— Леклерк — единственный из окружающих нас офицеров, в которого я ни капли не влюблена.

Но Наполеон, опасаясь, что своими любовными похождениями Полетт скомпрометирует семью, настоял на этом браке.

Леклерк, низенький, толстенький, очень энергичный, никогда не улыбающийся, выглядел гораздо старше Полетт.

Элиза тоже присутствовала, раскрашенная как оловянный солдатик, со своим супругом Бачиокки и распиналась, расписывая блестящие перспективы своего мужа, которого Наполеон обещал устроить в одно из министерств.

Каролина и дочь Жозефины, светленькая, малокровная Гортенс, получили разрешение покинуть па один день свой пансион, чтобы пожелать счастливого пути к пирамидам победоносному генералу, брату одной и отчиму другой. В настоящий момент они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на маленькой кушетке и задыхались от смеха, разглядывая новое платье м-м Летиции, очень похожее на двойные занавеси в столовой.

В этой шумной толпе Бонапартов я с удивлением заметила молодого человека, худощавого, со светлыми волосами, очень юного, в адъютантской форме, застенчиво смотревшего на прелестную Полетт. Я спросила Каролину, кто это. Она опять расхохоталась и прошептала:

— Сын Наполеона.

Юноша, как бы угадав мой вопрос, выскользнул из толпы, подошел ко мне и смущенно представился:

— Эжен де Богариэ, адъютант генерала Бонапарта.

Все были в сборе. Не было только хозяев: Жозефины и Наполеона. Наконец, дверь распахнулась, и Жозефина, просунув в комнату головку, крикнула:

— Извините нас, дорогие родственники. Мы сейчас будем. Жозеф, пройдите сюда, пожалуйста. Наполеон хочет с вами поговорить. А пока располагайтесь поудобнее, дорогие родственники. Я сейчас вернусь.

Она упорхнула. Жозеф пошел за ней. М-м Летиция пожала плечами. Мы продолжали беседовать, но вдруг замолчали. В соседней комнате раздались стук, крик и звон разбитого стекла. В это время в комнате появилась Жозефина.

— Как приятно, что вся семья в сборе, — улыбаясь, говорила она, подходя к м-м Летиции. Ее белое платье ловко облегало талию, бархатный кроваво-красный шарф, обшитый горностаем, был небрежно накинут на голые плечи и не скрывал мраморной белизны кожи.

Тогда мы услышали из соседней комнаты успокаивающий голос Жозефа.

— Люсьен… у вас ведь есть сын Люсьен, — обратилась Жозефина к м-м Летиции.

— Да, мой третий сын. Что он натворил? — М-м Летиция взглянула на Жозефину почти с ненавистью. Ну и сноха, которая не знает наизусть имен своих деверей.

— Он написал Наполеону, что женился.

— Я знаю, — сказала м-м Летиция и нахмурила брови. — Разве моему второму сыну не по душе выбор, сделанный братом?

Жозефина, смеясь, пожала плечами.

— По-видимому. Слышите, как он кричит.

Вдруг дверь из соседней комнаты распахнулась, и в проеме показался Наполеон. Его худое лицо было красно от гнева.

— Мама, ты знаешь, что Люсьен женился на дочери трактирщика?

М-м Летиция окинула взглядом Наполеона с головы до ног. Ее глаза скользнули с растрепанных темных с рыжеватым отливом волос, падавших до плеч, на его мундир, поражающий простотой, но сшитый лучшим военным портным, до его элегантных сапог, сверкающих и очень узких.

— Что ты имеешь против невестки — Кристины Буайо из Сент-Максимина, Наполеон?

— А!.. Вы не понимаете?.. Дочь трактирщика, служанка, которая обслуживала окрестных крестьян в кабачке своего отца! Мама, твоя позиция непостижима!

— Кристина Буайо — честная девушка, насколько я знаю, и пользуется отличной репутацией, — сказала м-м Летиция, исподволь косо взглянув на Жозефину.

— И, кроме того, не всем же жениться на бывших графинях… — это был голос Жозефа.

Ноздри Жозефины задрожали, но улыбка не сползла с ее сомкнутых губ. Ее сын Эжен залился румянцем. Наполеон повернулся и посмотрел на Жозефа. Потом он провел ладонью по лбу, отвернулся от Жозефа и сказал решительно:

— Я считаю себя вправе требовать от братьев, чтобы они вступали в брак, выбирая жен в соответствии со своим положением. Мама, я настаиваю, чтобы ты написала Люсьену, что ему необходимо развестись. Этот брак должен быть аннулирован. Напиши ему, что я настаиваю. Жозефина, можно ли наконец ужинать?

