Вновь зазвучал гимн, и хлопья снега ложились на наши лица в тот момент, когда мы стояли неподвижно под звуки этого тяжелого мрачного гимна.
Когда замолк последний звук, Оскар прервал тишину:
— Мы будем очень счастливы здесь, мама! Посмотри, идет снег.
Как случается, что мой мальчик делает или говорит как раз то, что нужно? Так же, как и его отец!
Старик предложил мне руку, чтобы проводить к карете, которая уже ждала поодаль. Граф Браге держался близко позади меня.
Я посмотрела на старика, я увидела критические взгляды окружающих, встретила светлые и твердые глаза старика и почувствовала себя потерянной под этими взглядами.
— Прошу вас, будьте снисходительны к моему ребенку, — сказала я грустно.
Эти слова не были предусмотрены программой, они вырвались у меня против воли и, конечно, были бестактны.
Удивление, огромное удивление отразилось на всех лицах, тронутых и надменных одновременно.
Я чувствовала хлопья снега на моих ресницах и губах и была рада, что никто не замечает, что я плачу.
Вечером Мари сказала мне:
— Правда, я была права, купив тебе шерстяные чулки? Ты бы простудилась насмерть во время этой церемонии в порту.
Глава 32
В королевском дворце в Стокгольме, нескончаемой зимой 1811
Дорога из Хельсингбурга до Стокгольма, казалось, никогда не кончится.
Днями мы едем, а вечерами — танцуем кадриль. Не знаю почему, но здешняя аристократия без конца танцует кадриль и старается держать себя, как при Версальском дворе.
Меня спрашивают, устала ли я, а я улыбаюсь и пожимаю плечами.
Я не знала Версальского двора, все это было еще до меня, а папа даже не был поставщиком двора…
Наша коляска останавливается в различных городах, мы выходим, школьники поют, а бургомистры произносят речи на непонятном мне языке.
— Как жаль, что я не знаю шведского! — говорю я, вздыхая.
— Но бургомистр говорит по-французски, Ваше высочество, — шепчет мне на ухо граф Браге.
Конечно, конечно, но этот французский звучит совершенно как иностранный…
Идет снег. Снег идет все время, и температура падает до 24 градусов ниже нуля. Рядом со мной в карете моя статс-дама графиня Левенхаупт, худощавая и уже немолодая. Она желает говорить обо всех прочитанных ею французских романах, появлявшихся при дворе за последние двадцать лет!
Иногда я приглашаю в карету м-ль Коскюль. Моя фрейлина, ровесница мне, крупная и сильная, как большинство шведок, с красными щеками, пышущая здоровьем, с прекрасной темной шевелюрой, причесанной совершенно немыслимо, и с крупными белыми зубами. Мне трудно привыкнуть к тому, как она меня разглядывает.
Я заставила ее рассказать мне в подробностях о приезде Жана-Батиста в Стокгольм и о том, как он покорил сердца Их величеств.
Расслабленный король с трудом поднялся со своего кресла и протянул Жану-Батисту дрожащую руку. Жан-Батист склонился и поцеловал руку королю. Слезы покатились по щекам старика. Потом Жан-Батист подошел к королеве. Гедвига-Элизабет надела придворный туалет ради встречи с Жаном-Батистом. Но на груди ее, как обычно, была приколота брошь с портретом короля-изгнанника Густава IV.
— Мадам, я понимаю ваши чувства по поводу моего приезда. Я прошу вас вспомнить, что первый король Швеции также был солдатом. Солдатом, который не желал ничего другого, как только служить своему народу.
Жан-Батист проводит все вечера в салоне королевы. Старый король показывается только под руку с наследным принцем. В зале аудиенций, на заседаниях Государственного Совета, везде Жан-Батист должен присутствовать. Он — предупредительный сын, король — любящий отец.
Эти рассказы вились вокруг меня, как хлопья снега. Я пыталась представить себе идиллию этой новой семьи. Какую роль я должна играть там? Все говорят о королеве, как о женщине очень умной, честолюбивой, которой судьба дала рано состарившегося мужа и очаровательного сына, умершего ребенком.
Королеве недавно исполнилось пятьдесят, Жан-Батист должен заменить ей сына и… нет, все это очень трудно для меня!
— До сих пор, — сказал мне кто-то, — м-ль Коскюль была единственной, чтение которой Его величество слушал. Она даже иногда могла рассмешить короля. Но теперь его сердце будет делиться между очаровательной Марианной (Коскюль) и Вашим высочеством.
А может быть, король не так уж стар, может быть, Коскюль действительно его любовница… как проскальзывает иногда в намеках… Посмотрим. Она смеялась, показывая свои белые сильные зубы.
