Юлия Комольцева - Дежа вю

…Она стала ждать, она ведь знала, что все конечно в итоге, нужно только набраться терпения. Она валялась на пляже, лениво щуря глаза на море, где Ксюшка укрощала волны, и на песочные замки, что сооружал Сашка. Она бродила по магазинчикам, заказывала обеды в кафе, каталась на машине с открытым верхом, и ветер шумел в ушах, и солнце брызгало в глаза ослепительно, и две любопытные загорелые мордашки рядом с ней убеждали, что все это – правда. Жизнь, как она есть.

Повседневные хлопоты, которые давно не обременяли ее, благополучно переданные в руки нянек, теперь занимали все время и забивали голову обычными, мелкими, но важными вопросами. Вовремя обнаружить и стащить с чужой яхты Ксюшку, проследить, чтобы Сашка не закопался в песок с головой, предотвратить ссору с последующим ревом, не забыть положить в пляжную сумку пластырь, сменные трусики, обожаемые дочерью печенья и любимый сорт яблок для сына. Объяснять, успокаивать, укладывать спать, выманивать из воды, грозить пальцем, держать наготове носовые платки…

Она слишком долго не занималась всем этим! И теперь чувство вины вылезло на первый план, заслонив все остальные. И неумолимо росло, когда Тина задумывалась внезапно, а не использует ли она детей нарочно, чтобы занявшись по маковку их проблемами не иметь возможности копаться в себе и мучиться.

По ночам она плакала, только причина была вовсе не в Морозове, а в ней самой, и в подлости ее натуры, открывшейся внезапно, и в собственном бессилии против этого. Что она могла поделать с тем, что стала плохой женой и никудышной матерью? Стала или была всегда. Впервые в жизни Тина жалела о карьере, давшей ей свободу, но лишившей права выбора. Работа позволила ей устроить жизнь, как хотелось, но подчинила ее саму. Она не знала, готова ли изменить в этом хоть что-то, но, пробыв с детьми две недели, она словно заново открыла для себя радость материнства и теперь смутно противилась тому, что по возвращении в Москву придется от нее отказаться. Снова только час, максимум два, перед сном, когда она едва дышит от усталости. Снова удалые воскресные планы, которые, увы, так нечасто удается воплотить в жизнь.

Все до кучи, как выражается Вероника.

Все слилось в единую картину, и только сейчас открылось, что корона, водруженная на голову много лет назад, – всего лишь иллюзия. И то, что раньше считалось лишь издержками королевской профессии, от чего Тина отмахивалась привычной фразой «за все нужно платить» и над чем особо не задумывалась, сейчас легло на сердце осознанной болью.

Наверное, рано или поздно к этому приходит любая деловая женщина, думала Тина. Пусть долгие годы кажется нормальным четырнадцатичасовой рабочий день, вымотанность, вечная горячка, хронический недосып. Но однажды, проснувшись утром, вдруг понимаешь, что тебе неизвестно, как учится дочь, с кем дружит сын и где в доме хранятся фотографии. И чувствуешь, как ужас подступает к тебе со всех сторон…

Сашка вытащил леденец изо рта и сосредоточенно поинтересовался:

– Мам, а папа нас встлетит?

– Спроси еще раз, – подцепила его Тина, – выговори все буквы толком, и я тебе отвечу.

За две недели она выяснила, что сын, оказывается, картавит только тогда, когда хочет попросить о чем-то. И заранее подозревает, что его просьба несколько… некорректна.

Вот почему логопеды разводили руками. А ведь она могла бы и раньше понять это, если бы… Не стоит заводить эту песню снова, за это время она достаточно упивалась чувством вины. Так недолго и захлебнуться!

– А правда, мам, папа придет или нет? – заерзала рядом Ксюшка, отлепившись от иллюминатора.

– Пусть Шурик спросит.

– Он не умеет.

– Умею!

– Не умеешь!

– Умею! Я при тебе не хочу и не буду! Я с тобой вообще не разговариваю!

– Он сказал! Мама! Он сказал!

Сашка надулся, досадуя, что в очередной раз попался на уловку сестры.

– Папа приедет, правда, точное время я ему не сообщала, так что нам, возможно, придется подождать его в аэропорту, – Тина погладила сына по макушке. – Вы соскучились, да?

Дети переглянулись, подозрительно быстро забыв о ссоре. И одинаково засопели носами. Тина знала, чем грозит такая согласованность. Уже знала… Ха-ха, не прошло и шести лет!

…Ну, ладно, что же на этот раз?

– Так, братья и сестры, быстренько признавайтесь, в чем дело?

– Как ты думаешь, мам, – поразмышляв, спросила Ксюша, – он за это время мог вылечиться?

