Сойер Беннетт - Дикарь (ЛП)

Маленькая волна возбуждения образовалась у меня между ног, и желание стало разливаться по телу сильнее, когда он начал двигаться в девушке. Медленно лаская, не спеша, размеренно, но глубоко, он входил в нее уверенными толчками.

Я наблюдала, захваченная тем, что вижу, почти чувствуя его член у меня между ног, и теперь я определено точно поняла, что моя работа по адаптации Зака к современной жизни будет для меня проблемой. Я поняла с предельной ясностью, что находилась под влиянием его чувственности. В этом было что-то развратное, что возбуждало меня — абсолютный контроль, жесткое доминирование, для меня это было странно, потому что я всегда была независимой и уверенной в себе любовницей.

Мои глаза были прикованы к животному наслаждению, которое происходило передо мной, что все остальное просто перестало иметь какое-либо значение. Я смотрела на его руку, которая держала девушку лицом вниз, другая его рука держала сильной хваткой ее бедро, впиваясь пальцами в мягкую кожу. Девушка мягко стонала, и в свете огня я могла видеть, как блестит член Зака от ее влаги, когда он полностью выходил из ее тела. Когда мой взгляд все-таки вернулся к его лицу, я чуть не упала в обморок, он пристально смотрел на меня сквозь отблески слабо горящего пламени.

Его бледные глаза блестели в тусклом свете, он сжал челюсть ещё крепче, пока трахал в грязи эту девушку. Он как будто держал мой взгляд, почти запрещая мне отвернуться, а я была бессильна в своих попытках отвернуться и не смотреть. Я думаю, в этот самый момент он говорил мне, что он дикий, и что все будет не так-то просто, когда мы покинем это место.

Отец Гоуль и Рамон неторопливо беседовали около меня, женщины пели, а остальные мужчины племени смеялись между собой.

Почему это никого не интересовало, кроме меня?

Потом вся окружающая обстановка исчезла, были только Зак и я, мы пристально смотрели друг на друга.

Даже женщина, с которой сейчас он соединялся, казалось, растворилась в темноте ночи, мое сердце стучало в бешеном ритме, когда я смотрела на него, как его бедра отстранялись назад и подавались вперёд в ленивом желании. Это продолжалось и продолжалось. Я наблюдала за действием передо мной, все моё тело горело желанием, и я была растеряна из-за того, что так сильно возбудилась, во мне как будто родилась какая-то вуаеристка. Я никогда бы и не подумала, что я настолько могу возбудиться, смотря за парой, занимающейся сексом, но я была уверена, это связано с тем, что Зак запрещал мне отводить от него взгляд, моя фантазия была наполнена образами, что он делал это все со мной.

Наконец, мне показалось, что это затянулось на часы, Зак кончил в полном молчании, что я даже сначала и не поверила в то, что увидела. Здесь не было никакого крика удовольствия, никаких стонов освобождения. Вместо этого он пристально смотрел на меня, мышцы его шеи напряглись. Он толкнулся в последний раз в девушку, и я увидела, как лёгкая волна дрожи прокатилась по его телу, его глаза широко открыты и смотрят на меня с нескрываемой яростью. Я клянусь, я почувствовала его наслаждение глубоко во мне.

Зак посмотрел на меня ещё немного, его взгляд был диким и уверенным. Затем он резко вытащил свой член, встал с земли и ушёл в темноту ночи.

Я закончила рассказывать свою историю, открывая глаза и чувствуя крепкую хватку Зака на моей шее. Он удерживает меня в том же положении, потому что у него больше силы, чем у меня, я продолжаю спокойно лежать.

— Это отличная история, Мойра, — Зак сказал это спокойным голосом, но я знаю насколько ему приятно слышать, как я была возбуждена, когда смотрела на него.

— Так я это запомнила, — искренне говорю я.

— Ты тогда хотела меня, так ведь?

— Да, — выдыхаю я.

— Так же, как хочешь меня сейчас?

— Да.

— Тем же самым способом? — заявляет он.

— Тем же, — соглашаюсь я.

Зак проходится в нежной ласке по моей спине, останавливаясь на пояснице, и медленно приподнимает вверх моё платье.

— Прежде, чем я дам тебе это, — говорит Зак низким приказным тоном, — скажи мне кое-что еще.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — спрашиваю я нуждающимся голосом.

— Я хочу, чтобы ты сказала самое главное, что выучила обо мне, с тех пор как увезла меня из дома.

