Анна-Мария Зелинко - Дезире

— Я решил. Я хочу быть музыкантом. Композитором, как м-сье ван Бетховен. Или королем.

— Почему королем?

— Потому что, если ты король, то можешь делать добро многим людям. Мне рассказывал один лакей во дворце. Раньше в Ганновере был король. Раньше, чем император прислал туда папу. Ты знала об этом?

Теперь даже мой шестилетний сын понял, как я невежественна!

— Композитором или королем, — он настойчиво.

— Тогда уж королем, — сказала я. — Это легче!

Если бы я знала, где находится Понте-Корво! Конечно, завтра утром я узнаю это из газет. Чего же ради ломать над этим голову?

Лучше я запишу все, что произошло с тех пор, как я вернулась из Германии.

Оскар болел коклюшем. Друзья избегали бывать у меня, боясь заразить своих детей. Я хотела возобновить занятия танцами, но месье Монтель тоже побоялся заразиться. Эта старая балерина в штанах также боится детских болезней, как Жозефина прыщика на своей эмалевой щечке.

Вообще-то мне повезло, что не нужно было заниматься танцами. Последнее время я что-то очень устала. Оскар кашляет и его рвет в основном ночью, и я поставила его кроватку в свою спальню, чтобы самой вставать к нему.

На рождество мы были совсем одни: Оскар, Мари и я. Я подарила Оскару скрипку и обещала пригласить учителя, как только малыш поправится.

Иногда заезжала Жюли, но она усаживалась в гостиной, куда Мари подавала шоколад и растирала ей ноги (бедняжке Жюли приходится много времени проводить стоя, повинуясь придворному этикету), ведь в отсутствие императора Жозеф устраивает приемы.

Я оставалась в столовой, чтобы быть подальше от Жюли. Мы болтали через открытую дверь, вернее, Жюли громко сообщала мне все новости.

— Твой муж завоевал Баварию. Завтра это будет в «Мониторе», — кричала мне Жюли. — В конце осени он столкнулся с австрийскими войсками и победил их. Сейчас он оккупировал Мюнхен. Мари, три посильнее, иначе массаж мне не помогает. Твой муж — большой стратег, Дезире.

В октябре она объявила мимоходом:

— Мы потеряли весь наш флот, но Жозеф говорит, что это ничего не значит. Император сумеет показать нашим врагам, кто хозяин Европы!..

В начале декабря она появилась запыхавшаяся.

— Мы выиграли гигантскую битву, и завтра мы с Жозефом даем бал для тысячи приглашенных. У Роя будут работать всю ночь над моим новым платьем. Темно-красный цвет. Как ты находишь, Дезире?

— Ты знаешь, что красный цвет тебе не идет, Жюли. Что говорят о Жане-Батисте? Он здоров?

— Больше чем здоров, дорогая. Жозеф говорит, что император очень обязан Бернадотту, так блестяще он провел битву. Пять корпусов сражались под Аустерлицем.

— Где это, Жюли?

— Понятия не имею. Да это безразлично. Где-то в Германии, конечно. Послушай, пять корпусов под командованием Даву, Ланна, Мюрата, Сулла и твоего мужа. Жан-Батист и Сулл держали центр.

— Какой центр?

— Я не знаю. Вероятно, центр фронта сражения. Я же не стратег. Наполеон был на холме с пятью маршалами. Теперь все враги Франции разбиты навсегда. Теперь будет навсегда мир, Дезире. Мари, дай мне еще капельку шоколада.

— Мир… — я, пытаясь представить возвращение Жана-Батиста. — Так они наконец вернутся домой? — крикнула я в гостиную.

— Он, наверное, уже в дороге. Теперь мы будем хозяевами всей Европы. Ему следует поразмыслить над этим хорошенько.

— Всей Европы! Ему это безразлично. Нужно, чтобы он скорее вернулся домой. Оскар все время о нем спрашивает, — крикнула я в ответ.

— А, ты говоришь о Жане-Батисте… А я говорила об императоре. Император уже в пути. Жозеф говорит, что Жан-Батист не сможет скоро вернуться. Император поручил ему Ансбах и Ганновер. Он будет держать в этих городах настоящий двор. Тебе придется ехать в Ансбах.

— Я не могу ехать. Ведь у Оскара коклюш, — ответила я тихо. Жюли не слышала.

— Правда, что красное мне не идет? Жозеф любит, когда я в красном, он говорит, что это королевский цвет. Ой, Мари, не три так сильно! Почему ты не отвечаешь, Дезире?

— Мне грустно! Я соскучилась по Жану-Батисту. Почему бы ему не взять отпуск?

— Не будь ребенком, Дезире! Как император удержит завоеванные территории, если ими не будут управлять его маршалы?