Тина закашлялась.

– А что, наш папа чем-то болеет?

– Он алегорик, – авторитетно заявил Шурка.

Хм… спасибо, что с алкоголиком не перепутал, но в целом мысль Тина уловила.

– Аллергик это называется, сынок, от слова аллергия… – Тут до нее внезапно дошел смысл беседы: – Я надеюсь, вы не везете с собой крокодила?

– Мамочка, у крокодила нет шерсти, – напомнила Ксюшка, – так что с ним бы проблем не было.

– Тогда с чем у нас проблемы? Вернее, с кем?

– Мы точно не знаем, как он называется, – печально высказался сын.

Тина с силой потерла виски.

– Значит, он? И где это чудовище?

Оба синхронно ткнули пальцы в маленький Ксюшкин рюкзак, на который при досмотре, конечно, никто не обратил внимания.

Спустя полчаса, оставшиеся до посадки, Тина успела выяснить, что неизвестный зверь «вроде похож на тушканчика, забавно грызет ногти и обожает леденцы». Окинув юннатов негодующим взглядом, Тина взялась звонить мужу. Опять пришлось врать, сколько раз за это время ей приходилось обманывать Ефимыча, а? Наверное, при небольшом усилии можно было попасть в книгу рекордов Гиннеса. Сославшись на то, что ожидание в аэропорту не входит в число увлекательных мероприятий, и выслушав резонную отповедь мужа: «Почему ты не сообщила заранее, когда вы прилетаете?!» – Тина повесила трубку. Почему не сообщила? А сама не знает!

Ко всем прочим противоречиям, вопросам, проблемам и полной неразберихе в голове прибавилась забота о суслике. То есть, о тушканчике. Воочию на чудесного грызуна Тина решилась посмотреть только на стоянке, и весь путь до этого страшно переживала, то краснея, то бледнея. Если бы служащим в зале досмотра пришло в голову заглянуть в миленький рюкзачок ее дочери, обладатели тушканчика вполне могли загреметь за решетку, как контрабандисты. Торговцы живым товаром. Поди потом объясняй, что дети всего-навсего изучали фауну чужой страны.

Он был ничего, порядочный малый. В рюкзаке не нагадил, громко не кричал. Может, не умел, а может – воспитание не позволяло.

– Ну, что, мам, ты не сказала папе?

– Представьте себе, не сказала! Но обязательно скажу!

– Мама! Зачем его беспокоить? – тоном профессионального психотерапевта вещала дочь. – Вот если бы он приехал, тогда, да, конечно, нервотрепки было бы не избежать! Он почуял бы шерсть, и все бы точно раскрылось. А так… Мы ведь можем потихоньку пронести Кузьку к себе в комнату, и папа будет в порядке!

Тина закатила глаза, показывая, что вдохновенная речь произвела на нее должное впечатление. Сашка же кинулся спорить, что Кузька вовсе не Кузька никакой, а Грильдриг. Причем произнес все трудные «р», не коверкая, да еще добавил: «Потому что тушканчик похож на человечка, но маленький, все равно что Гулливер для великанов!»

Он был начитанный малый, ее сын.

– Хватит спорить, – улыбнулась Тина. – Пойдемте. Ксюш, возьми Шурика за руку, Шурик, возьми за руку меня. Водим хоровод вокруг такси, иначе нам никогда отсюда не уехать.

Разместившись рядом с водителем, Тина сосредоточенно придумывала, как выкроить время и скататься в зоопарк. Нет, все-таки нужно было купить детям обыкновенного пса, и дело с концом! Или котенка, по крайней мере. Даром что нескольких Ефимыч уже обнаруживал и пристраивал знакомым. Дети продолжали тосковать о братьях меньших и вот, пожалуйста, завели тушканчика.

С другой стороны, хорошо, что они не догадались поймать макаку!

Зажигательная мелодия, вырвавшись из радио, ударила по барабанным перепонкам.

– А нельзя ли потише? – покосилась Тина на водителя, молодого парня в кожаной куртке.

И вдруг через его плечо взглядом уперлась в московские улицы. Ни фига себе, сказала бы Ксюшка. Они уже давно оставили позади аэропорт, и автомагистраль кончилась, превратившись в суматошные переулки, а Тина даже не заметила. Не заметила, вот как! А в городе вовсю хозяйничала весна!

Разгуливал бродяга-апрель в стоптанных, хлипких ботинках, откуда били ручьи, в дырявом балахоне, откуда сыпалась на деревья зеленая крошка, с мокрым чубом, с которого срывалась звонкая капель.

