— Вот, что сейчас произойдет, — сказал Диган низким тоном. — Ты снимешь свою рубашку.

— Черта с два! — Макс отошел подальше от Дигана до противоположной стены.

— Если это придется сделать мне, на твоей рубашке не останется ни единой пуговицы. И если она у тебя только одна — жаль. Я не заинтересован в тебе, меня интересует лишь то, что находится под твоей рубашкой.

— Ты и так уже все понял, зачем же мне показывать их…

— Хватит! Либо ты сделаешь это добровольно, либо я сниму с тебя рубаху силой. Выбирай.

Диган увидел вспышку гнева в темных глазах, которые убийственно смотрели на него.

Он, возможно, поразился бы их изумительному оттенку, если бы не был так зол на себя. Если Макс девушка, то что, черт возьми, ему с ней делать?

Рубашка расстегивалась очень медленно. Если бы в ее глазах так отчётливо не читалось желание убить его, он бы подумал, что она пыталась соблазнить его. Она отвела один край черной рубахи в сторону, открывая грудь. Они не были большими, но все равно очень красивыми. Ее полные груди предупреждали его, что он был дураком, что обходился так долго без женщины. Она начала обнажать другую грудь. Он, наверное, слишком долго глазел на нее. Если она не пыталась соблазнить его вначале, он был уверен, что теперь она именно это и делала. Ему следовало бы принять то, что она предлагала и показать ей, что он сделает с ней, если она будет играть с огнем. Не то, чтобы она получит то, что хочет от него, но все же…

Он обернулся.

— Прикройся.

Он не знал, сделала она это или нет, но она бросилась ему на спину, барабаня двумя кулаками, прежде чем завопить:

— Теперь ты доволен, сукин сын! Ничего не изменилось, и ты это знаешь!

Разве? Диган не был уверен. Возможно, и нет. Макс Доусон пусть и женщина, но остается преступником, которого разыскивают за убийство и ограбление банка. Что сделал бы его друг маршал Соединенных Штатов Джон Хейс при таких обстоятельствах? Его работа, конечно, задержать и доставить особу, а уже суд может решить вопрос о виновности или невиновности.

Первые удары по спине не сдвинули его с места, и пока его тело блокировало единственный выход из лачуги, он не повернулся, чтобы защититься. Он дал ей время застегнуть рубашку, а себе дал время выкинуть из головы образ ее груди. Когда он повернулся, она расхаживала взад и вперед вдоль жалких восьми фунтов лачуги, пиная разрезанные веревки и груду листьев (это были единственные два предмета на её стороне лачуги, пригодные для пинания).

Фонарь находился в правом углу возле Дигана, моток веревок — слева, но она близко к ним не подходила. Она оставалась так далеко от него, как только могла. Хорошо, что он купил длинный моток веревки. Он собирался сейчас им воспользоваться.

— Сними ботинки, — сказал он.

Она остановилась, послав ему очередной свирепый взгляд, перед тем как с неохотой опуститься и заняться одним из ботинок.

— Конечно! Почему нет? Эта лачуга еще недостаточно воняет?

Два ножа вывалились на пол после того как она сняла первый ботинок. Третий упал вместе со вторым ботинком. Диган недоверчиво покачал головой. Он знал, один из ножей был спрятан под листьями, так как она не смогла бы достать ботинок, будучи связанной.

Она, безусловно, приняла меры предосторожности, имея при себе сколько оружия.

Он посмотрел на ее ноги и увидел грязно-серые дырявые носки. Он задумался, снимала ли она когда-нибудь свои ботинки добровольно. А потом подумал, коль на то пошло, мылась ли она вообще когда-нибудь. Он пришел к выводу, что да, так как неприятного запаха от неё не было. Но очевидно, последний раз она мылась тогда, когда шёл дождь. Ее лицо, покрытое запекшейся грязью как маской, выглядело совсем непривлекательно. Знает ли она, как выглядит? Было ли у нее когда-нибудь зеркало?

Он видел две окружности под рубашкой, потому что теперь знал, что их там можно обнаружить. Плотный кожаный жилет, который она раньше носила, исполнял роль корсета, сглаживая и скрывая то, что под ним находится. Он должен пойти подобрать ее вещи, разбросанные по холму, и одеть ее обратно в жилет. До сих пор проблемой было прибыть к сроку, а теперь он узнал, что преступником оказалась женщина, к тому же грязная. Он окинул её взглядом. Ее свободная черная рубашка была заправлена в широкие чёрные брюки, полностью скрывая талию и бедра. Она выбрала правильную одежду, чтобы скрыть женственные формы. Он никогда не поверил бы, что Макс Доусон — женщина, если бы не увидел её грудь собственными глазами.

Он подобрал три ножа и выбросил их наружу, прежде чем сказать:

— Обувайся, но оставайся на месте!

— Какой же ты любезный, красавчик! — ответила она едко.