Делаю глубокий вдох и бесшумно выдыхаю. Мне ненавистны боль и гнев, которые по-прежнему пронизывают его голос из-за того, что я сделала с ним. Затем я понимаю, что именно он хочет услышать.

— Я выучила, что ты... Закари Истон... дикарь.

— Да, — шепчет он, ослабляя свой захват на моем платье, и начинает нежно дразнить, оттягивая кружево моего нижнего белья. — Ты хорошо училась.

Две недели назад

Я следую за Мойрой в сторону выхода из аэропорта, и вот мы выходим в жару Чикаго. Она сказала мне, что это такое лето в Америке, эта информация для меня ничего не значит, кроме того, что тут жарко и забавно пахнет, запах горячего металла, что очень чуждо для моего обоняния. Я больше не чувствую запаха земли, не чувствую аромат зелени Амазонки, болезненное чувство тоски прокатывается по мне волной.

Мойра ведёт нас к желтой машине, я понимаю, что это такси. Я знаю, какая это машина, потому что я помню это ещё с детства. А узнаю, что это такси, потому что мои знания английского языка все ещё в отличном состоянии, и слово написано на другой стороне. Мой родной язык не забыт за то время, которое я прожил с карайканцами, я благодарен за это посещениям отца Гоуля на протяжении всех этих лет, он отлично говорил, как по-английски, так и по-португальски. Только он мог разговаривать со мной по-английски на протяжении долгого времени. Я имел общие знания основ математики, был довольно грамотным в вопросах географии и истории, я читал все, что только попадалось мне под руку.

Это очень забавно. То, как я узнаю вещи. Проживая в Амазонке последние восемнадцать лет, мои воспоминания о прежней жизни были как призрачные мечты, в своем сознании я мог дотянуться и легко коснуться их, но это было за пределами моего понимания. Мне было интересно, сколько мне нужно будет узнать, и как много из того, что отец Гоуль называл «чудеса современного мира», когда рассказывал о мире за пределами Амазонки, может удивить меня.

Я обнаружил, что чем больше я узнаю о современном мире, тем больше это находит откликов в моей памяти о том, что я видел. Например, у меня совсем не осталось ни одного воспоминания о том, как я летел на самолете с моими родителями в Бразилию, когда я был ребенком. Но когда увидел маленький «Сессна150», который доставлял нас с реки Амазонки в столицу Бразилии, я точно знал, что я бывал на одном из таких самолётов раньше. Я не помнил этого. Я просто это знал. Когда завелся двигатель, я не испытал дискомфорта, и у меня не было чувства страха от полета. У меня не было каких-то конкретных воспоминаний о полете, я внезапно вспомнил, когда дотронулся пальцами до стекла иллюминатора, что такое «стекло». Прозрачный, твёрдый материал. Это не было мне знакомо по ощущениям, но я вспомнил родительский дом в штате Джорджия, когда был маленьким. Я вспомнил, как я бежал сломя голову и врезался в прозрачную преграду, в стеклянные раздвижные двери и, ударившись со всей силы, упал попу.

Когда мы приземлились в аэропорту, Мойра повела меня в сторону машин на прокат, и внезапно четкие воспоминания взорвались яркой вспышкой. Я вспомнил себя, сидящего в машине моих родителей на заднем сидении. Я, кажется, держал книгу с яркими картинками. Мне даже показалось, что я вспомнил голоса моих родителей, говоривших друг с другом.

Многие вещи казались мне вполне знакомыми. В отеле, где мы остановились на несколько дней, я мог с легкостью узнать многие вещи. Кровать и подушки. Да, я знал, что такое подушка. Мойра отвела меня в ванную и объяснила, как работает туалет и душ. Память возвращалась ко мне понемногу и маленькими кусочками.

Некоторыми из этих чудес я пользовался с большим удовольствием. Душ был чем-то потрясающим. Вода ощущалась чище и легче, чем в реке или в грязных дождевых лужах, в которых я обычно мылся. Запах шампуня заставлял меня вспоминать запах водных лилий. Впервые чистить зубы за столько лет, это было чем-то невероятным, никак не мог перестать водить языком по зубам, поражаясь, насколько они были гладкими. И сколько бы я раз не чистил зубы тростником, это никогда не сделало бы их настолько чистыми.

