— Спать в мокрой одежде — не слишком хорошая идея, — сказал Диган позади нее.

Так он всё же наблюдал за ней.

Она ответила, не глядя на него:

— Я собираюсь надеть твою рубашку, как только вымоюсь. Знаешь, я не пытаюсь разозлить тебя, нет. Я обычно купаются в еще большем количестве одежды, нежели сейчас.

— В саквояже есть еще одна чистая рубашка, которую ты можешь надеть на ночь.

— Спасибо, я воспользуюсь ей.

Когда она закончила мыться, то вышла из воды и схватила саквояж. Открыв сумку, Макс увидела кольт. Она взяла реквизированный пистолет и открыла барабан, чтобы вынуть оттуда патроны и зарядить свой револьвер, а потом поменять их местами. Но патронов там не было. Она чуть не рассмеялась. Диган должно быть вынул их у озера, когда она была в воде и не смотрела на него. А она-то надеялась, что он стал доверять ей.

Она долго рылась в сумке, но всё-таки нашла его последнюю чистую рубашку. Ее пальцы коснулись какого-то металла, и ей стало любопытно взглянуть на этот странный предмет, поэтому она попыталась вытянуть его из сумки. Она, безусловно, не ожидала увидеть два железных кольца, соединённых небольшой ржавой цепью.

Максин подняла оковы и обошла лошадь, чтобы крикнуть:

— А это ещё для чего, чёрт возьми?!

ГЛАВА 26

МАКС была в ярости из-за того, что Диган может даже думать о том, чтобы заковать её в кандалы, после того как она помогла ему этим утром в Бьютте. Но, разумеется, это так.

Естественно, он должен защищать свои интересы. Она для него была как деньги в банке: если она сбежит, пока он спить, это будет равносильно тому, что его ограбили.

Когда он немедленно не ответил ей, она запустила в него кандалы. Но промазала, и они не ударили его. Чёрт возьми! Максин встала между лошадьми, чтобы переодеться. Ей понадобилась лишняя минута, чтобы разжать кулаки.

Потом она услышала:

— Я не собираюсь их использовать… если мне не придётся.

— Но ты думал, что придется? — прорычала она, выглядывая из-за своей лошади.

— Думал, что придется.

Этот день был достаточно богат на события, чтобы заставить Дигана передумать надевать на неё кандалы. Макс всё ещё не успокоилась, даже не была близка к этому.

Она была одета в сапоги с носками, натянутыми на несколько дюймов выше сапог, в огромной белой рубашке Дигана, которая доходила ей до колен. Поверх неё она нацепила пояс для револьвера и сверху надела её собственный жилет. Макс знала, что выглядит нелепо. Но тут никого не было, чтобы увидеть её, кроме Дигана, а он в расчет не брался. Так почему же она внезапно пожалела, что не захватила из дома хотя бы одну симпатичную ночную рубашку? Она никогда не думала об этом раньше, и для этого была причина.


Путешествуя в одиночестве, Максин должна была быть готова сорваться с места в любой момент, а не укладываться на ночлег как будто она в безопасности у себя дома.

Она всё ещё негодовала, когда вернулась к огню. Макс расстелила попону со своего коня, чтобы на неё сесть, и накинула на ноги пальто, поэтому смогла скрестить ноги, пока заканчивала готовить еду. Это на случай, чтобы Диган снова не обвинил её в том, что она хочет его соблазнить. Она даже застегнула пуговицы на рубашке до самой шеи. Но ей пришлось закатать рукава. Даже с застёгнутыми манжетами они свисали ниже её рук. Она всё ещё чувствовала на себе его взгляд, как если бы он ждал, чтобы продолжить их перепалку. Но вместо этого, она сделала вид, что его тут нет.

Она сняла кролика с огня, чтобы он остыл, затем покопалась в мешке Дигана, где он хранил еду, и достала оттуда кое-какую снедь, в том числе пару персиков. Она порезала хлеб прямо в руках, привыкшая делать это без разделочной доски. Девушка могла носить с собой не так много вещей, а разделочная доска была слишком громоздкой. Она положила несколько кусочков на сковородку, чтобы подогреть и насыпала сверху немного сыра.