В это время он увидел меня. На долю секунды наши взгляды скрестились. Эта встреча произошла, эта встреча, которой я так боялась, к которой питала такое отвращение и о которой так страстно мечтала…

Он шагнул в комнату, отстранил Гортенс, которая хотела к нему подойти, и взял меня за руки:

— Эжени, я так счастлив, что вы приняли наше приглашение!.. — Он не сводил с меня глаз и улыбался. Каким молодым он показался мне в этот момент!

Я освободила руки.

— Конечно, мне уже восемнадцать лет. — Ответ прозвучал нерешительно и неловко. — Да и не виделись мы давно, генерал! — Это было уже лучше.

— Да, давно! Слишком давно, Эжени, не правда ли? В последний раз… где мы виделись в последний раз? — Он, смеясь, искал мой взгляд. Чертики прыгали в его глазах, когда он вспоминал наше последнее свидание, которое он, оказывается, находил очень забавным.

— Жозефина, Жозефина, познакомься с Эжени, сестрой Жюли. Я тебе так много о ней рассказывал…

— Но Жюли говорила, что м-ль Эжени предпочитает, чтобы ее звали Дезире, — при этих словах ее тонкий белый силует возник рядом с Наполеоном. Ничто в ее улыбке Моны Лизы не давало знать, что она меня узнает.

— Очень мило, что вы приехали, мадемуазель!

— Я хочу сказать вам два слова, генерал, — обратилась я к Наполеону. Его улыбка сбежала с губ. Вероятно, он подумал, что я хочу устроить ему сцену.

— Дело очень серьезно, — продолжала я. Жозефина быстро взяла его под руку.

— Мы можем идти к столу, — проговорила она быстро. И, повернувшись к остальным: — Ужинать! Ужинать!..

За ужином меня посадили между скучнейшим Леклерком и тихим Эженом Богарнэ. Наполеон говорил не переставая, адресуясь, в основном, к Жозефу и Леклерку. Мы уже закончили суп, а он еще не поднес ложки ко рту. Раньше в Марселе на него иногда нападала такая болтливость, причем увлекшись, он подкреплял каждую фразу драматическим жестом. Он говорил непринужденно и уверенно и не желал слушать ни вопросов, ни возражений.

Когда он заговорил об унаследованных нами врагах-англичанах, Полетт вздохнула: «О, господи, опять он об этом!»

Мы услышали все подробности того, почему он не хочет в данное время напасть на Британские острова. Он внимательно обследовал Дюнкерк и его окрестности, он обдумал даже конструкцию плоскодонных судов, которые могли бы захватить мелкие рыболовные порты Англии, куда военные суда не смогут войти.

Тоненький голосок Жозефины был почти не слышен, когда она сказала:

— Ну, кушай же свой суп, Бонапарт!

— Можно также забросить воздушный десант, — почти кричал Наполеон, наклоняясь к Леклерку, сидящему против него. — Представляете, генерал, переправить через Ламанш батальон за батальоном в гондолах воздушных шаров!.. Войска, вооруженные легкой артиллерией!

Леклерк открыл было рот, может быть чтобы возразить, но сразу же закрыл его.

— Не пей так много, сынок, — сказала ворчливо м-м Летиция. Наполеон поставил свой бокал и торопливо начал есть. На несколько минут воцарилось молчание, прерываемое нелепым хихиканьем Каролины.

— Жаль, что вы не можете отрастить своим генералам крылья, — сказал Бачиокки, которому наскучило молчание. Наполеон посмотрел на Жозефа.

— Когда-нибудь я все-таки попробую атаковать противника с воздуха. У меня есть группа изобретателей, которые разрабатывают эту идею. Воздушный шар сможет поднять трех-четырех человек. Воздушный шар может продержаться в воздухе долгое время. Очень интересно! Фантастические возможности!

Наконец он закончил свой суп. Жозефина сделала знак метрдотелю. Пока мы ели цыплят со спаржей, Наполеон объяснял девочкам — Каролине и Гортенс, что такое пирамиды. Потом он объяснял всем нам, что он намерен не только разрушить колониальное господство англичан в Египте, но и освободить египтян.

— Мой первый приказ войскам… — Бум! Стул опрокинулся, он оттолкнул его ногой, выбежал из комнаты и тотчас вернулся, держа в руках исписанный лист бумаги. — Вот, слушайте: «Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!» — Он остановился. — Это возраст пирамид. Слушайте дальше: «Народ, среди которого мы находимся, — мусульмане. Их главная заповедь, что Аллах — это бог, а Магомет — пророк его…»

— Мусульмане называют своего бога Аллахом? — спросила Элиза, которая в Париже стала читать книги и уже кое-чему научилась.

