Ксения Акула - Дикая

Одиночество и скука! Чем не стены монастыря, в котором вместо ежедневных молитв — ежедневные уроки? И медленные осенние дожди со слезными потеками на окнах.

— Дикая, очнись! — меня трясли за плечи сильные мужские руки.

— А?

— Ага! — передразнил Волк, подталкивая по направлению к кабинету истории.

— Тебе-то какая разница? — задала я вопрос, не понимая причину его заботы о моем опоздании на урок.

— Нравишься, — оскалился Волк и опасливо глянул в сторону своего класса. — Только Домовому не говори.

Я обреченно опустила глаза в пол, рассматривая черные полосы на линолеуме, и села за опустевшую парту.

Скучно без тебя, — обратилась мысленно к Домовому, который никогда не ответит на эту реплику…

Мои опасения насчет постоянного места жительства подтвердились. Отец захотел отдохнуть после тяжелого судебного разбирательства и потребовал у бабушки, так как мама не брала трубку и игнорировала его звонки, отпустить меня на недельку в отпуск, теперь к нему домой, хотя моя комната там до сих пор присутствовала.

— Нельзя препятствовать родному отцу во встречах с дочерью, — отстаивала перед семейным советом свою точку зрения ба. — Решение суда оспаривать тоже не нам!

В итоге, не спросив моего на то согласия, мама молча упаковала мои вещи и договорилась в школе о недельном отсутствии своей дочери. Блеск!

Я выбежала из дома, громко хлопнув на прощание дверью, и пошла к морю. Небольшой деревянный пирс, который когда-то был причалом для лодок рыбаков, а ныне стоял заброшенный и полуразрушенный, служил мне пристанищем в горе и одиночестве. Пляж пустовал, туристы давно разъехались, даже самые отчаянные, а клубы открывали свои двери только по выходным и праздникам. От кафешек под открытым небом остались одни стены, пустующие полки и засыпанные песком барные стойки. Меня устраивало отсутствие людей, крик чаек и шум волн, разбивающихся о берег. То, что нужно, для потерявшегося в этом огромном мире подростка.

— О, Даша, — раздался над ухом до боли знакомый голос.

— Преследуешь меня? — отозвалась я с вызовом, не поворачивая головы. Домовому не нужно видеть слезы отчаяния на моем лице.

— Вообще-то пришел подумать. Я люблю этот пирс, с детства зависаю на нем в такие вот хреновые дни.

— Чем тебе не угодило воскресенье? — спрашиваю парня, который присаживается рядом и приносит с собой запах древесины. На его плечах кожаная куртка, и я не удивляюсь, что она дорогая и качественная, как и многие вещи из гардероба Домового.

— Знаешь, — не даю ответить Домовому, — если бы тебя спросили, что для тебя главное в девушке, которую ты будешь любить, что бы ты ответил?

— Ого, — засмеялся Домовой, — это море навевает подобные мысли?

Я пожала плечом, еще сильнее прижимая к себе колени и укладывая на них подбородок.

— Ну, хорошо. — Парень откинулся на руки, заведенные за спину, и вытянул длинные ноги до самого края пирса. — Я бы сказал, что она должна быть умной, уверенной в себе, но не стервой, милой и очаровательной, женственной.

Машинально примеряла к себе данное описание и не находила сходства.

— А ты? — Домовой резко оборвал себя на последнем слове и заглянул мне в лицо. Слезы давно высохли, оставляя о себе напоминание в виде красных глаз и распухшего носа. Я, наверное, сейчас та еще красотка.

— Что я? — притворилась дурочкой.

— Брось, Даш, откровенность за откровенность, — настаивает на своем парень, стараясь поймать мой взгляд, а я упорно отвожу глаза. Не могу смотреть на него и чувствовать, что пропала. Слишком огромна пропасть между нами. Где он и где я?

— Мой любимый должен быть веселым, остроумным, ненавязчивым. Не обязательно красивым, но обязательно стильным. — Выпаливаю я первую пришедшую на ум ерунду, особо не задумываясь о значении этих эпитетов. — Высоким, темноволосым и кареглазым, — добавляю в каком-то трансе.