– …Это классная песня, – возмущенно бубнил между тем водитель, – щас сами послушаете, а потом я ваще могу вырубить, и едьте в тишине!

– Вы тогда не ворчите, – весело сказала Тина, – а то я эту классную песню и не услышу!

– А мы слышим, – сообщила с заднего сиденья Ксюшка, припав к колонке.

– Лично я не слышу, я оглох, – сказал Сашка.

«В твои глаза пришла весна, – вдруг выпрыгнул из бесшабашной мелодии хрипловатый, но приятный голос, – чужим теплом твой сон согрет». Тина насторожилась почему-то.

…И ты, должно быть, влюблена.

А я? А я, должно быть, нет.

В твои глаза пришла весна —

Чужая ночь открыла окна,

И ты совсем уже пьяна,

А я? А я с похмелья дохну.

Что же это, а? Слова, вылетающие из приемника, знакомой тоской ложились на сердце, знакомым трепетом заставили дрогнуть пальцы. Что это, что?

В твои глаза пришла весна —

Чужой рукой поставлен зуммер,

И ты немножечко больна

А я? А я немножко умер.

Как будто она узнала в толпе силуэт, и размах плеч показался похожим, и походка была его. А решившись окликнуть, Тина увидела чужое лицо.

В полном смятении она уставилась на замолчавший приемник.

Это были его стихи, и… одновременно – не его. Черт, и почему она так плохо разбирается в стихах, окончила бы филологический, изучила бы поэтические принципы – или как там они называются?

Его слова-то! Не все, но многие, целые фразы, целые куски, выдернутые с газетной полосы тринадцатилетней давности.

– Это кто пел? – догадалась все-таки спросить она у водителя.

– Понравилось? – уточнил он, словно сам только что томно выдыхал в микрофон, – группа «Скифы», молодые совсем ребята, а вон какой хит забацали, правда, это их первый альбом, еще неизвестно, че потом…

– Извините, – перебила Тина, – мне нужно позвонить.

– Мам, ты папе? – подпрыгнула Ксюшка. – Мам, ну не говори ему пока, не расстраивай.

– Нет, я не папе. Остановитесь, пожалуйста, возле Макдональдса. И подождите нас, мы скоро.

Вручив Сашке с Ксюшкой по мороженому, Тина отошла в самый тихий угол и, бдительно наблюдая за детьми, на ощупь вытянула из сумки телефон.

Так, записная книжка, вот она.

Черт, где же он был, номер его мобильника? Неужели стерла? Впечатлительная идиотка! Только барышни шестнадцати лет демонстративно сжигают страницы с номерами телефонов бывших возлюбленных.

Что там с карапузами? Еще не передрались, и слава богу!

Издалека погрозив Ксюшке, которая пыталась взобраться на пластикового клоуна, Тина продолжила поиски.

Есть. Можно себя поздравить.

– Привет, – шепотом сказала она, когда Морозов сердито бухнул в трубку «слушаю».

– Ты? – изумился он. – Я звонил тебе, но…

– Я сменила номер, – быстро пояснила она. Последовательная девушка, ничего не скажешь!

Свой номер поменяла, а морозовский так и не удалила из записной книжки!

– Морозов, ты меня не перебивай, хорошо? Я сейчас кое-что узнала, и тебе обязательно надо… в общем, ты тоже должен знать. Помнишь, я тебя спрашивала про стихи? Ты же писал раньше стихи, правда?

– Ну, – ошарашенно промямлил он.

Она передохнула.

– Вот. Я их запомнила, понимаешь? То есть не их, я прочитала-то всего одно стихотворение, но запомнила. А теперь… Это называется плагиат, и ты просто обязан привлечь их к суду, понимаешь? Я уж не знаю, где они откопали твои стихи тринадцатилетней давности, но факт остается фактом. Я сама только что слышала.

– Что слышала-то?

– Песню. На твои стихи. Они кое-что переделали, но узнать все равно можно! И если ты найдешь хорошего адвоката… Хотя, конечно, у нас с авторским правом беда! Но можно попробовать. А то, что же это получается, какие-то «Скифы»…

– Тина, я понял, понял, – торопливо перебил он, – ты решила, что они у меня украли тексты?

– Да, – прошипела она. – Самым подлым образом!

Он расхохотался.

– Ты должен приехать в Москву и во всем разобраться!

Возмущение прямо-таки перло из нее, и Тина никак не могла говорить спокойно, с яростного шепота резко переходя едва ли не на крик.

– Я никуда не поеду, – сказал Олег.

– Что-что? Я тут распинаюсь, а ему все равно! Это твои стихи, Морозов, можешь сам послушать! Группа «Скифы», первый альбом и пока единственный, купи и убедись!