«Да, как иначе их удержишь?» — подумала я горько. Выиграв это последнее сражение, император покорил всю Европу. С помощью восемнадцати маршалов. И надо же было, чтобы я была замужем за маршалом! Французов миллионы, а маршалов всего восемнадцать, и из этих восемнадцати один достался мне. И я люблю его и тоскую о нем…

— Выпей шоколада и приляг, — сказала Мари. — У тебя опять была бессонная ночь.

Я открыла глаза.

— Где Жюли?

— Я задремала, а она отправилась мерить платье, устраивать бал и, может быть, вытирать пыль в Елисейском дворце, прежде чем прибудет тысяча ее приглашенных, я так полагаю…

— Мари, неужели это никогда не кончится? Войны, управление странами, которых мы не знаем и где не знают нас…

— Когда-нибудь это кончится, и кончится плохо, — сказала Мари мрачно. Она ненавидит войну. Она боится, что когда-нибудь призовут в солдаты и ее сына. Она ненавидит дворцы, в которых мы живем, потому что она истинная республиканка. Когда-то мы все были республиканцами…

Я легла и заснула тревожным сном, а вскоре была разбужена Оскаром, который кашлял и задыхался.

Так тянулись мрачные недели. Наступила весна, а Жан-Батист все не возвращался. Письма его были коротки и ни о чем не говорили. Он пытался ввести в Ансбахе те же порядки, что и в Ганновере. Он звал нас к себе, как только Оскару станет лучше, но Оскар поправлялся очень медленно.

Приехала Жозефина со своей дочерью Гортенс, и та пригласила Оскара поиграть со своими сыновьями. С тех пор как Наполеон усыновил этих двух мальчиков, Гортенс и Луи Бонапарт, ее муж, воображают, что их старший унаследует императорскую корону. Однако Жозеф убежден в том, что трон предназначается ему. Я не понимаю, почему Жозеф должен пережить своего младшего брата, почему Наполеон не назначил наследником одного из своих собственных сыновей, ведь в декабре этого года лектриса Жозефины, Элеонора Ревель, произвела на свет маленького Шарля «совершенно секретно», но не без многочисленных россказней по поводу ее связи с Наполеоном.

Может быть также, что у императрицы появится счастливая возможность вновь стать матерью, как было в первом браке…

Но, слава Богу, меня это совершенно не касается!

После поездки кГортенс Оскар заболел корью. И снова потянулись дни одиночества и ночи с лихорадящим Оскаром. Теперь даже Жюли не показывалась к нам. Корь была для ее страшнее коклюша.

Однако в один из солнечных послеполуденных часов она влетела в мою гостиную, страшно взволнованная. Едва я показалась в дверях, она закричала:

— Не приближайся, а то заразишь! Ты же знаешь, как восприимчивы мои девочки! Я приехала к тебе потому, что хочу, чтобы ты была первой, кто узнает. Это просто невероятно…

Шляпка ее сбилась на сторону, на лбу выступили капельки пота, она была очень бледна.

— Ради Бога, что случилось?.. — спросила я в страхе.

— Я — королева! Королева Неаполитанская, — произнесла она мрачно. Ее глаза были расширены. Сначала я подумала, что она больна. Она заразилась корью и теперь бредит в лихорадке.

— Мари, Мари, — закричала я. — Иди скорее, Жюли дурно!

Мари появилась в дверях, но Жюли остановила ее жестом.

— Оставь меня, я не больна. Мне необходимо просто привыкнуть к этой мысли: я — королева! Королева Неаполитанская! Неаполь в Италии, насколько я знаю. Мой муж — Его величество, король Жозеф, а я — Ее величество, королева Жюли… Ведь это ужасно, Дезире! Нам опять придется ехать в Италию и жить в этих ужасных мраморных дворцах!

— Вряд ли это пришлось бы по вкусу вашему покойному батюшке, — вмешалась Мари.

Жюли обрезала ее:

— Придержи язык, Мари!

Я никогда не слышала, чтобы она говорила с Мари таким тоном. Мари поджала губы и вышла, хлопнув дверью. Тотчас дверь открылась вновь, вошла моя компаньонка, м-м Ля-Флотт, которую я не видела с начала болезни Оскара. Она тоже боялась кори. Она присела перед Жюли в низком реверансе, как перед императрицей…

— Ваше величество, будет ли мне дозволено принести свои поздравления? — прошептала она.

Жюли, развалившаяся было на диване, села, провела рукой по лбу. Взглянув на мою компаньонку, она вдруг подобралась и приняла вид плохой актрисы, которая пытается играть роль королевы.

— Благодарю. Откуда вы знаете? — произнесла она незнакомым мне тоном.