К вечеру 6 января мы приблизились, наконец, к Стокгольму. Дорога настолько обледенела, что лошади скользили и падали, и на подъемах мне приходилось выходить из кареты и идти по обочине. Я сжимала зубы, чтобы не кричать, так сек мне лицо ледяной ветер. Однако этот холод ни в малейшей степени не беспокоил Оскара. Он бежал рядом с кучером, придерживая лошадь под уздцы и криками понукая бедное животное.
Вокруг все было бело. Это не было похоже на свежевыстиранное белье, как рассказывал мне когда-то Персон, скорее — на саван. Мне вспомнился Рим… Господи, как в Риме тепло зимой!..
— Сколько времени длится у вас зима, барон Адельсверд?
Ледяной ветер затолкал вопрос мне в горло. Нужно было повторить несколько раз, чтобы он меня понял.
— До апреля, — прозвучал ответ.
В апреле уже цветут мимозы в моем родном Марселе…
Наступила темнота, снег шел все сильнее, и вокруг уже ничего не было видно. Вокруг кареты заплясали огни факелов. Дверца широко открылась.
— Дезире!
Жан-Батист выехал навстречу мне в санях, запряженных всего одной лошадью.
— Мы всего в одном лье от Стокгольма. Еще немного, и ты будешь у себя, девчурка.
Граф Браге и графиня Левенхаупт пересели в другую карету. Жан-Батист сел со мной. В темноте кареты я прижалась к нему. Но мы были не одни, м-ль Коскюль сидела напротив нас на переднем сиденье.
Я почувствовала его руку в моей муфте.
— Какие у тебя холодные руки, девчурка!
Я хотела рассмеяться, но вместо этого рыдание сжало мне горло. 24 градуса ниже нуля, а для Жана-Батиста это климат «у себя»…
— Их величества ожидают тебя к чаю в гостиной королевы. Ты не должна переодеваться. Их величества хотят только приветствовать тебя. Оскара и тебя. Просто, без церемоний. Завтра Ее величество дает бал в твою честь, — он говорил быстро.
— Ты болен, Жан-Батист?
— Нет, конечно. Только у меня сильный насморк, и я задавлен работой.
— Неприятности?
— Гм…
— Большие неприятности?
Молчание. Потом без перехода:
— Алькиер, знаешь, посланник Франции в Стокгольме, передал новую ноту Наполеона. Император требует чтобы мы предоставили ему две тысячи шведских матросов. Чтобы доказать дружбу Швеции к Франции.
— И что ты ответил?
— Я прошу тебя хорошенько понять обстановку: ответ может дать правительство Его величества, короля Швеции, а не наследный принц.
Как ученица, я повторяю:
— Каков был ответ правительства Его величества, короля Швеции?
— Мы отказали. Мы поставили в известность, что не можем предоставить две тысячи матросов, так как Франция одновременно требует, чтобы мы объявили войну Англии.
— Может быть, Наполеон теперь успокоится?
— Вероятно, после того, как сконцентрирует войска на границах шведской Померании. С часу на час мы можем потерять в этой провинции наши войска. Ведь французами командует Даву…
Огней по сторонам дороги стало больше.
— Мы почти в Стокгольме, Ваше высочество, — сказала м-ль Коскюль из темноты.
— Вспоминаешь ли ты об огнях Парижа, Жан-Батист?
Он сжал мои пальцы. Я поняла. В присутствии шведов не говорят о Париже.
— Ты защитишь шведскую Померанию? — спросила я.
Жан-Батист засмеялся.
— С кем? Неужели ты думаешь, что шведская армия в ее нынешнем состоянии может выстоять против наших… я хочу сказать… против французской армии под командованием маршала Франции. Никогда в жизни. Я же был в Померании. — Он помолчал. — Я начал реорганизацию шведской армии. Я вызывал в Стокгольм различные армейские части и лично их инструктировал. Если бы у меня было года два на подготовку! Всего два года!.. А у тебя новая шубка, Дезире?
— Да, представь себе, прощальный подарок императора. Он послал курьера, который догнал меня уже в Дании. Странно, не правда ли?
— Я думаю, ты могла отказаться.
— Жан-Батист, женщина, которая отказалась бы от собольей накидки, еще не родилась! Это одна из трех, подаренных Наполеону русским царем.
— Не знаю, пояснили ли тебе уже все тонкости придворного этикета. Говорили ли вы по этому поводу с моей женой, м-ль Коскюль?
Коскюль заверила, что да. Я что-то не припоминаю…
— Здесь все так… как было когда-то… понимаешь?
Я положила голову на плечо Жана-Батиста.