Раньше у неё была оловянная тарелка для еды, но в последние дни она обычно ела прямо из сковородки. Как и её рыболовная сеть, её тарелка осталась где-то позади, когда звук хрустнувшей ветки заставил её в спешке собирать вещи и уходить. Не привыкшая быть одной и разбивать стоянку под открытым небом, долгое время Максин была пугливой. Она заставляла себя преодолеть эти страхи, предпринимая обоснованные меры предосторожности, и придерживаясь позиции, что всё может случиться. Но девушка не принимала в расчет, что у неё на пути может встретиться такой человек как Диган, создающий ей препятствия на каждом шагу, слишком проницательный, чтобы попасться на её уловки. Но зато когда она с ним, её уже не тревожит хруст ветки. Она чувствует себя в безопасности, полностью защищенной, когда она с ним.

Мысль была довольно-таки странной, учитывая, что он целовал её и ей это понравилось.

Она не собиралась позволять, чтобы это случилось снова. Чёрта с два она позволит!

Целовать мужчину, который её связывал, который может её заковать в кандалы? Ему повезло, что она не метнула свой нож прямиком ему в сердце.

— Перестань дуться.

Она кинула нож в его сторону:

— Лучше забери его, пока я не нашла ему лучшее применение.

Он приподнял бровь:

— Может мне также забрать револьвер, который ты носишь?

Она фыркнула:

— Когда ты вытащил из него пули? Без проблем, забирай!

Он пожал плечами:

— Мне казалось, ты говорила, что хочешь чувствовать вес револьвера для своего спокойствия. И я слишком хорошо понимаю, что револьвер, заряженный он или нет, можно использовать как средство устрашения, а это может понадобиться тебе в этой поездке… но только не против меня.

Она действительно говорила ему, что ей не хватает веса револьвера. И Диган так часто оглядывался назад, что становилось ясно, он ожидает неприятностей. Он даже озвучил, будто она оказывает ему услугу, продолжая носить револьвер до той поры, пока он не заряжен пулями. Потому что он ей не доверял. Потому что она, в конце концов, оставалась его пленницей.

Диган не взял нож, который она ему кинула. Но он поднял кандалы, лежащие на земле перед ним, и бросил их в реку.

— Просто ты пряталась от меня два дня в Хелене. Больше не спрашивай про мои мотивы.


Объяснение, конечно же, было кратким. Но потом Максин подумала, ведь раньше он вообще ничего не объяснял, посему и этого было достаточно. Но, безусловно, что-то между ними изменилось. Очевидно, он не собирался обозначать, что именно. Возможно он и сам не знал.

Но она отметила:

— Я не видела, чтобы ты выбрасывал веревки.

— Для верёвок есть и другие применения.

Это был его способ сказать, что он также не будет больше связывать её? Пришло время отступить, но она решила испытать удачу:

— Ты всё ещё выстрелишь в меня, если я попробую сбежать?

— Попробуй, тогда мы и выясним это.

Никакого определенного «да» в этот раз? Макс предположила, что это уже прогресс. Она смягчилась, правда совсем немного.

Максин разрезала кролика на части и протянула ему кусок побольше. Второй раз за день он не делал попытки поговорить, пока ел. На этот раз она начала первой:

— Ты так и не сказал, сколько человек убил.

— Нет, не сказал.

Он попросту не собирался признаваться, сколько смертей было на его счету. Может, он даже сам не знал. Это было вполне возможно. Он говорил, что ранил стольких, что потерял им счёт. Поэтому, возможно, он не слонялся поблизости, чтобы узнать оправились ли они после ранений.

— Также ты никогда не говорил, как долго занимаешься решением проблем других людей.

— Ты никогда не спрашивала.

Она чуть не закатила глаза. Он чертовски хорошо умел увиливать от вопросов о себе, как с помощью так раздражающего её молчания, так и попросту прибегая к отговоркам.

— А теперь я спрашиваю.

Он пожал плечами:

— Где-то лет пять.

— Ты родился не на Западе, не так ли?

— Я вырос в Чикаго, посещал лучшие школы, меня готовили принять бизнес моего отца.

Её глаза загорелись от такого количества информации личного характера, даже если её выдали таким безучастным тоном.

— Тогда, какого чёрта, ты здесь делаешь?

Он не ответил. Она подождала несколько минут, на случай, если он решает, как много ещё может сказать, но он по-прежнему не собирался отвечать. Возможно, он злился на себя, что и так сообщил слишком много личной информации.

Она попробовала зайти с другой стороны:

— Значит, сначала ты был просто бродягой?

