Глава 6

Они остановились возле двери в ее комнату, как возле подъезда. И как-то так случилось, что ни ей, ни ему не хотелось спать, хотя еще минут пять назад они чуть ли не клевали носом в чашки с чаем, и не хотелось расставаться именно сейчас.

Это при том, что она его целый месяц не подпускала к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки, что не принимала его цветы, не соглашалась идти с ним в кафе. И что произошло сейчас? Что изменилось теперь? Она сама не могла этого понять, но и не хотела, чтобы он уходил. И совсем не хотелось думать, почему возникло такое желание.

И он не ушел. Он просто попробовал. Попробовал остаться с ней еще на немного и, сняв ее очки, посмотрел в глаза, и почему-то они показались ему голубыми, хотя он точно знал, что они карие.

Наверное, это просто сон, и он уже спит, а, как известно, во сне возможно все, даже самые невероятные мечты могут сбыться во сне.

И он попробовал. Попробовал снова ее поцеловать. Но, как и в прошлый раз, ее губы не ответили ему, и он уже почти отчаялся добиться ее взаимности. Но когда он уже отстранился и взглянул на нее, она улыбалась, и глаза ее сияли темным счастливым огоньком.

— И ты не дашь мне пощечину? — спросил Мартин, не веря своим глазам.

— Нет, — прошептала она.

И он снова стал ее целовать в губы, в щеки, в лоб и в нос, и целовал, пока не услышал, что она смеется.

— Что? — спросил он, держа ее голову в своих ладонях.

— Ты не бритый, — она снова усмехнулась и отступила назад в комнату, потянув его за собой, и теперь уже сама поцеловала его.

Она сама. И это значило гораздо больше, чем, если бы она ответила на его же поцелуй.

Он обнял ее и испугался.

Объемы свитера были много больше чем она сама. Она отказалась очень тонкой и хрупкой, и ему было страшно прижимать ее сильнее. Но он не мог долго сдерживать себя. Ему стало мало только лишь ее поцелуев. Ему нужна была она вся, без остатка.

Его руки на ее спине под свитером делали что-то невообразимое. От них исходил разряд энергии мощности, сводившей ее с ума. И не было ни сил, ни желания останавливать все это безумство.

И что самое важное, он больше не чувствовал в ней прежней скованности. Она вела себя с ним абсолютно свободно, как будто это все вполне естественно и нормально, и не было между ними никогда той пропасти до дрожи при одном лишь прикосновении.

Уля стащила с него свитер и ощутила жар его тела еще ближе и сильнее. Она почувствовала под своими пальцами его сильные мускулы и подумала, что этого ей не хватало. И она не смутилась от такой своей мысли, она чувствовала себя настоящей женщиной, и почему-то сейчас это оказалось счастьем.

Вскоре свитер и штаны полетели на пол, и в лунном свете остался только стройный идеальный силуэт. Он отошел от нее ненадолго и оглядел всю с ног до головы. Она была безупречна.

Она видела его восхищение, и это было приятно. Она не смущалась и не торопила его, она давала ему возможность привыкнуть к себе другой.

Она запретила себе думать. Так она могла все испортить. Сейчас она могла только чувствовать. И пусть потом снова будет плохо, но сейчас она будет счастлива.

— Ты совершенство! — восхищенно произнес Мартин, глядя на нее.

— Нет, я не совершенство, — возразила Ульяна, хотя слышать эти слова было полным блаженством.

— Передо мной мечта, или действительно ты? — спросил он, подойдя, но, не прикасаясь к ней. Его от нее отделяла лишь тонкая грань ее кружевного нижнего белья. Странная она все-таки: толстая плотная верхняя одежда и нежные идеальные кружева, наверняка не дешевые.

— Придумай что-нибудь сам, — усмехнувшись, попросила она, и не в силах больше ждать потянулась к его губам, чтобы поцеловать.

— Подожди, — попросил Мартин. Он должен был точно знать.

— Что-то не так? — встревожилась Ульяна.

— Я могу у тебя спросить?

— Что?

— Ты прости меня за бестактность… — его голос дрожал от возбуждения, но, тем не менее, он медлил.

— Говори уже, — подгоняла его Уля, спустив руки к ремню его джинсов.

— Ты была когда-нибудь с мужчиной? — выпалил Мартин громом среди ясного неба.

