Потом она продолжала свою болтовню:

— Эжен Богарнэ тоже вернулся из Египта. Все офицеры египетской армии потихоньку на маленьких лодках прибывают во Францию каждый день. Нам рассказывали, что Наполеон оставил в Египте некую Полину Фуре, которую он звал Беллилотт. Она жена одного молодого офицера и последовала за своим мужем в Египет переодетой в военную форму. Когда Наполеон получил письмо с сообщением о похождениях Жозефины, он бегал два часа взад и вперед по своей палатке как сумасшедший, потом пригласил к себе эту Беллилотт и ужинал с ней…

— Что же с ней теперь? — спросила я. Жюли рассмеялась.

— Говорят Жюно, Мюрат и прочие… что Наполеон оставил ее своему заместителю так же, как и командование армией.

— А как он сейчас?

— Заместитель?

— Не строй из себя дурочку! Я, конечно, спрашиваю о Наполеоне.

Жюли задумалась.

— Знаешь, он изменился. Может быть, это от того, что он изменил прическу, в Египте он остриг волосы, но его лицо сейчас стало каким-то более полным и менее неправильным. Но не только это. Нет. Конечно, нет! Ты ведь сама увидишь его в воскресенье. Вы же приедете обедать в Монтефонтен?

Парижские нувориши в это время уже завели себе загородные дома, а писатели — сады, под сень которых они удаляются. Поскольку Жозеф чувствует себя элегантным парижанином и писателем, он купил себе очаровательную виллу в Монтефонтене с очень большим парком. В одном часе езды в карете от Парижа. И в следующее воскресенье мы должны там обедать в компании с Наполеоном и Жозефиной.

Конечно, сегодняшние события никогда не могли бы произойти, если бы Жан-Батист все еще был военным министром к моменту возвращения Наполеона. Но немного ранее у него произошла крупная ссора с директором Сийесом, и он в сильном раздражении подал в отставку. Когда сейчас я раздумываю над тем, что Сийес ожидал возвращения Наполеона и, может быть, нарочно спровоцировал Жана-Батиста на ссору, я считаю такое положение вполне возможным.

Преемник Жана-Батиста не посмел предать Наполеона суду военного трибунала, потому что различные генералы и ряд депутатов, группировавшихся вокруг Жозефа и Люсьена, были очень рады возвращению Наполеона.

В эти хмурые осенние дни Жан-Батист принимал многочисленных посетителей. Генерал Моро приезжал почти каждый день и заявлял, что армия должна вмешаться, если Наполеон задумал переворот. Делегация муниципальных советников Парижа прибыла, чтобы спросить, не примет ли генерал Бернадотт командование Национальной гвардией в случае, если произойдут беспорядки.

Жан-Батист ответил им, что он с большой охотой согласится принять командование, но необходимо, чтобы ему это поручили палаты депутатов или доверило правительство. Но правительство — это военный министр. Тогда муниципальные советники смущенно ретировались…

Утром того дня, когда мы должны были ехать в Монтефонтен, я услышала очень знакомый голос в гостиной:

— Эжени! Я хочу видеть моего крестника!

Я сбежала вниз. Он был в гостиной, загорелый, с коротко остриженными волосами.

— Мы решили застать вас врасплох, вас и Бернадотта. Поскольку вы приглашены в Монтенфонтен, мы с Жозефиной решили заехать за вами. Прежде всего, я хотел видеть вашего сына и полюбоваться вашим новым домом. Кроме того, я еще не видел моего товарища Бернадотта после того, как вернулся.

— Вы прекрасно выглядите, моя дорогая, — сказала Жозефина, которая стояла изящная и тоненькая в дверях веранды.

Жан-Батист вошел, и я побежала в кухню сказать Мари, чтобы она приготовила кофе и ликеры. Когда я вернулась, Жан-Батист уже принес Оскара и Наполеон стоял, наклонившись над нашим сынишкой, приговаривал «ти-ти-ти» и тихонько щекотал ему подбородок. Оскару это не понравилось, и он громко заревел.

— Вы готовите отличного солдата будущей армии, камрад Бернадотт, — сказал Наполеон, смеясь и хлопая Жана-Батиста по плечу.

Я взяла сына из рук отца и сразу почувствовала, что малыш мокрый…

Пока мы пили крепкий сладкий кофе, поданный Мари, Жозефина заговорила со мной о розах. Розы — ее страсть, и я уже слышала, что она устроила у себя в Мальмезоне отличный розариум. Она увидела у нас несколько розовых кустов возле балкона и хотела знать, как я за ними ухаживаю. Отвечая ей, я немного упустила нить разговора Наполеона с моим мужем. Но мы обе сразу замолчали, когда Наполеон сказал:

— Мне передали, что если бы вы были еще военным министром, вы предали бы меня суду военного трибунала, чтобы меня приговорили к расстрелу, камрад Бернадотт. В чем же вы меня обвиняете?