Да, многие из этих вещей были странно знакомыми мне, а кончилось все тем, что я осознал: комфорт для меня иногда был очень важен. У меня не было таких моментов, где бы я мог сказать, что я чувствовал удивление от того, что попробовал. Не считая того, что Мойра водила немного быстрее, чем было нужно по улицам Бразилии. Мы остановились здесь на несколько дней, так как мне нужно было посетить доктора, чтобы он обследовал меня, и мне нужно было получить необходимые прививки, а также новый паспорт в Американском посольстве.

Я надеялся, что моим документам на паспорт будет отказано, и наконец, закончится эта нелепая ситуация, но они были одобрены, когда я смог представить доказательства, подтверждающие мою личность. Это включало в себя: мои и родительские подлинные визы на путешествия, которые я хранил все эти годы после их смерти, вместе с их обручальными кольцами, одно семейное фото и наша семейная библия. Секретарь Американского посольства лично вручила мои документы и улыбнулась тёплой, поздравительной улыбкой, когда вручала паспорт. Я испытывал непреодолимое желание перерезать ей горло за ее счастье, оттого что я возвращаюсь «домой». Я совершенно не был этому рад, но все остальные считали это отличной идеей.

Были некоторые вещи, к которым я приспосабливался очень тяжело. Пока я без лишних эмоций наслаждался мягкостью кровати в отеле, я считал это странным чувством и, наверное, по большому счёту неудобным. Я прекратил спать на полу каждую ночь. Одежду, что заставила надеть на себя Мойра, перед тем как мы поднялись на борт Сессны, ограничивала мои движения и раздражала кожу. Я ненавидел ее. Как только я оказывался в номере, я раздевался и оставался голым, для меня это было привычным.

Я полностью отказался пользоваться кухонными приборами, хотя я, несомненно, помнил, что это такое. Я делал это не потому, что было неудобно, а для того, чтобы показать ей я: сделаю это, если сам захочу. Если я думал, что я могу прятать одежду и обходиться без нее, я так и делал, но Мойра поставила точку в этом вопросе, сказав, что такие действия наказываются законом.

Тогда я начал противостоять ей в мелочах, я отказался использовать вилку и нож, вместо этого я ел руками. Я полностью избегал салфеток, хотя я видел, как она использует их, слегка прикасаясь к губам, и вытирает пальцы, вместо этого я облизывал свои пальцы и каждый раз вытирал губы материалом своей футболки, которую я накидывал просто на плечи. Когда она предложила подстричь мои волосы, я отказался это делать, но в ответ она лишь улыбнулась мне, не сказав ни слова.

Меня ужасно злило то, что она принимала мои отличия. Я ожидал от нее, что она начнёт настаивать на том, чтобы я вел себя в соответствии с новыми культурными нормами поведения. Вместо этого она впустую тратила время, объясняя мне все эти вещи, давая возможность попробовать что-то еще. Если же я отказывался, она только говорила:

— Может быть в другой раз.

Мои чувства к этой женщине с огненным цветом волос были наполнены тёмным желанием, и это скручивало все во мне, делая меня слабым. Я знаю, она не несёт прямой ответственности за то, что мне пришлось покинуть свой дом, но сейчас я ненавижу ее, как если бы она была тем человеком, которому пришла в голову эта сумасшедшая идея. Я знаю, она лишь делает свою работу. Делает то, что ей сказал делать мой крестный отец, но моё презрение к ней так же велико, как и к человеку по имени Рэнделл Кенон. Два человека, которые привели в действие ряд событий, из-за которых мне пришлось отказаться от мирной и счастливой жизни.

Они стали моими врагами.

Да, Мойра мой враг, но это не значит, что я не смотрю на неё как на женщину. У меня совершенно неестественное влечение к этой женщине с огненными волосами и зелеными глазами. Она мне понравилась с первого взгляда, когда мы сидели у костра в первую ночь. Она так отличается от карайканских женщин, которые по своей природе маленькие, темнокожие с иссиня-черными волосами. Когда я подошёл к главному месту в деревне, Мойра смотрела прямо на меня, никакой покорности во взгляде, как у Тукабы, которая не посмотрит на меня до того момента, пока я не дам молчаливого разрешения смотреть прямо на меня. Ее волосы напомнили мне сияющие волны, поцелованные огнём, и глаза ее цвета насыщенной зелени джунглей. Она напомнила мне яркую и дикую амазонскую птицу, но двигающуюся с грацией ягуара. Настолько она отличалась от всего того, к чему я привык, но была настолько привлекательная, что это вызвало во мне приступ стыда.