Домовой молчит, а потом поворачивает мое лицо к себе, наклоняется так медленно, что я в любой момент могу оттолкнуть его руки, и целует. Нежно, проникновенно. Его язык ласкает губы, раздвигает их и начинает исследовать мой рот. Подаюсь навстречу, не зная, спасаться бегством или наслаждаться минутой близости? Решаю все-таки насладиться и отвечаю на поцелуй, притягивая за голову Домового и запуская руки ему в волосы. Уже не стесняюсь своего неумения целоваться, не думаю ни о чем, кроме губ Домового, его жара, безумного танца наших сплетенных языков. В голове стоит шум, горячая волна заливает внутренности, а из горла вылетает длинный и протяжный стон.

— Дикая, — шепчет Домовой, отрываясь от моих губ, — и мне это так в тебе нравится.

Смотрю в его горящие темные глаза и чувствую, что вот-вот разревусь.

— Не надо так, — шепчу Домовому. — Я даже имени твоего не знаю! Я ничего о тебе не знаю.

— Ростислав, — представляется парень, на что мои глаза расширяются, а челюсть падает на пол.

— Что? Мамино любимое имя! — оправдывается Домовой и уверенно нажимает мне на плечи руками, укладывая головой на свой согнутый локоть. — Только попробуй сейчас рассмеяться!

Начинаю хохотать во все горло, раскинув руки и глядя в такие темные и такие притягательные глаза Домового, отмечаю его сексуальную ямочку на подбородке, легкую небритость и предупреждающую ухмылку на губах. А в следующую секунду парень уже наклоняется, чтобы впиться в мой рот жадным собственническим поцелуем.

И пусть! Мне хорошо как никогда! Мне безумно нравится целоваться с сыном директрисы, ведь это не запрещено уставом школы?

Я просто хочу насладиться этими мгновениями, чтобы потом с новыми силами шагнуть во взрослую жизнь, где отец встретит меня на пороге моего бывшего дома и представит свою новую жену.

При мысли об этом подаюсь навстречу Домовому, обвиваю его пятую точку ногами и запускаю руки под кожанку. Хочу все забыть, все, кроме этого парня!

— Осторожнее, Даша, — хрипит Домовой. Его глаза горят каким-то бешеным огнем, руки сжимаются в кулаки по обе стороны от моей головы, тело напрягается.

Никогда не видела парня таким несдержанным, яростным и даже пугающим. Он всегда мне казался спокойным и даже порой слишком уж правильным и занудным.

— Я совершенно тебя не знаю, — шепчу ему в лицо. — Прости, — смущенно убираю руки с ремня его джинсов.

— И тебе не стоит меня узнавать! — совершенно не в тему рычит Домовой, после чело откатывается в сторону, встает и уходит. Сажусь на пятую точку и поворачиваю голову в сторону удаляющейся спины.

— Эй, ты это серьезно? — шепчу так, что мой голос слышен только чайкам, морю и мне самой. — Пофиг! — ору во всю глотку, после чего снова ложусь на пирс и смотрю в серое небо, смотрю пристально, не мигая, пока в глаза не начинает резать от боли и подступающих слез.

Оказывается, тараканы в голове заразны! Я-то думала, что только у меня их сотни, но во время поцелуя они, видимо, переползли к Домовому.

Не помню, сколько провалялась тогда на деревянных досках, но домой пришла уже затемно с решительной физиономией и готовой ко встрече с отцом.

— Ты вернешься? — спрашивает меня мама, помогая укладывать в купе сумки.

Удивляюсь ее нелепому и даже неуместному вопросу.

— Конечно, вернусь, мам.

— Я буду ждать, — целует она меня в щеку и безвольно опускает руки.

Вас не раздражает это: «тук-тук-тук-тук…. Вжжжж»? Меня дико раздражает.

Я вообще после случившегося на пирсе жутко нервная, а в вагоне купе почувствовала себя совсем уж плохо.

Не спалось, не елось и даже не читалось, что было совсем уж странно. Перед глазами стоял образ Домового и никак не хотел рассеиваться, матрас подо мной ерзал от постоянных наклонов и толчков, а сердце из груди выпрыгивало при каждом новом повороте. Лежишь себе тихо-мирно, а тут «вжжжжж» и тело начинает падать в проход, глаза невольно перескакивают с занавесок на черноту за окном в ожидании страшного крушения, а слюна становится вязкой и с трудом проглатывается.

Нет, я не паникерша и не фантазерка, но у меня проблемы с самолетами и поездами. Вечно мерещатся жуткие картины расчлененок, которые показывают после крушений и опрокидываний данного вида транспорта по телику.