Компаньонка, все еще приседавшая перед Жюли, ответила:

— Об этом говорит весь город. — И без малейшего повода: — Ваше величество очень добры…

— Оставьте меня с сестрой одних, — приказала Жюли. Голос ее приобрел незнакомый мне оттенок.

Компаньонка ретировалась, пятясь. Она, право, чувствовала себя, как при дворе. Я с интересом наблюдала эту сцену.

Жюли заметила:

— В моем присутствии они должны вести себя, какпри дворе. Жозеф уже подбирает кандидатуры в собственный двор. — И вдруг она опять вздрогнула и жалко поникла плечами: — Дезире, как я боюсь!

Я постаралась подбодрить ее:

— Глупости! Оставайся такой, какая ты всегда. Но Жюли спрятала лицо в ладони.

— Нет, нет, это не поможет! Ты тоже не сможешь мне помочь. Я действительно стала королевой! — Она заплакала. Я хотела приласкать ее, но она закричала: — Не подходи! Корь! — Я вернулась к двери.

— Я не в силах быть королевой. Опять приемы, придворные балы. Все это в чужой стране. Покинуть Париж…

Моя камеристка Иветт внесла шампанское и тоже присела в низком реверансе. Я подняла бокал.

— За твое здоровье, дорогая! Я рада, что могу поздравить тебя!

— Это все ты… Ты привела к нам Жозефа!

Я вспомнила доходившие до меня слухи… Жозеф обманывал Жюли. Мимолетные связи, не более. Он давно понял, что поэт из него не получился и ударился в политику. А теперь — он король, мой зять Жозеф…

— Надеюсь, ты с ним счастлива, — сказала я.

— Я редко вижу его теперь, — сказала Жюли, избегая глядеть на меня. — Вероятно, я счастлива. У меня дочери: Зенаид и малышка Шарлотт…

— Теперь твои дочери будут принцессами и все устроится прекрасно, — сказала я, улыбаясь. Мысленно я представила себе: Жюли — королева, ее дочери — принцессы, а Жозеф — скромный секретарь в марсельском Доме Коммуны, женившийся на Жюли ради приданого, — король Неаполитанский — Жозеф I…

— Знаешь, император решил преобразовать занятые территории и поручить их управление принцам императорского дома. Все государства подпишут дружественные акты. Мы, Жозеф и я, будем управлять Неаполем и Сицилией, Элиз будет герцогиней Лукской, а Луи будет королем Голландии. Мюрат… да нет, ты только подумай… Мюрат будет великим герцогом Берга и Клеве.

— Господи, неужели и до маршалов дошла очередь?

— Нет. Мюрат женат на Каролине, сестре императора, а она страшно обидится, если ей не дадут какой-нибудь страны.

Я вздохнула с облегчением.

— Кто-то же должен управлять завоеванными территориями, — сказала Жюли. — Скоро мы уедем в Неаполь. Поедешь с нами?

Я покачала головой.

— Нет. Я дождусь выздоровления сына, а там… может быть Жан-Батист вернется домой.

Утром на другой день мы с Оскаром сидели у открытого окна. Доктор нашел, что мальчик здоров и ему необходим воздух. Был сияющий майский день, розы благоухали, сирень была в цвету. Ее нежный запах напоминал мне прогулки с Жаном-Батистом в нашем маленьком садике, когда мы жили в первом, купленном им для меня доме.

Послышался стук колес подъехавшей коляски. Мое сердце остановилось, как бывало каждый раз, когда у дома слышался звук колес экипажа. Но это была Жюли.

— Мадам дома?

Дверь распахнулась. Компаньонка и горничная Иветт присели в реверансе. Мари, вытиравшая пыль в гостиной, проплыла мимо меня и вышла в сад. Она не хотела видеть Жюли.

Царственным жестом (наверное, выучила у Монтеля) Жюли удалила дам из комнаты.

Оскар подбежал к ней:

— Тетя Жюли, я поправился!

Не говоря ни слова, Жюли прижала его к себе и взглянула на меня. Глаза ее сияли.

— Прежде чем ты прочтешь в «Мониторе», я хочу тебе сообщить: Жан-Батист стал князем Понте-Корво. Поздравляю, княгиня, — сказала она смеясь. — Поздравляю и маленького князя Понте-Корво! — Она поцеловала растрепанную головку Оскара.

— Но почему? Жан-Батист ведь не брат императора…

— Он так прекрасно управляет Ганновером и Ансбахом, что император его наградил, — ответила Жюли. Она подошла ко мне. — Ты разве не счастлива, ваше сиятельство? Ты ведь теперь княгиня!

Иветт опять подала шампанское. Мы выпили.

— Знаешь, с тех пор, как ты стала королевой, Мари не подает тебе шоколад и мы вынуждены с утра пить шампанское. Но скажи мне, ради Бога, где это — Понте-Корво?