— Я думаю, что вы знаете наш военный устав так же хорошо, как я, камрад Бонапарт, — сказал Жан-Батист и продолжал с улыбкой. — И даже лучше, так как вы учились в военной школе и начали службу офицером, в то время как я долго был простым солдатом, о чем вы, вероятно, слышали.

Наполеон наклонился, чтобы поймать взгляд Жана-Батиста. В этот момент я заметила те изменения, которые произошли в нем. Короткие волосы делали его голову круглой, и худые щеки казались полнее. Кроме того, я никогда не замечала, как резко очерчен его подбородок. Он выдавался вперед, образуя почти угол. Но все это только подчеркивало изменения, не являясь их причиной, ибо решительно изменилась его улыбка. Эта улыбка, которую когда-то я так любила, а позже так опасалась.

Эта беглая улыбка раньше только изредка освещала его лицо, а теперь она не сходила с его губ. Она стала просительной, она и умоляла, и требовала. Что требовала эта приклеенная к губам улыбка, и кому она была адресована? Конечно, Жану-Батисту. Жана-Батиста надо было завоевать, сделать своим другом, наперсником, единомышленником-энтузиастом.

— Я вернулся из Египта, чтобы предоставить себя опять в распоряжение своей родины, так как считаю свою миссию в Африке законченной. Вы мне говорите, что границы Франции защищены и что вы, как военный министр, вооружили сто тысяч пехоты и сорок тысяч кавалерии. То войско, что я покинул в Египте, не может иметь никакого значения для французской армии, доведенной вашими стараниями до 400 тысяч человек. В то время, как при создавшемся отчаянном положении в Республике, такой человек, как я…

— Положение в настоящее время совсем не безнадежно, — спокойно сказал Жан-Батист.

— Правда? — улыбаясь, спросил Наполеон. — Однако с момента моего возвращения мне рассказывают, что правительство больше не является хозяином положения. Роялисты снова зашевелились в Вандее, а некоторые парижане находятся в открытой переписке с Бурбонами, находящимися в Англии. С другой стороны, клуб Манеж готовит якобинскую революцию. Вы, конечно, знаете, что клуб Манеж хочет сбросить Директорию, камрад Бернадотт?

— Что касается клуба Манеж, вы, конечно, лучше разбираетесь в его планах и действиях, — медленно сказал Жан-Батист, — так как членами его являются ваши братья Жозеф и Люсьен, которые основали этот клуб и руководят его действиями.

— По моему мнению, армия и ее командиры сейчас обязаны приложить все силы, чтобы гарантировать порядок и спокойствие. Кроме того, необходимо найти наиболее приемлемую форму правления, которая сохранит идеалы Революции, — сказал Наполеон убежденно.

Разговор мне наскучил, и я повернулась к Жозефине. Но, к моему удивлению, ее внимательный взгляд был прикован к Жану-Батисту, как будто от его ответа зависело какое-то решение.

— Я считаю, что будет актом измены, если армия или ее командиры будут способствовать изменению Конституции насильственно.

Это был ответ Жана-Батиста.

Просительная улыбка не покидала губ Наполеона. При словах «измена» Жозефина высоко подняла свои тонкие брови. Я налила всем еще кофе.

— Если сейчас все партии, я повторяю, все партии обратятся ко мне, чтобы предложить мне приложить все мои силы и с помощью лучших людей создать новую Конституцию, отвечающую истинным чаяниям народа, поможете ли вы мне, камрад Бернадотт? Группа, которая хочет осуществить идеи революции, может ли она рассчитывать на вас? Жан-Батист Бернадотт, может ли Франция возлагать свои надежды на вас?

Серые глаза Наполеона горели, и он, наклонившись, хотел прочесть самые затаенные мысли Жана-Батиста. Мой муж порывисто поставил чашку.

— Послушайте, Бонапарт, если вы приехали выпить у меня кофе и одновременно предлагаете мне измену, я буду вынужден попросить вас покинуть мой дом.

Влажный блеск глаз Наполеона потух, его улыбка стала беспокойной.

— Значит, вы возьметесь за оружие против своих товарищей, которым Нация поручит спасти Республику?

Звучный смех неожиданно разрядил напряженность момента. Жана-Батиста трясло от приступа смеха, который он не мог долее сдерживать.

