Наверное, он слишком хорош для нее. Какое-то время он терпел ее, а сейчас с этим покончено. Ей очень хотелось представить, как он будет печалиться, когда уедет. Хотелось, чтобы он скучал по ней, когда уплывет на корабле. А потом в один прекрасный день Джуд вернется и признается ей в любви. Увы, ничего этого не будет. Потому что на самом деле он отправится в Италию, где прекрасно проведет время с черноглазыми красотками, которые сразу поймут, что Джуд — настоящий мужчина.

И он будет делать с ними такое, чего никогда не делал с ней, Мариссой. И она никогда больше его не увидит.

При мысли об этом Марисса почувствовала, как по ее вискам скатываются слезинки, исчезающие в волосах. Она утерла слезы и презрительно фыркнула, осуждая свою жалость к себе.

Нет, она не откажется от него. И не отдаст его другой женщине. Она сама станет его подругой и одновременно любовницей, то есть женой. И она ни за что не подпустит к нему других женщин.

Она будет драться за него, если понадобится. И в конце концов Джуд полюбит ее. Он снова ее полюбит.

Марисса решительна поднялась с постели и направилась к двери. Поначалу ей казалось, что уже далеко за полночь, но, взглянув на часы, она обнаружила, что еще не было и десяти. Она довольно долго стояла у двери, напряженно прислушиваясь. Наконец, выскользнув из; своей спальни, зашагала по коридору. Повернув за угол, направилась в сторону южного крыла.

«Почему я так нервничаю?» — спрашивала она себя.

И действительно, если бы она сейчас встретила кого-то из братьев, то могла бы, вскинув подбородок, заявить, что пытается спасти помолвку — она имела на это право. А если бы наткнулась на мать, то та бы только обрадовалась, предвкушая очередной скандал. Гарри же не сказал бы ей ничего и не сделал бы попытки ее остановить. А тетушка Офелия скорее всего пожаловалась бы на головную боль и пошла бы дальше. То есть ей, Мариссе, сейчас нечего было опасаться, однако сердце ее гулко колотилось, и с каждым шагом она все сильнее нервничала.

Марисса добралась до двери Джуда, никем не замеченная. И, остановившись, вздохнула с облегчением. Но уже в следующую секунду она сообразила, что самое трудное ей еще предстоит осуществить. Она должна была каким-то образом соблазнить Джуда. Но как это сделать? Ведь он мог встретить ее ледяным холодом. Да-да, не стал бы кричать и возмущаться, а взглянул бы на нее так, что она поежилась бы от холода. Интересно, он научился этому у герцога?

«Нет-нет, только не отступать», — сказала себе Марисса.

Она протянула руку к двери и замерла в нерешительности. Постучать? Или войти без стука? Если вломиться без стука, то он почти наверняка разозлится.

Собравшись с духом, Марисса постучала.

— Войдите! — тут же раздался голос Джуда.

Марксса повернула ручку и отворила дверь. Переступив порог, осмотрелась.

Джуд сидел за письменным столом с пером в руке и что-то писал. Взглянув на нее, едва заметно нахмурился и спросил:

— В чем дело, мисс Йорк?

Вскинув подбородок, она заявила:

— Я не хочу, чтобы вы уезжали!

— То есть… как это?

Он посмотрел на нее с некоторым удивлением.

Марисса закрыла за собой дверь и повторила:

— Я не хочу, чтобы вы уезжали.

Увы, она сейчас не находила других слов.

Джуд немного помолчал, потом тихо сказал:

— Но я не могу оставаться здесь, Марисса.

— Вы же собирались остаться. Вы хотели арендовать дом. Хотели остаться здесь надолго.

Теперь он смотрел на нее так, словно не понимал, о чем речь.

— Вы хотели остаться. И вы говорите, что не сердитесь на меня, однако же уезжаете, — продолжала Марисса.

— Будет лучше, если я уеду.

— Но почему?

Он обратил взор на лежавшие перед ним письма и накрыл их своими широкими ладонями. Его плечи приподнялись, когда он сделал глубокий вдох, а затем опали, когда он выдохнул.

— Чего вы от меня хотите, Марисса? Ведь мы уже попрощались.

— А что, если… — Сердце ее забилось еще быстрее. — Что, если я… кое-что пересмотрю, передумаю?

— Что вы имеете в виду?

В его голосе прозвучало раздражение. Было ясно: он хотел, чтобы она ушла.

Но Марисса не собиралась отступать. Приблизившись к столу, она продолжала:

— Я полагаю, что вы были правы, когда предлагали наши отношения считать настоящей помолвкой. Разве мы не можем вернуться к этому?