— Я отправился увидеть страну. Можно сказать, я наполовину с этим справился.

— Уже был в Техасе?

— Нет, приберег напоследок.

Она чуть не засмеялась, потому что она могла это понять. Техас был огромен. Могли понадобиться годы, чтобы объехать весь Техас.

Поддавшись порыву, она спросила:

— Итак, может быть, я могу нанять тебя, чтобы ты распутал для меня весь тот бардак в Техасе?

— Ты богачка?

Она ухмыльнулась:

— Я уже говорила, что на мели, но у меня есть другие ценности, — подразнила она.


Он начал подниматься.

Она ахнула, вскочила на ноги и быстро сказала:

— Я просто подкалываю тебя, красавчик. Я не торгуюсь за свободу или что-то ещё.

Он её проигнорировал. Он просто подошел ближе к костру, чтобы взять ещё один кусок хлеба. Если бы она могла сейчас дать себе подзатыльник, то сделала бы это. Она не должна была напоминать ему об оказании услуг. Но, по крайней мере, он не собирался оспаривать то, что она только что сказала. Но потом он именно это и сделал:

— А я помню, что ты как раз это и собиралась сделать.

Она старалась не покраснеть, даже нахально ответила:

— Это было до того, как я начала нравиться тебе настолько, чтобы ты не сдал меня шерифу.

Он не согласился с этим суждением, просто сказал:

— И я объяснил почему.

Ну да, он объяснил, что ещё ничего не решил, и, очевидно, что на данный момент он всё ещё не решил, в противном случае сообщил бы об этом. Она села обратно к огню, чтобы закончить трапезу в тишине. Она уже ощущала падение температуры. Так было всегда: ни одного облачка на протяжении жаркого дня и холод в ночи. Но у неё было пальто и попона, и волосы уже высохли, поэтому она не беспокоилась, что ей будет неуютно ночью.

Она всё ещё ела персик, когда Диган пошел мыть руки в реке. Вернувшись, он протянул ей свой платок. Он был абсолютно белым и выглядел мягким как шёлк, с изящно обшитыми краями. Кто-то сшил его для Дигана с любовью и заботой. Жена? Её удивило, что мысль о том, что у него где-то может быть жена, не посетила её раньше. Он уже был мужчиной, когда приехал на Запад, а не ребенком, поэтому вполне мог успеть жениться. Но это был один из вопросов, которые она не собиралась ему задавать. Он мог это неправильно истолковать и подумать, что её это как-то заботит. Но, она должна признаться хотя бы самой себе, что так оно и есть.

Она вытерла руки о попону, потом взяла у него платок и одарила его вопросительным взглядом. Он смотрел на её щеки, когда сказал:

— Твоё лицо и твои волосы мерцают из-за золотой пыли. Я не против, но это привлечет к тебе внимание, когда мы доберемся до следующего города, поэтому может ты хочешь от неё избавиться.

Она рассмеялась. Макс и не подумала, что жидкое мыло впитает в себя остатки золотой пыли из кожаного мешочка. Она энергично взбила волосы руками, чтобы вытряхнуть блестящую россыпь. Но ей пришлось несколько раз стряхивать его платок, чтобы убедиться, что собрала всю пыль с лица.

Она не просила Дигана осмотреть её лицо, дабы быть уверенной, что она убрала всю пыль. Она просто протянула платок ему обратно, когда закончила. Он его не взял его, сказав:

— Оставь себе.

Значит, этот платок не несет в себе сентиментальной ценности? Макс выяснила, что в таком случая он не мог быть сшит женой. Есть ли у него жена? Чёрт возьми, этот вопрос начинает её беспокоить. Возможно, она уже встречала его жену. Он, безусловно, был хорошо знаком с той женщиной, которую назвал Эллисон. Она обращалась с Диганом, как жена. Кто ещё осмелится на него так орать? Покинутая жена, безусловно, будет питать сколько злобы.

Макс пыталась не думать о семейном положении Дигана, но эти мысли не покидали её весь вечер, пока она занималась своими делами. Она собрала все пищевые отходы, которые могли приманить сюда диких зверей, добавила несколько веток в костёр, чтобы он горел большую часть ночи, и нашла густой кустарник, за которым смогла облегчиться. Когда она вернулась к костру, то увидела, что Диган переместил свою попону ближе к её и сейчас пил виски из бутылки. Обе эти вещи нервировали её.