Наполеон наморщил лоб и сделал рукой жест, как бы отмахиваясь от мухи.

— Я усовершенствую их религию, но это не самое срочное. Не беспокойтесь об их судьбе. Мы отнесемся к египтянам так же, как к евреям и итальянцам, и к их имамам — так же, как к итальянским падре и еврейским раввинам.

— Это будет большим счастьем для египтян, что Республика освободит их и предоставит им Права человека, — сказал Жозеф.

— Что ты хочешь сказать?

— Что Декларация Прав человека — фундамент всех твоих поступков! — ответил Жозеф. Его лицо ничего не выражало…

И опять, через много лет, я ощутила, как когда-то давно, в Марселе: он ненавидит брата!

— Ты очень хорошо написал, сынок, — сказала м-м Летиция примирительно.

— Прошу вас заканчивать кушать, Бонапарт. У нас будет масса гостей после обеда, — послышался голосок Жозефины.

Наполеон начал отправлять в рот большие куски. Он глотал их, почти не разжевывая.

Я случайно взглянула на Гортенс… Девочка, нет, в четырнадцать лет это уже не девочка, я знаю это по своему опыту, Гортенс, эта совсем юная девушка, так мало похожая на свою чаровницу-мать, эта угловатая девушка-подросток, смотрела на Наполеона, не отрывая глаз. Бесцветных, немного выпуклых глаз… На щеках ее горели красные пятна… «Господи! — подумала я, — Гортенс влюблена в своего отчима!» — Мне не показалось это смешным. Наоборот — грустным.

Мои раздумья были прерваны Эженом Богарнэ, который сказал:

— Мама хочет выпить за ваше здоровье.

Я быстро подняла бокал. Жозефина улыбнулась мне. Медленно она поднесла свой бокал к губам, и, поставив его, бросила на меня взгляд заговорщицы. Вероятно ей вспомнилась сцена у м-м Тальен.

— Мы будем пить кофе в гостиной, — сказала она, поднимаясь из-за стола.

В соседней комнате уже ожидала толпа гостей, приехавших пожелать Наполеону счастливого пути. Казалось, что все, кто ранее посещал салон м-м Тальен, собрались теперь в маленьком доме на улице Победы. Среди военных я заметила моих бывших поклонников — Жюно и Мармона, который уверял дам, что в Египте он подстрижет свои длинные волосы.

— Мы войдем туда как римские герои, нельзя же нам быть вшивыми, — смеясь, говорил он.

— Это идея вашего сына, мадам, — поддержал один из офицеров, очень бойкий, с завитыми черными волосами, блестящими глазами и вздернутым носом.

— Не сомневаюсь, генерал Мюрат, у моего сына всегда сумасбродные идеи, — ответила м-м Летиция, улыбаясь. Казалось, ей нравится этот молодой офицер. Его мундир был расшит золотом так же, как и короткие белые панталоны. М-м Летиция, как истая южанка, питает слабость к ярким, бросающимся в глаза расцветкам.

Вошел новый гость, вероятно почетный, потому что Жозеф поднял с дивана трех офицеров, чтобы усадить его.

Кого же усадили на диван?.. Барраса, директора Французской Республики, в лиловом, расшитом золотом камзоле, с лорнетом в руке. Жозеф и Наполеон уселись по обе стороны, а худощавый человек с острым носом, я где-то видела его, облокотился на спинку дивана сзади них. А, это один из собеседников, невольно подслушанных мною в гостиной м-м Тальен, некий Фуше.

Эжен Богарнэ так старался занять гостей, что лоб его покрылся капельками пота. Он усадил меня и толстуху Элизу на стулья, как раз напротив дивана, где восседал Баррас. Потом он подвинул кресло и попросил Фуше присесть. Но не успел тот занять предложенное место, как вскочил, заметив подходившего к нам молодого, элегантного, слегка прихрамывающего человека в напудренном парике по старинной моде.

— Дорогой Талейран, присаживайтесь к нам.

Беседа этих господ вертелась вокруг нашего посла в Вене, который находился в пути, возвращаясь в Париж. В Вене произошло что-то, что очень интересовало наших собеседников. Я поняла, с их слов, что во время одного из официальных приемов в Австрии наш посол вывесил флаг Французской Республики, а венцы осадили посольство, желая сорвать флаг.

Мне не приходится читать газеты, так как Жозеф сразу уносит их к себе в кабинет. Когда потом газеты достаются мне и Жюли, все интересное из них бывает вырезано. Эти вырезки он носит Наполеону, чтобы обсуждать с ним. Таким образом, происшествие в Вене, о котором знали все, для меня было новостью. Мы только что с трудом заключили мир с австрийцами и направили посольство в Вену.