Джоанна Линдсей - Дикарь и простушка

Арчи лукаво усмехнулся:

– Вижу, ты еще не понял, в чем твоя выгода, малыш! Разве плохо, если твоему сыну перейдут мои владения? Ему же будет лучше, если он приедет сюда как можно раньше и начнет учиться вести хозяйство. Кроме того, я переживу старого ублюдка Теккерея на много-много лет, и ему это известно.

– Итак, свара продолжалась пятнадцать месяцев, – напомнил Дункан. – Как же тебе удалось вымолить еще полтора года?

– Ну… видишь ли… разговор о детях, естественно, привел к теме выбора невесты. Он настаивал, чтобы ты женился на англичанке, и ни за что не хотел уступать. Стоял как скала, так что прошло еще почти полгода, прежде чем мы… это самое… пришли к согласию. Ну, а потом я потребовал, чтобы девушка была прекраснее утренней зари, и ему стоило немалых усилий отыскать такую.

– Английская леди, полагаю?

– Да, – усмехнулся Арчи, – поэтому он так долго и перебирал невест. Титулованная красавица… Такую нелегко найти.

– Все это пустая трата времени, – заключил Дункан. – Я, разумеется, могу отправиться в Англию, но никто не заставит меня жениться на выбранной кем-то особе, которую я к тому же в глаза не видел.

– Не забивай себе голову пустяками, парень. Я требовал искать невесту, поскольку это был отличный предлог оттянуть твой отъезд. Пока Теккерей присматривался к юным английским леди, ты спокойно жил в родном доме. Если ты из чистого упрямства не захочешь идти к венцу с первой красавицей Англии, будь по-твоему. Никто тебя не заставит… ну… кроме старого Невилла, разумеется. Но, как я уже сказал, ты достаточно взрослый, чтобы настоять на своем.

– Все это не имеет ничего общего с упрямством, – раздраженно возразил Дункан, не замечая при этом, что почти кричит.

– Ну, конечно, разве я спорю? – снисходительно-покровительственным тоном, словно говоря с ребенком, согласился Арчи, за что и получил в награду негодующий взгляд внука.

– Я сам найду себе жену, как всякий уважающий себя мужчина, как сделал это ты.

– Очень рад это слышать. Но зачем сжигать мост, который ты еще не успел перейти? Прежде чем отвергать девушку, найденную Невиллом, хотя бы взгляни на нее. А вдруг она тебе понравится? Ну, а если нет, по крайней мере попытайся подобрать себе другую.

– Я ничего не имею против брака, Арчи, – заверил деда Дункан, – но не находишь, что я еще слишком молод, чтобы думать о семье?

– А вот я уже довольно стар и, хотя наверняка переживу Невилла и найму кого-нибудь помогать по хозяйству в твое отсутствие, все же буду рад уйти на покой, передав дело в руки твоего сына.

Это, очевидно, означало, что старики пришли к безоговорочному согласию во всем, что касалось Дункана, включая немедленную женитьбу. Надо же – это одно из главных событий в жизни внука, а они буквально загоняют его в ярмо, не думая о последствиях.

Презрительно поморщившись, Дункан вышел из кухни. Он поедет в Англию. Ну а дальше… посмотрит. Может, милый дедушка Невилл обнаружит, что не так уж и рад видеть своего внука!

Дункан растерянно оглядывался по сторонам. Никогда в жизни он не бывал в таком унылом, мрачном, заброшенном месте. Вероятно, причиной тому было толстое покрывало тумана, поднимавшегося на несколько футов над землей. Деревья тянули голые сучья-руки к пасмурному небу. То ли они засохли, то ли просто сбросили листву. А может, тут так неуютно из-за холода раннего утра? Солнце еще не успело подняться. А вдруг скоро станет тепло и светло и тогда все покажется ему иным?

Но в глубине души Дункан сомневался, что веселые солнечные зайчики или зеленая травка, если таковая даже и появилась бы в это время года, способны развеять его тоску. Он настроился возненавидеть Саммерс-Глейд и теперь с какой-то угрюмой радостью отдавался этому чувству.

Сэр Генри торопил Дункана, желая добраться до места как можно быстрее, что было несложно, поскольку от постоялого двора, где они заночевали, до поместья было не более двадцати минут езды трусцой. Однако Дункан не собирался знакомиться со своим английским дедом вечером, после целого дня утомительного путешествия. Нужно хорошенько отдохнуть, чтобы при первой встрече держать ухо востро и не думать об ужине и теплой постели. Правда, он не ожидал застать Невилла Теккерея еще в кровати, что несколько охладило его пыл, поскольку молодой шотландец был исполнен воинственного духа и готовился к схватке. Несмотря на зловещий вид, дом был вовсе не заброшен, как втайне надеялся Дункан, наоборот – в комнатах сновали слуги, их хватило бы на десять семейств. Неужели все они тут, чтобы служить дряхлому старику? Не слишком ли их много?