— Как было когда-то… Но тогда не было меня. Я ничего не знаю!
— Дорогая, я хочу сказать, как было… в Версале.
— Я не бывала в Версале, конечно, — сказала я, вздохнув. — Но я постараюсь делать все так, как нужно. Я приспособлюсь.
Карета остановилась. Жан-Батист помог мне выйти. Я совершенно окоченела.
Я увидела перед собой высокие окна, ярко освещенные.
— А где Мелар? Отсюда видно Мелар?
— Завтра утром ты увидишь озеро. Дворец стоит на самом берегу, — ответил Жан-Батист.
Нас окружили придворные. Мужчины были одеты во что-то красное с черным, в коротких камзолах и штанах с буфами.
— Господи, — произнесла я помимо воли, — это не костюмированной бал? — Я вспомнила, что один из шведских королей был убит на маскараде людьми в черных масках.
Одна из дам засмеялась.
— Дорогая, это не маски, это форма, которую носят при дворе, — объяснил Жан-Батист. — Пойдем! Их величества нас ожидают.
Да, Жан-Батист не заставил своих приемных родителей ожидать кого-нибудь! Быстрым шагом Оскар и я вслед за Жаном-Батистом поднялись по мраморной лестнице и едва успели снять теплую одежду. Где Иветт с моей туалетной шкатулкой? Иветт не было, и я подошла к огромному зеркалу между колонн. Я была бледна, нос красный. Ужасный вид! В муфте я нашла свою пудреницу. Вздернутый нос не для королевского дворца… Моя шапочка имела ужасный вид, шелковые розы совершенно размокли от снега. Я сняла шапочку. Где же, черт возьми, Иветт?!
Слава Богу, под рукой оказалась м-м Ля-Флотт. Она протянула мне гребень. Мокрые чулки облепили мне ноги, ведь я шла по снегу рядом с каретой.
Обе створки двери распахнулись, меня ослепил яркий свет, и я оказалась в белой гостиной.
— Моя жена Дезидерия, которая желает быть почтительной дочерью Ваших величеств, и мой сын Оскар.
Я не поверила глазам. Она действительно пудрила волосы! Нужно написать Жюли. Королева пудрит волосы и носит черную бархотку вокруг шеи!
Я поклонилась. Ее светлые глаза были слегка прищурены. Она казалась близорукой. Внимательный взгляд остановился на мне. Она улыбнулась, но улыбка была невеселой. Она была значительно выше меня и имела очень «королевский» вид в своем вечернем светло-голубом шелковом платье.
Здороваясь, она поднесла руку к моему лицу. Разумеется, я должна поцеловать эту руку…
— Дорогая дочь Дезидерия, добро пожаловать! — сказала она сдержанным тоном.
Я дотронулась до ее руки своим носом. Ни в коем случае я не хотела целовать эту руку. Затем я очутилась перед старичком с влажными глазами и несколькими седыми волосками на розовой лысине.
— Дорогая дочь, — с волнением произнес старик жалобным голосом. Жан-Батист был уже возле него и поддерживал его под руку.
Королева подошла ко мне.
— Я хочу представить вас вдовствующей королеве, — сказала она своим спокойным голосом, подводя меня к худой бледной женщине в черном. Ее кокетливый маленький вдовий чепчик держался на напудренных волосах, как лодочка на застывших волнах. — Ее величество, королева София-Магдалена, — прозвучал голос.
Господи, а это кто? Сколько королев при этом дворе? Вдовствующая королева?.. Это, вероятно, жена Густава III, которого убили, мать Генриха IV, которого отправили в изгнание? Она еще жива? Она живет здесь? Ей представляют сейчас ее новую родственницу!
Я поклонилась очень низко. Ниже, чем королеве. «Это мать человека, которого заменил Жан-Батист, и бабушка мальчика, у которого Оскар отнимет трон», — подумала я.
— Надеюсь, что вам будет хорошо здесь, Ваше высочество, — сказала она. Она говорила очень тихо, едва открывая рот. Казалось, ей трудно говорить вообще.
— Ее королевское высочество, принцесса София-Альбертина, сестра Его величества, — продолжала королева.
Она похожа на козу. Сколько ей лет — определить трудно, и когда она улыбнулась, то показала очень длинные зубы.
Я поклонилась еще раз и направилась к большой изразцовой печи. В Швеции в большинстве комнат нет каминов, а есть высокие цилиндрические печи, возле которых я грелась во время своего долгого путешествия. Ноги и руки у меня были ледяные. Было так чудесно прижаться к этой печке!
"Дезире" отзывы
Отзывы читателей о книге "Дезире". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Дезире" друзьям в соцсетях.