— Да, — ответила Ульяна, посмотрев в его глаза и остановившись, — А ты думал, я девственница?

— Да.

— Почему?

— Потому что ты боишься меня!

— А в данный момент я разве боюсь тебя?

— Мне так не кажется.

— Тогда какие еще могут быть вопросы?

— Никаких!

Она сделала еще шаг и обвила его шею руками, и эти объятия отразились сладостной болью внизу живота. Из груди вырвался приглушенный стон, сдержанный жарким поцелуем чувственных губ, и волна страсти и все испепеляющего желания накатила и унесла их обоих в пучину блаженства и наслаждения.

Глава 7

Когда все закончилось, ему не хотелось спать, как это было всегда. Он знал, что девушки этого не любят. И чтобы не засыпать, он часто выходил на балкон и много курил, а потом все начиналось сначала. И, в конце концов, он уходил на рассвете, чтобы хоть немного поспать дома.

А сейчас спать совсем не хотелось. И курить тоже не хотелось. Хотелось с ней говорить. Говорить о многом, о важном и о пустом. О чем угодно, лишь бы говорить.

— Уль, — позвал он ее.

— У-у, — отозвалась она где-то в районе его уха.

— Уль, ты что спишь? — он искренне удивился. Она ведь должна была его теребить, чтобы он не заснул. Они все всегда так делают!

— А что я, по-твоему, должна сейчас делать? — промурлыкала она и потерлась носом о его колючую щеку.

— Уль, ты не должна спать!

— Почему?

— Девушки ведь не любят, когда парни засыпают после…

— В таком случае, можешь считать меня парнем… — хихикнула она и устроилась поудобнее у него на плече.

— Уль!

— Ну, что? — она оторвала голову от его плеча и, опершись рукой о его грудь, внимательно посмотрела ему в глаза, хотя в темноте можно было разглядеть только очертания его лица.

— Давай поговорим? — он почти умолял ее.

— Мартин, ты что, сбрендил? Ночь на дворе, я спать хочу, — она не видела его настроения, не видела его довольной улыбки и веселых глаз. Она не могла и не хотела его сейчас понимать. Она не верила ни ему, ни себе. Особенно себе. Она хотела только успокоиться и заснуть.

Не было у нее сейчас никакого возвышенного настроения. Точнее не было абсолютно ничего. Совсем ничего. Пустота. И ничего больше.

Ей не хотелось к нему прижиматься, как к родному и единственному человеку. Ей не хотелось, чтобы он прижимался к ней. Вернее ей было все равно, будет он к ней прижиматься или нет. Оставалось только полное безразличие ко всему. Она знала только то, что сейчас ей как никогда хорошо и спокойно, и больше ничего не нужно.

И все.

Действительно все.

И она отвернулась от него.

— Тебе что, не понравилось?

— Ты дурак? Или прикидываешься? — она резко поднялась и посмотрела на него. Она была возмущена, — Вроде бы уже взрослый мальчик, а ведешь себя, как ребенок! Давай спи! Ты разве не устал?

Она снова отвернулась, а он обиделся, и она это поняла.

— Не обижайся, пожалуйста… — промурлыкала Уля, но говорить о том, что она не могла дать ему больше, чем уже было, не стала.

Она боялась. Боялась самой себя. Еще не известно, кем она проснется завтра, Ульяной или Улитой. И не известно, кто был сейчас, и кто испытывал безумное наслаждение несколько минут назад. Тогда о чем может идти речь? О каком «завтра», если у нее нет и «сегодня».

«В былом не знали мы добра, не видим в предстоящем. А этот час в руках у нас, владей же настоящим!» — вспомнила она слова великого философа. Как бы она хотела сейчас владеть настоящим, но не могла. Раньше у нее была четкая отлаженная система. А теперь ее не стало. Теперь она не знала, что происходит, и как на это реагировать.

Глава 8

Она открыла глаза, и посмотрела на него.

Он спал. Так спокойно и сладко. Его чуть пухлые губы были слегка приоткрыты. Словно дотронувшись до них взглядом, она облизнула свои, еще помнящие его прикосновения, и даже смутилась и ненадолго опустила взгляд. И так приятно было на него смотреть. На то, как он дышит, как равномерно вздымается его грудь при этом. И так захотелось снова прижаться к нему и поцеловать, но она не могла.