— Но, Марисса… — он тяжело вздохнул и взъерошил пальцами волосы. — Марисса, у меня нет сил разгадывать сегодня вечером ваши загадки. Я очень устал.

— А утром вы уедете, и тогда… тогда будет слишком поздно.

— Слишком поздно для чего?

Она еще ближе к нему подошла. И он насторожился — словно в ожидании удара.

— Слишком поздно для моих извинений. Я…

— Вы уже извинились. Я тоже сказал вам, что сожалею о своей грубости. Могли бы мы не…

— Но я не извинилась, — перебила Марисса. — Не извинилась за свою глупость. Я была глупой и слепой. Джуд, я не хочу, чтобы вы уезжали. — Она осмелилась положить ладони ему на плечи. — Оставайтесь.

Он снова вздохнул.

— Остаться с какой целью, Марисса? Ваши игры… они сделались слишком опасными. Я ведь не пытался соблазнить вас и опозорить. Я пытался лишь…

Ее рука скользнула вверх. На нем не было ни галстука, ни сюртука, и его шея оказалась очень теплой, почти горячей.

— Пытался — что именно? Что ты пытался сделать?

— Ничего.

Он покачал головой.

— Джуд, я хочу… Хочу, чтобы ты остался. Потому что я думаю, что люблю тебя.

Она почувствовала, как он вздрогнул и как напряглись его мышцы. Но заговорил он совершенно спокойно:

— Ты ошибаешься, Марисса.

— Нет, не ошибаюсь.

— Тебе кажется сейчас, что ты, возможно, любишь меня, — но это только потому, что все закончилось благополучно, а я уезжаю.

— Нет. — Она покачала головой. — Boвce не поэтому.

Он осторожно отстранил ее руки и пристально посмотрел ей в глаза:

— Марисса, ты не любишь меня. И эти игры между нами закончены, ясно?

— Я вовсе не играла в игры. — Она опустилась коленями на ковер и крепко сжала его руку. — Джуд, послушай…

— Марисса, не делай этого. Поднимись.

Она еще крепче сжала его руку.

— Несмотря на все свои недостатки, я когда-либо лгала тебе?

— Поднимись.

— Это не игра, Джуд.

Он встал и заставил ее подняться на ноги.

— Поверь, Марисса, это действительно игра. Неужели не понимаешь?

Она похолодела, словно в комнату вдруг ворвался ледяной ветер.

— Что ты имеешь в виду, Джуд?

Он молча прошелся по комнате.

— Джуд, что ты имеешь в виду, называя наши отношения игрой? Хочешь сказать, что ты притворялся?

— Нет! — крикнул он. — Не притворялся! Ты действительно очень мне понравилась, и я думал, что смогу помочь тебе.

— И это…: все?

— Нет, не все. Я думал, что если сумею разжечь у тебя желание, если сумею сделать так, что ты почувствуешь ко мне неудержимое влечение, то ты захочешь выйти за меня замуж. И у меня все прекрасно получилось.

— Получилось? — пробормотала Марисса в замешательстве. — Но я… не понимаю. Ведь ты же сказал, что хочешь уехать…

Джуд, принялся расхаживать по комнате. Наконец вновь заговорил:

— Я хотел хитростью добиться того, чтобы ты вышла за меня. Я знал, что смогу это сделать. Ты страстная и очень любопытная. Поэтому у меня и подучилось. Но я уже не хочу этого. Я хочу большего.

— Большего… чем я?

Он со вздохом покачал кодовой:

— Нет-нет, ты не поняла. Большего, чем просто похоть. А была именно похоть. Всего лишь похоть. Но мне этого мало, Марисса, что бы ты обо мне ни думала.

Эти его слова сразу же все изменили. Во-первых, она поняла, что Джуд не лгал ей. Кроме того, стало ясно: она действительно обидела его, очень сильно обидела.

Потупившись, Марисса ответила:

— Я понимаю это, Джуд. Поверь мне, я все понимаю. И я очень сожалею о том, что наговорила тебе, не подумав. Я говорила так просто… от злости. И вовсе не значит, что никто не может тебя полюбить.

— Но ты ведь понятия не имеешь о разнице между похотью и любовью. Ты сама это сказала.

— Когда?

— Когда говорила о вашей с Чарлзом любви.

— Ах, Джуд, но мне же тогда было только семнадцать! А сейчас я взрослая женщина, поэтому прекрасно понимаю разницу. Поверь, теперь я вижу в мужчине не только… его тело.

Он криво усмехнулся:

— Похоже, мое тело тебя не слишком интересует.

Марисса в растерянности заморгала. Окинув Джуда взглядом, спросила:

— Вы дуетесь, мистер Бертран?

Он посмотрел на нее с удивлением:

— С какой стати?

— Вы дуетесь, сэр, потому что не считаете себя красавцем, не так ли?

— Не будьте смешной, — проворчал Джуд.

Но Марисса заметила, что шея его чуть порозовела.

— Да-да, — закивала она. — Думаю, что не считаете. И это очень хорошо, потому что я тоже так не считаю.

— Спасибо за откровенность, мисс Йорк.

Она пожала плечами:

— Я всегда стараюсь быть откровенной… Что же касается вашей внешности, сэр… Какая же женщина назовет вас красавцем? Вы слишком уж крупный и широкий. С ногами и руками, похожими на ветви огромного дуба.

— Очень точно подмечено, — проворчал Джуд.

Она провела пальцем по его подбородку.

— У вас лицо античного воина, лицо мужчины, видевшего больше сражений, чем бальных залов, И руки ваши больше подходят дня боя, чем давя игры на фортепиано.

Джуд отвернулся.

— Я разбит окончательно.

— Хотя вас никак не назовешь хорошеньким, мистер Бертран, — продолжала Марисса, — я все же хочу вас больше, чем когда-либо желала какого-нибудь красавца. Вы очень сильный, и я, глядя на вас, чувствую себя ужасно слабой, сэр.

Она попыталась провести ладонью по его щеке, но он отступил на несколько шагов.

— Ничего у нас с вами не получится, Марисса. Я допустил ошибку. Я желал вас и думал, что вашего ответного желания будет достаточно.

— А его недостаточно?

— Да, разумеется. Явно недостаточно. Теперь я понимаю, что хочу большего.

Марисса знала, что делать. Давно уже знала. Но она еще не могла решиться на это и, пристально глядя на Джуда, собиралась с духом.

А он, немного помолчав, с горечью в голосе продолжал:

— Какое-то время, в юности, мне вполне было достаточно того, что я незаконнорожденный сын герцога. Меня везде охотно принимали, потому что видели во мне нечто необычайное, пожалуй, даже экзотическое… Я ничего против этого не имел и в конце концов привык к подобной роли. Настолько привык, что пытался завоевать вашу любовь таким же образом. Вы понимаете, о чем я?.. Но сейчас для меня все изменилось, я понял, что больше не являюсь побочным сыном герцога. Я мужчина, и я требую большего, — добавил Джуд уже не с горечью, а с гневом в голосе.

Однако гнев его нисколько не испугал Мариссу, так как она точно знала, что сможет дать ему все, чего он желал. Она снова к нему приблизилась и шепотом спросила:

— Ты требуешь любви?

— Да.

Она прижала ладонь к его груди.

— И еще ты требуешь уважения, не так ли? И хочешь, чтобы тобою восхищались, верно?

Джуд закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов.

— Кроме того, ты потребуешь также и чувственности. Я права?

— Ты говоришь глупости, Марисса.

Она положила руки ему на плечи и прижалась щекой к его груди. Сердце Джуда гулко колотилось, и казалось, что оно билось все быстрее и быстрее.

Тихонько вздохнув, Марисса прошептала:

— Я любою тебя, Джуд.

— Не говори так, mon coeur. Не надо.

— Я люблю тебя, и я безумно хочу тебя.

— Это просто похоть, — возразил он чуть хрипловатым голосом. — Всего лишь похоть, не более того.

— А как же мое неуемное желание постоянно говорить с тобой, выслушивать твои мнения по тому или иному поводу? Это тоже похоть? Признаю, Джуд, я недооценивала тебя. И оттолкнула тебя своими оскорбительными словами… А теперь ты делаешь то же самое со мной, ты отталкиваешь меня. Поверь, я люблю тебя как мужчину. И хочу, чтобы ты стал моим мужем.

— Но, Марисса…

Он взял ее за плечи, собираясь то ли прижать к себе, то ли оттолкнуть. И казалось, он сам не знал, что намеревался сделать.

— Я хочу, чтобы наша с тобой помолвка была настоящей, — продолжала Марисса. — Хочу, чтобы ты сделал меня своей женой. Поверь, другой мужчина мне не нужен, ни один из тех, с которыми я танцевала и на которых заглядывалась.

Джуд снова сделал глубокий вдох. В какой-то момент Мариссе показалось, что он хочет что-то сказать, однако он молчал.