— Тише ты, спят же! — открывается дверь моего купе и тощий парень привносит в душную атмосферу свежесть ночи. — Я буду ждать весточки.

— Ок, мам, — кидает небрежно мой новый сосед по купе и целует дородный силуэт в щеку. — Китюшу береги!

— Вам пора выходить, через минуту отправление, — шепчет тут же в проходе проводница, и мать с сыном поспешно прощаются, после чего дверь купе бесшумно закрывается, погружая все в полную беспросветную темень.

— А, черт! — шипит парень, видимо, обо что-то стукнувшись.

— Свет включи, я не против, — говорю ему громким отчетливым голос, отчего незнакомец подскакивает и произносит что-то вроде: «апф».

— Ты кто?

— Инопланетянка! — отвечаю грубо и отворачиваюсь к стене. — Единственная в этом купе, так что смелее.

Зажигается ночник напротив, парень больше не шипит и не чертыхается, а мне становится немного полегче.

Умирать, так хоть с кем-нибудь за компанию.

— Кто такой Китюша? — надоедаю я новоиспеченному соседу, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Мне никогда не составляло труда завести с кем-то знакомство, если я этого хотела. И пусть в последнее время подобного желания совершенно не возникало, сегодня ночью был особый случай. Я боялась до жути этого «вжжжж».

— Уж не малолетка какая-нибудь, — пренебрежительно растягивает слова парень, а я поворачиваюсь в его сторону и округляю глаза от удивления. — Да, деточка, Китюша — британская кошка с четырьмя медалями и воспитанием истинной леди.

Пытаюсь скрыть улыбку на лице, а глаза все ширятся и ширятся.

Вот это экземпляр!

Парень был не просто странный, он выглядел как звезда какого-то модного телешоу или неадекватный на всю голову модельер, дизайнер. В общем, розовые и зеленые пряди на блондинистой челке, прикрывающей один глаз, как минимум шесть колечек в ухе, пирсинг в носу и ко всему этому белоснежная рубашка поверх вытертых голубых джинсов.

— Акх, — откашлялась я, чтобы не расхохотаться во все горло, а блондин скривился и махнул перед лицом пятерней.

— Невежда!

— Ты меня оскорбляешь? — насупилась сердито, хотя плохое настроение, как и страх мгновенно улетучились.

— Я констатирую факт. — Снова по слогам произносит незнакомец, а потом будто снисходит до меня, протягивая холеную руку.

— Денис.

— Даша, — пожимаю я длинные пальцы с наманикюренными ногтями. Даже у меня не было настолько совершенной кутикулы.

— Нравится? — проследил за моим взглядом парень. — Это Мел-крошка. Она совершенна в своем мастерстве, не правда ли? Вообще-то ее зовут Матрена, но это же позор, а не имя.

— Вовсе нет, — успею вставить я слово в защиту красивого на мой взгляд русского имени, как Денис снова машет теперь уже у меня перед лицом всей пятерней.

— Тшшш, тшшш…

Округляю глаза и прислушиваюсь.

— О! — возводит парень глаза к небу, — малолетка и есть!

— Мне шестнадцать. — Подтверждаю сей позорный факт, хотя совершенно сбита с толку его реакцией на это «тшшш».

— Мне двадцать три, — выдает что-то понятное новый знакомый и падает на подушки. — Как же я буду скучать по моим цыпам. — Звучит это примерно так: «мАим цыыыпам»!

Очень сложно передать своеобразную манеру разговора Дениса, но чем-то смахивает на выступление ведущих гей-клубов. (И да, я была в подобном заведении!)

— У тебя есть кошка, Мел и куры? — пытаюсь я подытожить все вышеозвученное, но блондин меня игнорирует и молчит.

— Прости, если обидела. Ты слегка странно изъясняешься для простой школьницы, вроде меня, — говорю спокойным ровным тоном.

— Цыпы — это мои девочки. Сара и Моникью.

Я снова хихикаю в кулак, ладно, ржу в подушку.

— Они… хмм… девушки? — спрашиваю я настойчиво, немного отсмеявшись.

А что? В первый и последний раз видимся, надо же и пооткровенничать.

— Конечно, не слоны! — орет Денис и теперь я на него шикаю. — Твоя очередь.

— Что? — теряюсь я на нормальное предложение, которое сказано обыденным тоном.