тебя, сейчас сгорят.

Пока Энди, подскочив, убавлял огонь под своим сырным шедевром, мама стояла, определенно впервые в жизни потеряв дар речи.

– Я, – выдавила она. – Я… Ох… Мне…

Балбес не был готов оставить последнее слово за Доком.

– Я, – вновь повторил он, – не занимался сексом с…

– Эй, Брэд, – окликнул его Соня. – Заткнись уже, а?

Балбес, конечно, не врал. Я своими глазами видела: максимум, что они делали, – так это пытались добраться до миндалин друг друга. Огненная страсть Балбеса и Дебби стала той причиной, по которой мне приходилось мазать руки кортизоновой мазью. Но какой толк в том, чтобы иметь сводных братьев, если вы не можете над ними поиздеваться? Не то чтобы я собиралась кому-то рассказывать о том, что видела. Разумеется, нет. Меня можно много в чем обвинить, но я не ябеда. Однако не поймите меня неправильно: я не возражала бы, если бы Балбеса поймали на том, что он улизнул из-под домашнего ареста. Ну то есть, по-моему, на самом деле он не извлек из своего «наказания» никакого урока. И в следующий раз, встретив моего друга Адама, снова может обозвать его педиком.

Только он не сделает этого в моем присутствии. Потому что, борец он или нет, я вполне способна дать ему хорошего пинка, чтоб он летел отсюда до Клинтон-авеню, улицы, на которой мы жили в Бруклине.

Но сдавать его я, конечно, не собиралась. Это не слишком-то круто, знаете ли.

– А ты, Сьюз, – с улыбкой спросила меня мама, – тоже полагаешь, что заседание ученического совета прошло так «потрясающе», как, похоже, считает Брэд?

Я села за стол. Макс, пес Аккерманов, тут же, сопя, подошел и положил голову мне на колено. Я оттолкнула ее. Голова тут же плюхнулась обратно. Хотя я жила здесь меньше месяца, Макс уже понял, что в этом доме с наибольшей вероятностью что-нибудь на тарелке останется именно у меня.

Конечно, Макс обращал на меня внимание, только когда мы садились за стол. Все остальное время он бегал от меня, как от чумы. Особенно обходил стороной мою спальню. Животные, в отличие от человека, очень восприимчивы к паранормальным явлениям, поэтому Макс чувствовал Джесса и, соответственно, держался подальше от тех комнат, где обычно появлялся призрак.

– Конечно, – ответила я, делая глоток ледяной воды. – Оно было именно «потрясающим».

– И что же вы решили на этом собрании? – поинтересовалась мама.

– Я предложила отменить весенние танцы, – сказала я. – Прости, Брэд. Я знаю, как сильно ты рассчитывал стать кавалером Дебби.

Балбес бросил на меня мрачный взгляд через стол.

– С чего это вдруг ты хочешь отменить весенние танцы, Сьюзи? – удивилась мама.

– Потому что это бесполезная трата наших весьма ограниченных денежных средств, – ответила я.

– Но это же танцы! – возразила она. – В твоем возрасте я обожала ходить на школьные вечеринки.

Это потому, хотелось сказать мне, что у тебя всегда было с кем туда пойти, мамочка. Потому что ты была симпатичной, милой и нравилась мальчишкам. Ты не была странным уродцем, как я, с покрытыми сыпью руками и тайной способностью разговаривать с мертвыми.

Вместо этого я заявила:

– Ну, в нашем классе ты была бы в меньшинстве. Мое предложение поддержали. Оно получило двадцать семь голосов.

– Ну ладно, – вздохнула мама. – И что вы собираетесь делать с деньгами вместо этого?

– Устроим пивную вечеринку! – объявила я, покосившись на Балбеса.

– Даже не шути на эту тему, – сурово отрезала мама. – Меня крайне беспокоит, как много здесь пьют подростки.

Моя мама работает на телевидении. Она ведет утренние выпуски новостей на местном канале в Монтерее. У нее неплохо получается читать с невозмутимым видом сводки о жутких автомобильных катастрофах.

– Мне это не нравится, – продолжала она. – Мы больше не в Нью-Йорке. Там никто из твоих друзей не водил машину, так что это не имело значения. Но здесь… за рулем практически все.

– Кроме Сьюз, – вставил Балбес.

Он, похоже, считал своим долгом то и дело подчеркивать, что, хотя мне и шестнадцать, водительских прав у меня до сих пор нет. Даже ученических. Как будто умение водить было самой важной вещью в мире. Как будто мое время уже не было полностью занято уроками в школе, исполнением функций вице-президента десятого класса академии при миссии и спасением потерявшихся неупокоенных душ.

– Так что вы собираетесь сделать с деньгами на самом деле? – спросила мама.

Я пожала плечами.

– Нужно заменить статую нашего отца-основателя Хуниперо Серра до приезда архиепископа в следующем месяце.

– О, конечно, – вспомнила мама. – Статую повредили вандалы.

Повредили вандалы. Ага, точно. Конечно, все так и говорили. Но никаких вандалов не было. В действительности это было делом рук призрака, который пытался меня убить, оторвав статуе голову и используя ее в качестве шара для боулинга.

А мне полагалось выступить в роли кегли.

– Кесадильи, – объявил Энди, подходя к столу с полным подносом. – Хватайте, пока горячие.

Эти слова вызвали такой хаос, что мне оставалось только сидеть и в ужасе наблюдать за происходящим. Макс так и не поднял головы с моих колен. Когда все утихло, на подносе ничего не осталось, но моя и мамина тарелки были все еще пусты. Через некоторое время Энди это заметил, положил вилку и сердито сказал:

– Эй, парни! А вам когда-нибудь приходило в голову подождать пару секунд, пока каждый за столом не возьмет себе хотя бы по кусочку?

Очевидно, не приходило. Соня, Балбес и Док смущенно уставились в свои тарелки.

– Прошу прощения, – спохватился Док, протягивая маме тарелку, на которой перемешались сыр и сальса. – Вы можете взять немного у меня.

Мама слегка позеленела.

– Нет, спасибо, Дэвид, – поблагодарила она. – Думаю, я обойдусь салатом.

– Сьюз, – заявил Энди, кладя салфетку на стол, – я сделаю тебе самые сырные кесадильи, какие ты когда-либо…

Я оттолкнула голову Макса и встала еще до того, как Энди успел подняться со своего места.

– Знаешь что, – сказала я. – Не стоит беспокоиться. Я просто поем хлопьев, если ты не против.

Энди выглядел обиженным.

– Сьюз, – начал он, – мне не трудно…

– Нет, серьезно, – перебила я. – Вообще-то я собиралась позаниматься кикбоксингом, и если съем слишком много сыра, то мне будет трудно двигаться.

– Но я все равно буду делать еще, – заметил Энди.

Он выглядел таким грустным, что у меня не было другого выбора, кроме как ответить:

– Ладно, я попробую одну штучку. – Я осторожно попятилась к выходу. – Но сейчас доедайте свои кесадильи, а я пойду и возьму немного хлопьев.

Оказавшись в безопасности на кухне вместе с Максом, крутившимся у моих ног, – дурачком он не был и сообразил, что не получит от ребят ни крошки, так что я была для него единственным шансом добраться до человеческой еды, – я достала коробку с хлопьями и миску. Затем открыла дверь холодильника, чтобы взять немного молока. Вот тогда-то я и услышала позади себя мягкий голос, прошептавший: