— Чё ты как неродная? — слышу насмешливое Дикаря. — Обхвати меня руками, а то вдруг еще свалишься.

А я как заторможенная посмотрела на широченную спину Дикаря. Всё это было странно. Ведь в основном, мы касались друг друга только когда… Короче, когда сексом занимались, а так, наш тактильный контакт всегда сводился к минимуму. Господи, Даша! Просто обхвати Дикаря руками, иначе точно по дроге свалишься.

Мне банально не хватило рук, чтобы полностью обхватить торс Дикаря. Только кончики средних пальцев едва-едва могли соприкоснуться. Поэтому я покрепче сжала ткань футболки. Дикарь на секунду повернулся ко мне, опустил мой визор, затем свой и завел мотоцикл.

Рёв двигателя предостерегающе прокатился по гаражу. Я плотней прижалась к Дикарю, чувствуя, что он смеется. Засранец! Думает, что я боюсь? Ничего подобного! А даже если и так, нечего над слабыми смеяться! Неандерталец!

Мы плавно выехали из гаража. Ворота автоматически открылись и через пару секунд мы уже были далеко за пределами загородного дома. В целом, как оказалось, с Дикарем достаточно безопасно кататься. Пусть он и гнал на приличной скорости, но управлял мотоциклом мастерски. Несмотря на то, что от жуткого прилива адреналина мое сердце ненормально ухало в груди, мне понравился такой вид отдыха. Немного на грани в эмоциональном плане, но всё равно круто.

Наша поездка продлилась недолго, зато впечатлений у меня останется на год вперед. То ли это я так податлива эмоциями, то ли всё дело в том, с кем именно ты разделяешь эти самые эмоции, но обычная поездка пусть и на крутом мотоцикле, как-то по-особенному запечатлелась в моей памяти.

Мы остановились всего раз и то, только потому, что Дикарь хотел поинтересоваться хочу ли я есть. Конечно, хочу! С утра во рту крошки не было. Было решено возвращаться. Но возвращались мы совершенно другим путем. Не то что бы для меня это было принципиально, но я невольно насторожилась. Мы даже не успели выехать на дорогу, которая вела прямо к дому, как Дикарь резко сменил маршрут. Я вообще ничего не поняла. Разве мы не на дачу должны были вернуться?

Скорость ощутимо увеличилась, вынуждая новую волну адреналина разлиться по венам. Я до онемения в пальцах сжала футболку Дикаря, зажмурив глаза. Когда мы выехали с проселочной дороги на трассу, у меня в голове мелькнула мысль, что теперь наша поездка больше напоминает попытку скрыться от кого-то. Но от кого? И зачем?

Во время всего этого тревожного пути, я сидела и не шевелилась. Пальцы уже давно онемели оттого, с какой силой я стискивала футболку Дикаря. Я даже вдохнуть лишний раз боялась, потому что казалось, это вот-вот может привести к каким-нибудь плачевным последствиям. Тело Дикаря будто налилось свинцом, я грудью ощущала рельеф его напряженных мышц. И это начинало пугать меня. Если уж и Дикарь как сжатая пружина, то ситуация, наверное, жутко серьезная и опасная.

Мотоцикл гнал по трассе на приличной скорости. Я, зажмурив глаза, видела жуткие картинки, которые рисовала моя фантазия. А вдруг сейчас начнется самая настоящая погоня? Вдруг по нам стрелять станут? А что? Может, мои предположения были бредовыми, но я мысленно готовилась ко всему. К счастью, до апартаментов Дикаря мы добрались без происшествий.

Заехали на подземную парковку, где уже был Иван и еще несколько незнакомых мне мужчин. Дикарь заглушил двигатель, снял шлем и быстро подошел к своей охране. Пока я пыталась слезть и справиться со своим шлемом, они уже успели что-то обсудить. Все согласно кивали и задумчиво терли подбородки. Да что тут, мать твою, происходит?!

— Ее ко мне, — сухо проговорил Дикарь Ивану, кивая в мою сторону.

Я подошла ближе. Мне было немного не по себе. И дело здесь даже не в том, что ситуация явно небезопасная. Мне было жутко оттого, что я ничего не знала и могла только догадываться о причинах этой суеты. События разворачивались рядом со мной, но я никак не могла повлиять на их ход. Это выбивало из колеи, ведь я привыкла к тому, что всегда многие решения зависят от меня. А еще меня обезоруживал страх… Страх, что что-то может случиться с Дикарём.

— Идемте, — вежливо обратился ко мне Иван.

— А ты? — я упрямо посмотрела на Пашу. Его лицо было крайне серьезным и даже немного злым.

— Иди, — он подтолкнул меня к своему водителю.

— Нет. Скажи, что происходит? Почему я должна идти к тебе в апартаменты? Может, мне лучше к матери?

— Нельзя, — Дикарь хмуро посмотрел на меня. — Иди уже.

— Можно, хотя бы ей позвонить? Я даже телефон не взяла.

— Нет! — рявкнул он, отчего я невольно дёрнулась. — Ты будешь сидеть у меня в апартаментах столько, сколько я скажу! Это не обсуждается!

— Но…

— Девочка, — Дикарь больно сжал мой подбородок. — Не вынуждай меня делать тебе больно. Быстро поднялась за Иваном, и чтобы я даже твоего писка не слышал, усекла?

Я будто крышей поехала, хотела еще что-то сказать и, наверное, Дикарь это уловил, потому что сжал мой подбородок еще сильней. Стало больно. Меня просто шок накрыл, вот я и не могла собой нормально управлять. Всё думала, что это шутка такая и нет никакой опасности.

— Иди, иначе ремнем выпорю прямо здесь, — Дикарь буквально испепелял меня своим тяжелым сосредоточенным взглядом.

Понимая, что сейчас со мной не шутят, я всё-таки послушно поплелась за Иваном. Он впустил меня в апартаменты, но сам заходить не стал. Молча закрыл дверь и ушел. Я осталась одна. В голове творился такой сумбур, что я никак не могла найти себе места. Села, встала, пошла в один угол, затем в другой. Хотела позвонить матери с домашнего телефона, но он оказался нерабочим. Только спустя полчаса я додумалась проверить свет, но и его не было. Этот факт заставил меня напрячься.

Я замкнута в бетонно-стеклянной коробке без возможности выйти наружу. У меня никогда не было приступов клаустрофобии. Знаю, что у мамы такое в детстве бывало. Она рассказывала, что стоит раз задуматься, поддаться страху, будто тебе не хватает воздуха и всё, обратный отсчет уже пошел. Вот со мной случилось что-то в этом роде. Апартаменты сами по себе крупные, я даже не каждый их уголок знаю. Большое панорамное окно визуально добавляет пространства, позволяет солнечному свету свободно проникать и стелиться по полу гостиной. Но меня это вдруг перестало спасать. Будто кто-то перекрыл мне кислород. Это была смесь из удушающей паники, страха и колючего желания выкурить гребанную сигарету.

Меня выкручивало оттого, что страхи заполонили все мои мысли. Скрючившись на кожаном диване в гостиной, я пыталась отогнать от себя любую жуть. Ну что же это такое? Почему нельзя просто сесть, успокоиться, съесть что-нибудь и отдохнуть? Да это невозможно, когда страх за человека, которого ты вроде бы не до конца подпустила к себе, разъедает твою кожу! Ровно до этого момента я еще как-то умела справляться с собой. А что? Я даже позволяла себе некоторую самоуверенность, типа я не такая как все остальные бабы и могу управлять своими эмоциями. Потом, конечно, всё равно испытывала тоску и ревность, но всё еще твёрдо стояла на своем.

А сейчас… Когда я начала в мыслях собирать воедино ужин в ресторане, поездку в загородный дом, резкий приезд обратно в апартаменты… Охрана… Сердитый и напряженный Дикарь… Что-то начало происходить задолго до того, как я собственными ушами услышала про «небезопасную обстановку». И вот это маленькое «открытие» вообще сбило меня с ног.

Никогда не думала, что я могу настолько сильно паниковать. Я все губы себе искусала, несчастный телефон смела с тумбочки, потому что он никак не хотел выполнять свою основную функцию. Мне просто хотелось, чтобы Дикарь поскорей вернулся. Пусть он будет как всегда злым, недовольным, грубым, пусть держит меня на расстоянии, пусть даже скажет, что больше наши недоотношения существовать не могут. Плевать. Главное, чтобы я увидела его целым и невредимым.

Я находилась в убийственном одиночестве больше суток. Моя нервная система всё это время находилась на подъеме, на пике негативных эмоций, отчего я растратила остатки любых сил. Я физически не могла думать о том, как стану оправдываться перед матерью за свое очередное отсутствие. Уже столько много лжи я ей сказала, что вряд ли осмелюсь продолжить вести такую грязную словесную игру.

Уже вечерело. Телефон всё так же не работал, электричества по-прежнему не было. Я валялась на полу. Как бы тупо это не звучало, но именно на полу мне почему-то становилось немного легче. Валялась, пялилась в высокий потолок, раскинув руки и ноги в разные стороны. Я молилась про себя, просила, чтобы с Дикарем всё было хорошо. Повернула голову в сторону. Мой взгляд неожиданно зацепился за пачку сигарет, валявшуюся под диваном. Ага. Значит тётенька, которая убирается здесь, выполняет свою работу недобросовестно.

