Прихватив с собой простыню, Диган осторожно направился на улицу, чтобы облегчиться.

Он не мог вспомнить, когда ещё чувствовал себя таким немощным. Его довольно сильно шатало из стороны в сторону. Диган даже не был уверен, что сможет вернуться обратно в кровать. Он чувствовал такое сильное истощение. И боль. Ныло всё тело, а не только левый бок. Но Макс будет злиться на него утром, если обнаружит, что он отключился на улице, поэтому Диган заставил себя вернуться в кровать.

Ему удалось не разбудить её. Он на минуту присел, чтобы на неё посмотреть. С босыми ногами, свернувшись калачиком как маленький ребёнок, она должна была выглядеть очень мило и так невинно. Но в то же время, она выглядела сексуально. Без шейного платка, пуговицы на рубашке расстёгнуты почти наполовину, а грудь частично обнажена… и он никогда не сможет выкинуть из головы ту ночь, которую они разделили в Монтане.

После их первого поцелуя тем жарким днем в Монтане, его совсем не удивило то, что произошло ночью. Всё к этому и шло, ведь слишком часто он видел её полураздетой, слишком часто он желал её, даже если она была полностью одета… как сейчас.

С каким же трудом ему той ночью дались эти слова, когда Диган спросил её, хочет ли она, чтобы он остановился. А на следующее утро она не позволила ему поступить добропорядочно, даже разозлилась из-за его предложения пожениться. Так тому и быть. Это было ошибкой, и она не собиралась позволить, чтобы это привело к ещё большей ошибке.

Как там она сказала? Что ждет каких-нибудь хороших, счастливых причин для замужества.

Она была полностью права. Была только одна веская причина, чтобы вступить в брак — если нашёл человека, который действительно может сделать тебя счастливым, и ты веришь, что этот человек чувствует к тебе то же самое.

Макс, наверное, спасла ему жизнь, вытащив из него пулю. Может быть, в Бьютте она тоже спасла его жизнь. Он должен решить её неприятности в Техасе, и не стоит всё усложнять.

Он снова уснул, и кошмарное сновидение вернулось. Но в этот раз он достиг вершины лестницы…

ГЛАВА 35

МАКС проснулась вся мокрая от пота. Ей, вероятно, не стоило закрывать вчера вечером окна перед сном. Но надоедливые мухи постоянно пытались сесть на рану Дигана. Ушло около часа, чтобы перебить их всех, а потом она испугалась, что холодный ночной воздух может вызвать у Дигана новый приступ лихорадки.

Она отправилась к пруду, прихватив с собой мыло, чтобы быстро обмыться. Макс хотела быть в хижине, когда Диган проснётся, потому что она по-прежнему беспокоилась за него.

Последние два дня были просто ужасными! Она думала, что он умрёт у неё на руках. Она ни разу не видела, чтобы кого-то так сильно лихорадило. И когда он никак не приходил в себя, хотя она довольно громко звала его, Макс пришла в настоящий ужас. Она даже плакала, понимая, что у неё не достаточно навыков, чтобы выхаживать его. Она почти решилась открыть его рану, чтобы снова прижечь её. Протирание груди и лица холодной тканью не работало. Ничего не помогало!

Наконец, она пришла в такое отчаяние, что вчера использовала порошок Джексона, который он оставил на кровати. Он помог быстрее, чем Макс могла бы надеяться.

Покраснение стало мгновенно сходить, а к утру от него почти не осталось следа. Спустя три дня рана покрылась корочкой, поэтому она решила, что сделала всё не так плохо, как изначально подумала.

Когда она, освежившись в озере, вернулась, то Диган ещё спал. Макс решила нагреть воды и прокипятить его бинты, пока он не проснулся. Она не стала делать это вчера ночью.

Он наконец-то так мирно спал, что она не хотела его беспокоить. Его лихорадочный сон вымотал их обоих. Он метался во сне, говорил, даже кричал однажды, и никак не просыпался. Максин боялась оставить его одного, даже спала рядом с Диганом на стуле, пока во сне не свалилась на пол, после чего на локте выступил синяк.