— Камрад Бонапарт! Камрад Бонапарт! В то время, как вы загорали в Египте, меня не раз и не два побуждали разыграть «сильного человека» и, опираясь на штыки моей армии, организовать… как это называется у вас и вашего брата Жозефа… да, сконцентрировать в себе все положительные силы, все могущество. Но я отказался. У нас есть две палаты, в которых достаточно депутатов, и если кто-нибудь из них недоволен, разве не могут они внести изменения в Конституцию? Лично я считаю, что наша Конституция дает вам все возможности для поддержания порядка и спокойствия и для защиты наших границ. Но если представители народа решат без принуждения извне избрать другую форму правления, это никак не может касаться ни армии, ни меня.

— А если депутаты под давлением извне решат изменить Конституцию, как вы отнесетесь к этому, камрад Бернадотт?

Жан-Батист встал и подошел к двери веранды. Можно было подумать, что он искал слова ответа там, в серой осенней дымке. Взгляд Наполеона был прикован к этому темному силуэту, повернутому к нам спиной.

Потом Жан-Батист вернулся, подошел к сидевшему Наполеону и тяжело положил руку ему на плечо.

— Камрад Бонапарт, вы были в Италии моим главнокомандующим, я знаю, как вы готовите ваши кампании, и говорю вам: у Франции нет лучшего руководителя, чем вы. Можете поверить бывшему сержанту. Но то, что предлагают вам политики, недостойно генерала армии Республики. Не делайте этого, Бонапарт!

Наполеон внимательно разглядывал маргаритки, вышитые на ковре, и его лицо ничего не выражало. Рука Жана-Батиста соскользнула с плеча Наполеона.

— Если вы попробуете поступить наперекор моему совету, я буду сражаться с вами и вашими сторонниками при условии, что…

Наполеон поднял глаза:

— При каком условии?

— При условии, что мне это поручит законное правительство.

— Какой вы упрямый, — прошептал Наполеон.

Жозефина предложила ехать в Монтефонтен.

Загородный дом Жюли был полон гостей. Мы встретили там Талейрана и Фуше, и, конечно, личных друзей Наполеона: генералов Жюно, Мюрата, Леклерка и Мармона. Все были приятно удивлены, увидев Наполеона в компании с Жаном-Батистом. После ужина Фуше заметил Жану-Батисту:

— Я не знал, что у вас с генералом Бонапартом дружеские отношения.

— Дружеские отношения? — переспросил Жан-Батист. — Мы же родственники.

Фуше засмеялся.

— Многие умеют очень ловко выбирать родственников.

На это Жан-Батист ответил с улыбкой:

— Бог свидетель, что я не искал этого родства!

Все последующие дни в Париже только и было разговоров, рискнет ли Наполеон сделать «этот шаг»? Или воздержится?..

Однажды я проезжала по улице Победы и видела группы молодых людей, кричавших: «Да здравствует Бонапарт!» Фернан уверяет, что им заплачено за их энтузиазм, но Жан-Батист говорит, что многие не могут забыть крупные суммы, экспроприированные Наполеоном в побежденной Италии и высланные в Париж.

Когда сегодня утром я вошла в нашу столовую, я вдруг почувствовала: это случится сегодня. Сегодня!

Жозеф держал Жана-Батиста за пуговицу мундира и лихорадочно убеждал его сейчас же ехать к Наполеону.

— Вы должны выслушать его. Вы увидите сами, что он хочет спасти Республику, — говорит Жозеф.

А Жан-Батист:

— Я знаю его планы. Они не имеют ничего общего с Республикой.

Жозеф:

— В последний раз. Вы отказываетесь оказать поддержку моему брату?

Жан-Батист:

— В последний раз: я отказываюсь участвовать в государственной измене в какой бы то ни было форме.

Жозеф обернулся ко мне:

— Заставьте его внять доводам рассудка, Дезире!

— Я принесу вам кофе, Жозеф. Вы так взволнованы!

Жозеф отказался и ушел, а Жан-Батист подошел к двери веранды и стал смотреть в наш безлиственный осенний сад.

Часом позже генерал Моро, м-сье Саррацин, бывший секретарь Жана-Батиста и еще некоторые господа из военного министерства обрушились на нас как лавина. Они просили Жана-Батиста стать во главе Национальной гвардии и преградить Наполеону доступ в Совет Пятисот.

— Приказ должен исходить от правительства, — упорствовал Жан-Батист.

В этой дискуссии приняли участие многие муниципальные советники, которые бывали у нас раньше и которые уже просили Жана-Батиста возглавить армию. Жан-Батист объяснил и им свою позицию: