Джоанна Линдсей - Дикарь и простушка

– Но ведь теперь вы собираетесь жить в Англии, так что какая разница?

– Посчитай я, что никогда не увижу родины, не протянул бы и месяца.

– В таком случае, старина, что заставило вас снова обручиться с ней?

Подходящий ответ так и вертелся на языке Дункана, но, сообразив, что Рэйф вот уже второй раз намекает на повторную помолвку, он задумался. В пропитанном спиртным мозгу возникло смутное воспоминание о том, почему прошлой ночью он напился до чертиков. Это, в свою очередь, пробудило к жизни еще одну, куда более неприятную картину: оба деда, перебивая друг друга, сообщают, что теперь Дункан должен жениться на Офелии, но к тому времени он был слишком пьян, чтобы взволноваться по этому поводу. Неужели он сказал им, что теперь ему на все плевать?

Непомерные мысленные усилия привели к тому, что виски прошило резкой болью. Дункан наконец сдался и пробормотал:

– Не по своей воле, уверяю вас.

– Ах, вот оно как! – брезгливо пробормотал Рэйфел. – А я-то считал, что стремление к независимости у вас в крови. Неужели вам так важно выслужиться перед стариками?

– С каких это пор вас волнует моя судьба? И не все ли вам равно, что я делаю, черт возьми?

– С тех пор, как я решил взять вас под свое крыло, разумеется, – объяснил Рэйфел.

– Держите свое крыло при себе. Мне оно ни к чему.

– Поздно, – усмехнулся Рэйфел. – Я не бросаю в беде друзей только потому, что они оказались абсолютными кретинами.

– Последнее предупреждение, друг мой. Если немедленно не уберетесь отсюда и не позволите мне отойти с миром…

– Ну-ну, не стоит изрыгать угрозы, которые все равно в нынешнем состоянии не сможете выполнить.

Слишком поздно Дункан осознал правоту собеседника, поэтому, бросив напрасные попытки изгнать его, предпочел снова зарыться с головой под подушку в надежде, что остальные речи Рэйфела пролетят мимо его ушей. Как ни удивительно, ему даже удалось немного задремать, несмотря на то что голова раскалывалась.

Когда Дункан проснулся во второй раз, большая половина дня уже прошла, и стук в висках немного унялся. Однако Рэйфел Лок вопреки его предположениям не ушел. Этот почтенный джентльмен по-прежнему сидел рядом с кроватью, читая томик, должно быть, взятый с маленькой книжной полки. Книги не принадлежали Дункану, они уже стояли здесь, когда он приехал.

– Который час? – промямлил Дункан, очень осторожно садясь. Он опасался, что в голове вновь заработают кузнечные молоты.

– Не очень поздно, – ответствовал Рэйфел, откладывая книгу. – Думаю, если поспешите, еще застанете обед.

При слове «обед» Дункан позеленел, сорвался с места и бросился к ночному горшку, в который и изверг отравивший его организм яд. Настоящее благословение Божье! Ему сразу стало легче.

Он снова заполз в постель и, укрывшись одеялом, вытянулся во весь рост.

– Вы еще здесь? – простонал он, поежившись под невозмутимым взглядом Рэйфела.

– А вы всегда спите в одежде? – спокойно поинтересовался тот, не отвечая на вопрос.

– Только когда не помню, как лег в кровать.

– Да, достаточно веский предлог, – кивнул Рэйфел.

– А вы почему еще здесь?

– Любопытство, обычное любопытство. Признаюсь, никак не могу понять, что произошло вчера и как вы могли совершить такую поразительную глупость. Предупреждаю, старина, от меня довольно трудно отделаться, если, конечно, не примените грубую силу.

– Если бы я помнил, что творилось вчера, обязательно бы сделал вам одолжение, но поскольку не могу…

– А вот эта отговорка не выдерживает никакой критики. Как только вы придете в себя, наверняка события вчерашнего вечера к вам вернутся. Пожалуй, я подожду.

– Тогда соблаговолите ждать в другом месте, – попросил Дункан.

– И позволить вам еще дольше прятаться от горькой правды?! Нет-нет, мое присутствие подтолкнет вашу память. Чтобы поскорее удовлетворить мое любопытство и отделаться от меня, постарайтесь восстановить детали вчерашнего вечера.

Если бы Дункан не боялся пошевелить головой, непременно попробовал бы вышвырнуть наглеца из комнаты. Но он лишь закрыл глаза и послушно попытался последовать совету Рэйфела. Медленно-медленно что-то наконец забрезжило.

– А знаете, старина, румянец вам к лицу, не то что оливково-зеленый оттенок, который делает вас похожим на привидение.

Дункан покраснел еще гуще. Он бы отдал все на свете, чтобы остаться в одиночестве, но нахальный гость ожидал подробностей, часть которых он не выдал бы под страхом смерти. Тяжело вздохнув, Дункан постарался загнать их в самый дальний уголок памяти.

– Она довела ее до слез. Я взбесился, поскольку знал, какой гнусный у нее язык. Вот и решил спросить, что она наговорила.

– Ну, насчет гнусного языка мне все понятно, но кого она довела до слез? – прищурившись, прошипел Рэйфел.

– Речь не о вашей сестре, – поспешно отозвался Дункан. – О Сабрине. Сабрина горько плакала. Я старался вытянуть из нее, в чем дело, но ничего не получилось. Она слишком расстроилась, чтобы говорить об этом. Словом, я решил прижать к стенке эту змею и был так зол, что не владел собой. Горничная сказала, что она у себя в спальне. Я решил, что она поднялась туда за чем-то, поскольку час был ранний, гости еще не разошлись спать, а уж если мы поссоримся, внизу крики будут меньше слышны. Мне в голову не пришло, что она уже готовится ко сну.

– Откуда вдруг у меня ужасное предчувствие, что вы застали ее в постели?

– Нет, все было не настолько страшно, хотя приди я чуть позже… Она уже была в сорочке и нижних юбках. Я едва заметил…

Ехидное фырканье Рэйфела заставило Дункана осечься. Помолчав немного, он горячо заверил:

– Клянусь, я был слишком сердит, чтобы обратить на это внимание, и потом, думаешь, ее белье было прозрачным? Как бы не так! Почти ничем не отличается от чертова бального платья! Просто принимать джентльмена в таком виде считается неприличным, вот и все.

– Да, да, дурацкие условности, – нетерпеливо согласился Рэйфел. – Переходите к делу.

– Я пытаюсь объяснить, каким образом скомпрометировал девушку, хотя и близко к ней не подошел.

– О господи, так вот что стряслось?! Вы позволили поймать себя в сети брака только потому, что случайно увидели ее без платья?! Да неужели у вас совсем нет мозгов сообразить, что в этом нет ничего дурного, поскольку вас никто не видел?! Я поверить не в состоянии, что она сумела подцепить вас на крючок с помощью одного из самых старых и известных трюков…

– Может, заткнетесь, хотя бы для того, чтобы дослушать до конца? – перебил Дункан. – Она растерялась не меньше меня и была совершенно подавлена. И хотелось бы ее винить, да не могу.

– О, ни в коем случае не верьте этому! – отмахнулся Рэйфел. – Ну, разумеется, она разыграет возмущение. Не злорадствовать же ей по тому поводу, что вы по-дурацки попались в ее ловушку.

Дункан нахмурился, пытаясь вспомнить, что еще случилось за те несколько минут, которые он провел наедине с Офелией. Он действительно был вне себя, но это было чепухой по сравнению с тем бешенством, которое потом вытолкнуло его из спальни и побудило надраться до беспамятства.

Он колотил в дверь достаточно долго, пока она в полном раздражении не дернула ручку и не прошипела, еще до того как увидела, кто навестил ее в этот час:

– Ну что?

Сначала она удивилась, но тут же встревожилась, что их могут застать. Офелия даже приказала Дункану уйти и закрыла дверь перед самым его носом. А он, идиот, вместо того чтобы понять, что выбрал не лучшее время для сведения счетов, все-таки ворвался в ее комнату. Офелия выглянула за порог, держа перед собой пеньюар, но потом отбросила его, посчитав, что она одна в комнате. Но и тогда до Дункана не дошло, какое непростительное нарушение правил приличий он совершил. Непростительно джентльмену оказаться в комнате вместе с полуодетой дамой! Однако гонимый гневом шотландец потерял способность мыслить здраво и не заметил опасности.

Тем не менее Дункан все-таки понял, что она заблуждается относительно причин его появления. И если он сразу не обратил внимания на то, что она почти раздета, Офелия, в свою очередь, не распознала его дурного настроения.

– Все это могло бы подождать до завтра, – кокетливо упрекнула она, – но я понимаю ваше нетерпение. Только поторопитесь, прежде чем кому-то из девушек, с которыми я делю комнату, не вздумалось лечь спать пораньше. Я даже облегчу вам задачу, сказав, что согласна.

– Ваше согласие или отказ меня не интересуют, – пробурчал Дункан.

Офелия нахмурилась, но все же не пожелала сдаваться:

– Нет? Только не говорите, будто пришли за очередным извинением. Честно говоря, не знаю, что сказать, кроме того, что очень сожалею по поводу нашей первой встречи. Ну вот, я еще раз это повторила. А теперь нельзя ли перейти от примирения к…

– Я желаю узнать, что вы такого наговорили Сабрине и почему довели ее до слез?

– Сабрина?! – воскликнула она с негодованием, словно разъяренная тигрица. – Так вы явились сюда, чтобы допрашивать меня насчет Сабрины?! Вон! Немедленно вон отсюда! Не желаю говорить об этой мерзкой девчонке!

– Нет, вы расскажете…

– О чем? Как она меня оскорбляла? Как расстроила настолько, что пришлось раньше обычного подняться сюда, чтобы никто не заметил моих слез? Она, видите ли, рыдает! Наверное, потому, что раскаялась в своих жестоких словах! Вот вам и ответ, так что можете прова…

И тут дверь снова распахнулась. Молодая дама, уже готовая переступить порог, на мгновение замерла, сконфуженно покраснела и наконец, со смешком извинившись за вторжение, исчезла. Но и в тот момент ужас случившегося не дошел до Дункана, пока в его сознание не проник визг Офелии:

– Полюбуйтесь, что вы наделали! Вместо того чтобы уйти, когда вас просили, скомпрометировали меня. Так что теперь нам придется пожениться! Подумать только, что именно она нас застала! Немыслимо! Мой злейший враг! За что мне такое наказание?!

– Но мы никак…

– И не надейтесь выйти сухим из воды, Дункан Мактавиш! Можно, конечно, попросить Мейвис держать язык за зубами, но она никогда не согласится, а если и согласится, то все равно солжет! Она ненавидит меня. Неужели не видели, какой радостью блеснули ее глаза?! Она меня погубит! Мы немедленно должны объявить о помолвке.

Как бы ни хотелось Дункану считать, что девушки сговорились и выход из тупика еще можно найти, приходилось признать: всему виной его собственная поспешность. Следовало отложить разговор до утра или в крайнем случае убраться отсюда, едва он понял, что Офелия готовится ко сну. И уж, разумеется, необходимо было догнать Мейвис и попробовать заручиться ее молчанием, вместо того чтобы сразу поверить Офелии. Та утверждала, что девушке ничем нельзя заткнуть рот, а Дункан ни минуты не сомневался, что с таким характером, как у Офелии, невозможно не нажить врагов, которые были бы рады уничтожить ее репутацию.

Но он не сделал ничего подобного, а лишь решил выбросить из головы все случившееся, осушив не менее двух бутылок бренди, и так преуспел в этом, что сохранил только смутные воспоминания о том, как его почтенные родственнички в один голос объявляют о новом обручении с Офелией Рид. А теперь Рэйфел пытался убедить его, что Офелия просто расставила капкан, в который попался глупый кролик. Придется просветить его на этот счет.

– Знаете, Офелия понятия не имела, что я захочу с ней поговорить, так что ни о каких ловушках не может быть и речи. Я сам, своим нетерпением и вспыльчивостью, навлек это на собственную голову, поэтому не могу допустить, чтобы страдала ни в чем не повинная девушка. Совесть не позволит.

– Черт возьми, значит, проклятая честь превыше всего? И из-за этого вы готовы испортить себе жизнь? – с легким отвращением осведомился Рэйфел, вставая.

Наконец-то. Хоть от одного доброжелателя он избавился!

Сабрина равнодушно смотрела в окно на карету с гербами, стоявшую перед домом. Неудивительно, что она плачет каждый раз, когда видит черный парадный экипаж. Не очень долго, не очень горько – так, две-три слезинки, в добавление к тем, что она уже пролила за эти несколько дней. А кучер приезжал каждый день и ждал по нескольку часов, прежде чем возвратиться в Саммерс-Глейд, хотя его просили больше не беспокоиться.

Оказалось, гости еще не разъехались и празднество будет продолжаться до самого венчания, назначенного на середину следующей недели. Вероятно, лорд Невилл рассудил, что, если все уже собрались, нет смысла рассылать приглашения на свадьбу. Так считали и все соседи, с утра до вечера судачившие о грандиозном событии. Все это передавали Сабрине тетушки, которые в отличие от нее принимали визитеров. Сама же она заперлась в комнате, отказываясь спускаться вниз, даже чтобы поговорить с Дунканом, примчавшимся на другой день после знаменательного объявления. И уж разумеется, ни за что не пожелала говорить с Офелией, явившейся к вечеру, чтобы, вне всякого сомнения, позлорадствовать над неудачливой подругой.