Протирать его влажной тканью, когда он метался в бреду, это было одно. Но делать для него что-то настолько интимное, когда он был в сознании и мог наблюдать за её работой, это уже совсем другое. Она стояла около него и размышляла, что ей следует сделать. Если ему будет действительно лучше, то он сможет помыться самостоятельно. Поэтому вместо обтирания она решила приготовить еду.

— Мне нужна ванна.

Макс улыбнулась сама себе. Он проснулся, и голос его звучал вполне нормально. Скорее всего, он пошёл на поправку.

— Никакой ванны, красавчик. Ты же не хочешь намочить свою рану. Я принесу тебе воды, чтобы умыться, когда ты съешь вот это.

Макс протянула ему миску с кукурузной кашей и взяла одну для себя, а затем села на стул, который не убирала от его кровати с тех пор, как его стало лихорадить.

— Так как ты себя сегодня чувствуешь?

— Устал, как будто не спал целый месяц.

— Да, лихорадочный сон нельзя назвать полноценным. У меня была лихорадка, когда я была ребёнком, но бабуля знала, как быстро избавиться от неё. Жаль, что я не спросила у неё как.

— Как долго у меня был жар?

— Почти три дня.

— Меня отравили?

— Что?

— Ты говорила что-то о яде, или же мне это приснилось?

— Ах, ты об этом. Ты, наверное, помнишь, что здесь был Джексон, когда мы приехали. Он помог дотащить тебя до постели и оставил здесь мешочек с порошком. Он сказал, что это хорошо помогает от отравления ядом и для заживления ран. Но я не верила ему, поэтому не использовала снадобье до тех пор, пока не поняла, что ничего больше не помогает.

Оказалось, что порошок очень эффективный.

— Он всё ещё здесь?

— Нет, он ушёл. Я, вроде как, настояла на этом…


— Почему, потому что он трус и лжец?

— Ага, он признался, что был наводчиком в банде Нолана. Сказал, что пытался уйти, когда они кого-то убили, но ему самому пригрозили расправой. Он использовал тебя, чтобы решить эту проблему. И если ты хочешь знать моё мнение, то это он должен платить тебе за работу, а никак не наоборот.

— Спасибо, что заботилась обо мне.

Макс немного покраснела от его слов и пробормотала:

— Не упоминай об этом, — а затем улыбнулась и поддразнила его. — Я просто хотела гарантировать то, что ты останешься жив достаточно долго, чтобы помочь мне в Бингем Хиллз.

— Для этого не нужно было проявлять столько нежной заботы.

Макс стала почти пунцовой. Она не была с ним слишком уж нежной. Максин была в таком отчаянье и так боялась его потерять, что один раз даже ударила его, чтобы заставить Дигана проснуться. Поэтому она быстро сменила тему:

— Итак, кто пахнет розами?

— Что прости?

— Ты сказал, что я не пахну, и я знаю, что я не пахну розами. Так о ком ты говорил, кто пахнет розами?

— Когда?

— Когда спал.

— Я не помню.

Он что, лжёт ей? Его защитные рубежи должны быть ещё сняты, ведь он так слаб. Она может заставить его снова рассказать о себе, если приведёт тему их разговора к этому. И если это не навредит ему! Ведь его выздоровление сейчас более важно, чем её любопытство.

Но он спросил:

— А что ещё я говорил?

— Немного. У тебя был такой сильный жар, что в основном это было невнятное бормотание.

Ты сказал, что ненавидишь оружие. Я подумала, что это забавно. Ты действительно ненавидишь его?

— А где мой пистолет?

Она усмехнулась, когда принесла и положила его кольт на маленький ящик, который охотник использовал в качестве прикроватной тумбочки.

— Не думаю, что это был ответ на мой вопрос, — предупредила она, поддразнивая Дигана.

Он пристально посмотрел на неё. Макс показалось, что он спорит сам с собой, решая, ответить ли ей. Если это так, то он, скорее всего, ничего не расскажет, но Диган ответил:

— У меня не было причин использовать оружие в Чикаго. Там его никто не носит, кроме представителей закона или преступников. У моего отца была пара дуэльных пистолетов, которые он хранил в своём кабинете. Но они были скорее коллекционные, памятная вещица, доставшаяся ему от его отца, который их использовал, так как в его время дуэли за честь ещё проводились. Отец никогда не пользовался ими сам. Но однажды мою сестру Айви подстрелили, и она умерла. Законники преследовали вора на улице, а она просто попала под перекрёстный огонь.