Было приятно вот так просто лежать рядом с ним, ощущать тепло его тела и вспоминать прошедшую ночь, и то безумство, которое было между ними. Она вспомнила и то, как его обидела. Но она знала, что поступила правильно. И, значит, ночью с ним была Улита, а теперь вернулась Ульяна. А Ульяна не может ответить на его чувства. Ульяна не предпринимает необдуманных поступков. И у Ульяны с Мартином ничего не было.

Поэтому между ними больше ничего и не будет. Это она так решила. И ее решение не обсуждается.

Она встала, приняла душ и оделась. И теперь волосы уже не пахли его туалетной водой. И значит, больше ничего не напоминает о вчерашнем событии. Она себе больше ничего не оставила.

Она заглянула в комнату Настены. Та спала сном младенца, и Ульяна улыбнулась. Она еще чуть приоткрыла окно, чтобы проветрить комнату, и спустилась на первый этаж.

На кухне уже вовсю хозяйничал Мартин.

Его волосы были взъерошены, и на нем были только джинсы, и это снова напомнило Уле прошедшую ночь. И хотя она была незабываемой, она не должна ее вспоминать никогда. Ведь они друзья, и ничего большего у них быть не может. И то, что она себе ничего не оставила, не значит, что и у него ничего не осталось. У него все осталось во всей полноте, и он всегда будет об этом напоминать.

— С добрым утром! — сказал он, повернувшись к ней. Он не мог на нее долго обижаться.

Он был бодрым и веселым. У него было хорошее настроение. Он надеялся, что теперь все изменится. Что это ее странное поведение ночью, было всего лишь от усталости, и что это ничего не значит.

— С добрым утром, — повторила она без каких-либо эмоций.

Ничего не изменится.

Ее взгляд был абсолютно пустым и ничего не значащим, и он ее понял. Он понял ее еще ночью, когда она заснула и, значит, не только от усталости. Он все ворочался и думал. Думал, почему она стала так холодна к нему. И ведь она сама его потянула за собой. Остановись она сама, он бы не продолжил, но это была ее инициатива. А теперь она делает вид, что ничего не было. Но ведь это было, да еще и как! И он не может вот так просто согласиться с ней. Он не сдастся без боя. Он не оставит все так, как есть, как она сама решила. Это и его жизнь тоже. И если она хочет вот так все бросить, то он, по крайней мере, должен знать почему!

— Завтракать будешь? — спросил он, как ни в чем не бывало.

— Буду, — так же равнодушно ответила Уля.

— И ты не спросишь, что у нас на завтрак?

— Нет.

— Ты хотела меня обидеть? — он не выдержал и вышел из себя, бросил кухонную лопатку в раковину, и она загремела, нарушая нежную утреннюю тишину. Ее безразличие ко всему его взбесило.

— Нет.

— Но у тебя это получилось!

— Извини… — все так же без эмоций ответила Уля.

Он повернулся к ней лицом и вздохнул.

— Уля, не надо делать вид, что ничего не было!

— Я не хотела этого…

— Может, ты еще скажешь, что я тебя оскорбил? — он был возмущен до глубины души, — Я не верю тебе! Не верю ни единому твоему слову. Да что говорить! Не твоя ли рука привела меня в твою комнату? Не ты ли меня целовала? Ульяна, опомнись! От чего ты бежишь?

— Если бегу, значит, есть от чего…

— А что это у вас здесь происходит?

Это проснулась Настасья.

«Ты вовремя!» — обрадовалась Ульяна, отвернувшись к окну и часто моргая глазами, чтобы не было слез.

«И чего тебе не спится?» — про себя спросил Мартин.

— И вообще, где мы?

— Вы у меня дома, — вполне спокойно ответил Мартин.

— А что мы здесь делаем?

— У-у, дамочка, я вижу, вы вообще ничего не помните! — он рассмеялся, как будто и не было никакого разговора с Ульяной, — садитесь завтракать.

— А что на завтрак? — поинтересовалась Настена, подойдя к столу.

Ну вот. Типичная женщина. И типичные женские вопросы, и такая же типичная «женская логика». Неужели у вас, Ульяна, не помню как вас по батюшке, отсутствует «женская логика»?

— Яичница, не с беконом, но с сосисками, — ответил Мартин, и украдкой взглянул на Ульяну.