Дункан мысленно одернул себя. По справедливости говоря, дом деда довольно велик, так что лишняя челядь не помешает. Кроме того, англичане в отличие от шотландцев куда более избалованны, а уж о знатных лордах, вроде Невилла Теккерея, и говорить не приходится. Они рады бросать деньги на ветер, нанимая трех лакеев там, где и один справился бы.

Обстановка особняка поражала роскошью. Мебель, насколько мог заметить Дункан, была в старом французском стиле: хрупкая, изящная, с позолотой и изогнутыми ножками, хорошо сохранившаяся, но с таким количеством медальонов и резьбы, что выглядела несколько безвкусно.

Зеркала и картины были заключены в тяжелые позолоченные рамы, на огромных хрустальных люстрах позвякивало столько подвесок, что любой, имевший несчастье засмотреться на них, когда горели все свечи, непременно ослеп бы. В каждой комнате стояли цветы: очевидно, где-то поблизости была оранжерея.

Такого блеска Дункан не ожидал. Судя по серому, исхлестанному ветрами фасаду особняка, старик должен был окружить себя простой, незатейливой тяжелой мебелью, а уж никак не фривольным декором прошлого столетия.

Но с другой стороны, тут не было ничего странного, ведь Невилл действительно жил в прошлом веке и мог привыкнуть к вычурной обстановке, в которой родился и вырос. Дункан ничуть не удивился бы, появись его дед в дурацком пышном парике по моде давно забытых лет.

Он был страшно удивлен, когда высокомерный дворецкий препоручил его заботам младшей горничной, которая, в свою очередь, адресовала его к старшей горничной, и наконец спокойная рассудительная экономка проводила его в спальню. Подумать только: одним гостем занималось сразу четверо слуг! Дункан с трудом сдержал смех, когда экономка почтительно присела перед ним и повела по коридору. Господи, да достаточно было бы всего лишь указать ему дорогу!

Но церемонии на этом не закончились. В спальню впорхнула еще одна служанка, она разожгла огонь в камине. Затем появилась другая, с горячей водой и полотенцами. По ее пятам шествовала третья, с большим блюдом закусок: печенье, колбаски, сладкие пирожки, чайник и кувшинчик с шоколадом. Не прошло и десяти минут, как на пороге возникла четвертая – узнать, не нужно ли чего молодому хозяину.

И в довершение ко всему прямо из воздуха материализовался Уиллис, тощий коротышка средних лет, с редкими каштановыми волосенками и карими глазками-пуговичками, гордо объявивший, что именно ему выпала огромная честь стать камердинером будущего маркиза. И если Дункан посчитал здешнего дворецкого надменным болваном, то теперь обнаружил, что вид у его собственного камердинера еще более спесивый. И чего тут чваниться?

Мактавиш был не настолько невежествен, чтобы не знать, для чего нужны камердинеры. Но он просто потерял дар речи от изумления, когда увидел, как кто-то распаковывает за него чемодан, чемодан, который Уиллис силой отнял у лакея, чтобы лично принести наверх. Не успев прийти в себя, чтобы отослать новоявленного помощника, Дункан услышал удивленное:

– Это юбка, милорд?

– Это килт, болван! – взревел Дункан, багровый от такого оскорбления.

Уиллис же, не теряя хладнокровия, покачал головой, неодобрительно поцокал языком и, тщательно сложив, поместил килт в комод. Дункан молча уставился на него. Мало того что этот тип ничего не смыслит в одежде настоящего шотландского мужчины, так ему еще и нипочем его яростный взрыв?! Ну он ему покажет!

Стиснув кулаки, Дункан сухо процедил:

– Вон отсюда!

Ему наконец удалось обратить на себя внимание камердинера, но и тут Уиллис оказался на высоте.

– Милорд? – только и обронил он, обратив на хозяина недоумевающий взгляд.

Дункану волей-неволей пришлось пояснить:

– Видишь ли, у меня никогда в жизни не было камердинера, я и впредь не собираюсь его заводить.