Макс выдохнула:

— Мне жаль.

— Этого не должно было случиться. Моя мать взяла её с собой за покупками. Айви только вышла из магазина. Мама была прямо за ней и видела, как это произошло. Она винила в этом себя.

— Почему? Это, конечно, трагедия, но…


— Потому что этим утром Айви должна была ехать со мной и Флинтом в Линкольн Парк.

Наша мать, как правило, ходила за покупками одна. Но в тот день ей захотелось взять с собой кого-нибудь за компанию, и она настояла на том, чтобы Айви поехала с ней. Я полагаю, что возненавидел пистолеты за то, что из-за них умерла моя сестра.

Но, тем не менее, он взял с собой оружие, когда пришёл на Запад, и даже прославился своей стрельбой, подумала Максин. Так что причину, заставившую его отказаться от своего привычного образа жизни, он, вероятно, ненавидит ещё больше.

— Твоя мать ещё жива?

— Нет, она умерла меньше чем через год после смерти сестры. Это событие слишком подорвало её здоровье, и она потеряла желание жить. Она так и не простила себя.

Макс вздохнула. Она бы никогда не догадалась, что в своей жизни Диган пережил так много трагедий. Не удивительно, что он держал все эмоции в себе. Но если он сдерживает эмоции уже так долго, мог ли он потерять способность вообще что-то чувствовать? Хотя она знала, что он всё ещё был способен почувствовать страсть. Она могла бы даже поручиться за это! Но это была естественная реакция, инстинкт, а не эмоции. Может быть, она ошибочно вложила особый смысл в трагедию со смертью его сестры. Возможно, он не показывал свои чувства из-за того, что раньше подозревал её в совершении преступлений, а на работе он не позволяет себе эмоций.

Она взяла его пустую миску и наполнила её. После того как Макс передала её ему обратно, она снова подсела рядом и спросила:

— Ты говорил, что ваш отец, вероятно, сожалеет, что не воспитал твоего брата так же, как воспитал тебя. Но ведь он же мог обучить твоего брата всему, что знаешь ты? Никогда не поздно начать учиться.

— Поздно, если ты вырос никогда не принимая на себя ответственность и не связывая себя никакими обязательствами. Самым сложным решением в жизни Флинта был выбор вечеринки, на которую он собирается отправиться сегодня вечером. А ещё с кем он после этого отправится в постель. Он всегда уклонялся от каких-то более серьёзных решений.

— Звучит так, будто тебя возмущает его беззаботность.

— Совсем нет. Мы с братом были очень дружны.

— Были?

— Когда я жил дома.

— Ты же понимаешь, что мы сейчас совсем недалеко от Чикаго. По железной дороге, вероятно, не больше пары дней езды. Я не стану возражать против небольшой задержки, если ты хочешь выяснить, что…

— Нет.

Она думала, что окажет ему услугу, предлагая это, но, очевидно, она ошиблась. Макс одарила его сердитым взглядом:

— Я слышала, что та леди, твоя подружка, кричала тебе, даже если ты этого и не слышал. Она сказала, что человеку не обязательно умирать, чтобы перестать быть тем, кем был раньше.

Это звучит так, будто с твоим отцом что-то случилось.

— Эллисон умеет преувеличивать. Можно сказать, это её сильная сторона.

— Так ты из-за этого проигнорировал её? Потому что просто не поверил ей?

— Если бы мой отец захотел, чтобы я вернулся, то он сам нашёл бы меня, а не посылал бы для этого Эллисон Монтгомери.

Макс картинно закатила глаза и заметила:

— Ты очень странный, знаешь ли.

— Нет, не странный.

— Конечно же, странный! Неужели у тебя нет ни капли любопытства наряду с тем, что нет никаких эмоций? Почему бы просто не спросить у неё, что случилось с твоим отцом?


— Мне подтвердили, что он жив. Всё остальное не имеет значения, так как я не собираюсь возвращаться. Никогда.

Он отвёл от неё взгляд и сосредоточился на еде. Она предположила, что это был намёк на то, что он больше не собирается говорить о своей семье. И это было похоже на то, что он разорвал с ними все отношения, какие у него когда-либо были, разорвал абсолютно все отношения…