Я подползла к дивану и достала пачку. В ней помимо двух сигарет лежала еще и зажигалка. Я рвано вздохнула, ощущая слабое чувство облегчения. Оно продлилось ровно секунду, пока я не закурила, потом стягивающий страх и острое волнение вернулись на свои места.

Кажется, я успела сделать всего лишь пару глубоких затяжек, когда послышался шум со стороны входной двери. Я даже не поверила, подумала, что всё, окончательно поехала крышей. Но когда раздался звук приближающихся шагов, я резко вскочила на ноги. Дикарь скользнул по моей фигуре уставшим взглядом. Одетый в черные джинсы и черную футболку. А прошлая одежда где?

Я зависла, рассматривая его так, будто видела впервые.

— Блять, что это такое? — Дикарь перевел сердитый взгляд на сигарету, что тлела у меня между пальцев.

— Успокоительное, — я не знаю, почему выдала эту дебильную несмешную шутку. Ситуация совсем неподходящая и настроение у Дикаря тоже не самое лучшее.

— Какое нахуй успокоительное?! — он резко подошел ко мне и буквально выбил сигарету из моей руки. — Вообще страх потеряла?!

— Не кричи на меня.

— Так тогда не выводи! — Дикарь нервно передернул плечами и затоптал сигарету.

— Что случилось? — я постаралась успокоиться, понимая, что гнев Дикаря явно вызван той напряженной ситуацией, в которую попал и он, и косвенно я.

— Ничего! — гремит.

— Неправда, — рассматриваю Дикаря, будто одержимая, всё боюсь увидеть на нем следы этой блядской «небезопасной обстановки».

— Я перед тобой отчитываться не собираюсь. Марш в спальню, мне сбросить напряжение надо.

— Что? Это всё, что ты можешь мне сказать?

— А ты другого ожидала?

— Либо ты мне скажешь, что произошло, либо я ухожу.

На секунду между нами повисла тишина. Затем Дикарь медленно развернулся, прошел к входной двери и открыл ее.

— Иди, — безразлично ответил он.

Я не верила. Не верила этому подонку. Сначала запирает меня здесь, явно опасаясь, что и до меня может добраться «небезопасная обстановка», а теперь вот так просто выпроваживает. То отпускать не хотел, хотя я просила, то теперь вот так? Это было больно, но я не показала своих чувств. Швырнула пачку сигарет на диван и быстро вышла из квартиры, не сбавляя темп. Вот и всё.

Семнадцать

Лето практически было на исходе. Я сидела на балконе на низкой табуретке и пыталась разобраться в расписании, которое сегодня утром скинул наш староста. Ни черта непонятно, всё съехало, а еще такой дурной мелкий шрифт, что хоть вешайся. Хотя, наверное, не в шрифте дело, это я ничего не видела. В смысле, с моими глазами и их функцией всё было в норме, это я упрямо отторгаю реальность, продолжая мысленно возвращаться к тому, к кому вообще не стоит даже ментально прикасаться.

Дикарь вычеркнул меня из своей жизни, что было вполне ожидаемым поступком с его стороны, только вот всё равно на душе скребут…. Нет, даже не скребут, а грызут кошки. Я такая дура, которую еще поискать надо. Ненавижу это мерзкое чувство, когда ты мысленно ни на что не надеешься, а вот сердцем… Оно почему-то до последнего хранит дурацкую надежду. Зачем? Для кого? Хрен его знает.

Я всё рассказала маме. Рассказала в тот же день, когда мои пути с Дикарем резко перестроились на две параллельные линии, что никаким образом не могут пересечься. Я не плакала, не просила, чтобы меня пожалели. Просто тихонько пришла домой. Мама сидела на диване, вязала. Я подошла к ней, села и спрятала лицо у нее на коленях. Она всё поняла. Каким-то волшебным материнским образом поняла и это поразило меня. Мы какое-то время сидели молча, на фоне что-то бормотали по телевизору, но я, кажется, даже слова расслышать не смогла.

Потом мама заварила для меня чай. Мы переместились на кухню. Тогда-то я всё и рассказала. Это было сложно и даже больно. Мама меня не осудила, не отругала, хотя, наверное, ремня всыпать стоило, чтобы я такой идиоткой не была. Конечно, она была неприятно удивлена всеми этими откровениями, но не в ее стиле терроризировать, угрожать и бить. Мама просто меня поняла. Наверное, дело в том, что ей вся эта ситуация с любовью к мужчине, который умеет быть только жестоким и грубым была знакома. Мой папаша таким же был, разве что, чуть мягче Дикаря. Что моя любовь, что любовь матери была безусловной. Вот она есть и всё. Ты принимаешь человека таким какой он есть, а тебя просто ломают, выворачивают суставы.