Но Уиллис не оскорбился и не исчез после такого решительного заявления. Он снова прицокнул и объявил:

– В конце концов, не ваша вина в том, что вы родились именно в той варварской стране, но теперь вы, слава богу, в Англии и наверняка захотите, чтобы все было как полагается.

– Да неужели? – грозно прошипел Дункан.

– Ну, разумеется, в этом нет ни малейшего сомнения. Поверьте, вам без меня не обойтись. Любому джентльмену благородного происхождения и в голову не придет одеваться собственноручно.

– Никакой я не джентльмен, не милорд и вполне способен одеваться сам, черт побери! А теперь убирайся, пока я не вышвырнул тебя вон!

Только теперь Уиллис, очевидно, принял его слова всерьез и запаниковал:

– Неужели вы вправду выгоните меня, милорд? Тогда мне плохо придется!

– Но ты мне ни к чему!

– Ни одна живая душа этому не поверит, – вздохнул Уиллис. – Все посчитают, что я не угодил вам, и у меня не останется ни единого шанса когда-нибудь занять такую же важную должность. Со мной будет навсегда покончено, милорд, если придется вернуться в Лондон.

Дункан мог бы поклясться, что нижняя губа бедняги жалостно дрогнула. Он тяжело вздохнул. От природы не злой человек, он просто хотел идти по жизни своей дорогой и не терпел ничьего вмешательства. Однако Дункан не желал, чтобы из-за него с кем-то «было покончено».

Дьявол, до чего же ему не по душе компромиссы и уступки!

– Так и быть, – сдался молодой Мактавиш, – можешь чистить и гладить одежду, но одевать меня не смей, ясно?

– Спасибо, милорд, – воспрянул духом Уиллис, мгновенно возвращаясь к прежнему надменному, раздражающе-снисходительному тону. – Надеюсь, я могу пригласить портного маркиза для примерки будущего гардероба или скоро прибудут сундуки с вашими вещами?

Дункан безмолвно смотрел на камердинера. Дай англичанину палец…

В отличие от теток Сабрина не видела никакой трагедии в том, что история ее семьи может выплыть на свет божий. Но отношение лондонского общества к так называемому «скандалу» оказалось таким странным, если не сказать более, что она только плечами пожимала, не зная, плакать или смеяться. Если раньше люди поглядывали на нее с любопытством, как на всякое новое лицо в столичном свете, то теперь их взоры ясно говорили: «Как?! Ты все еще жива?! Но ничего, это ненадолго, могу в этом поклясться!»

Одна глупенькая дамочка даже вскрикнула, словно увидела призрак. Сабрина могла лишь предполагать, какие ужасы, не имеющие ничего общего с действительностью, наговорили этой особе сплетники.

Ее надеждам найти мужа в столице, разумеется, не суждено будет сбыться. Что ни говори, джентльмены вступают в брак, чтобы обзавестись наследниками, а кому нужна жена, которая не проживет достаточно долго, чтобы родить сына! Правда, обе тетки Сабрины благополучно здравствуют и много лет спустя после тех трагедий, но кто примет это в расчет? Нет, умудренные жизнью светские львы и львицы не собирались обращать внимания на такие пустяки. Так что не было смысла рассказывать всю правду о семье Ламберт. Люди верят только в то, во что хотят верить, несмотря ни на какие доказательства. Кроме того, в светском обществе вот уже целую неделю не о чем было говорить, и свеженькая сплетня подоспела как нельзя более кстати. Куда интереснее утверждать, что Ламбертов преследует рок и члены этой семьи склонны расставаться с жизнью задолго до отпущенного им срока.

К сожалению, прадед Сабрины, Ричард, действительно отважился на столь ужасный поступок, а его легкомысленная жена, не в силах пережить трагедию, последовала примеру мужа. Казалось, на этом цепь роковых событий должна была оборваться: дочь Ричарда Люсинда в то время была замужем за графом Уильямом Ламбертом, человеком крепкого здоровья и могучего сложения. У супругов родились две дочери, Хилари и Элис. Отец Сабрины, Джон, еще не появился на свет, и именно поэтому герцогский титул перешел к дальнему родственнику, которого Ламберты никогда не встречали.

Никто так и не узнал, прыгнула Люсинда с балкона сама или упала с него случайно. Ее здоровье сильно ухудшилось после рождения наследника: бедняжку мучили уныние и меланхолия, а после родов она долго лежала в горячке. Но никто в графстве не сомневался, что безумие, которым была отмечена эта семья, опять проявило себя, и скандал разгорелся с новой силой. Вот почему Хилари и Элис так и не дождались своего первого лондонского сезона.