Он подобрал один из кусков веревки с пола, достаточно длинный, чтобы связать ей руки за спиной. Он не смог заставить себя снова связать её руки и ноги вместе, хотя понимал, что связанных рук недостаточно, чтобы предупредить попытку побега. Поэтому он взял остаток мотка и обвязал его вокруг неё так, чтобы руки были прижаты к туловищу по бокам. Потом он перетащил ее к задней стене и посадил так, чтобы у нее была возможность опереться.

— Забираю свои слова обратно, — прорычала она. — Ты совсем не любезен.

— Заткнись, — сказал он равнодушно. — Либо так, либо привяжу тебя на улице около дерева!

— Я бы выбрала дерево, если мне не придётся находиться в этой комнате с тобой!

— А я тебе не предлагал выбирать!

Он сел напротив, чтобы окончательно закрепить веревки, но задумался. Если он свяжет ей щиколотки, они будут сидеть бок о бок, она может прислониться к нему, когда заснёт, и испачкает его куртку засохшей грязью. Он вышел наружу за питьевой водой. Сначала предложил ей выпить, что она приняла неохотно, затем снял с ее шеи платок и тщательно смочил. Она попыталась увернуться, когда ткань приблизилась к лицу, но места для маневра не хватало, и она упала на бок. Он посадил ее обратно, чтобы закончить то, что начал.

— Ты должен вернуть его мне, — сказала она.

Он протянул платок, чтобы показать насколько он грязный.

— Сначала его нужно постирать.

— Мне не важно, как он выглядит, — настаивала она. — Для него есть особое применение, он не для того чтобы защищать моё лицо от песчаных бурь.

— Я догадался.

— Нет, не догадался. Я использую его, чтобы скрыть тот факт, что у меня на глотке нет такой шишки как у тебя.

— Да, это я уже выяснил. И у этой шишки есть название.

— Как будто меня это заботит? Просто обмотай его обратно вокруг моей шеи.

— Ты сможешь сделать это утром, когда он будет сухой.

Он повесил платок на крючок в стене. Развернувшись, чтобы сесть около нее, он замер.

Он старался не глазеть на то, что он отмыл, но сейчас этого трудно было избежать. Он не бранил себя за то, что не заметил этого раньше. На своём веку он повидал слишком много поздно возмужавших пареньков со смазливыми мордашками, чтобы это вызвало в нём хоть какое-то подозрение, даже если бы ее лицо не было покрыто грязью. А может и нет. Ведь без грязи и пыли она оказалась необычайно хорошенькой.

ГЛАВА 8

МАКС открыла глаза и тут же их захлопнула. Она не собиралась засыпать. Ей нужен был последний шанс, чтобы сбежать. В общем-то, у нее было мало возможностей, только вывернуться из этой верёвки и взять один из ножей, которые её похититель выкинул наружу.

Он не проснулся, пока она не добралась почти до двери. Если бы не эти чёртовы скрипучие доски, которые были еле-еле скреплены вместе, она была бы свободной и на пути в Мехико, скача во весь опор на Благородном. Она же знала, что нужно было выбросить эти доски, когда поселилась тут, но она так устала спать на земле.

Макс скучала по домику, который нашла в Колорадо. Ей было там так удобно в первую зиму, которую она провела в бегах, что она оставалась там почти до осени. И осталась бы еще дольше, если бы владелец не вернулся. Она скучала и по своему дому. Она не была там почти два года, а после того как начали появляться плакаты розыска, она начала думать, что никогда не сможет вернуться. Но этот модный пижон собирался отправить ее обратно в Техас. На повешение. И кто, черт возьми, он такой? Он был одет, как городской игрок в карты: весь в чёрном, кроме белой рубашки, которая казалась мягче любой одежды, которая у неё когда-либо была.

Это красивый мужчина, не то слово. Высокий, широкоплечий. Одежда была ему в самый раз, как будто её шили на заказ. У него не было бороды или усов, но сейчас его лицо было покрыто щетиной. Его густые чёрные волосы не были длинными, но и короткими их тоже не назовешь. А серые глаза выглядели непроницаемыми. Но в тот раз она слышала, как он смеётся, хотя он сам же себя и оборвал. И она также видела, как он хмурится, но кроме этого у Дигана не было никаких признаков эмоций, как у обычных людей. Зато у него были самый красивый поясной ремень и кобура, которые она когда — либо видела. Отделка серебром? Кто так разукрашивал поясной ремень, если только он не хотел просто покрасоваться?

Единственные мужчины одетые хоть немного похоже на него, были только что приехавшие с Востока. Но эти новички не обращались с оружием так, как будто умели его использовать, в отличие от него. Этот человек был слишком красивым, слишком знающим, и когда он хмурился, то ещё и крайне пугающим. Но она очень злилась на то, что ее поймали, чтобы испугаться его.

Он все еще спал рядом с ней, спиной к стене, ноги слегка согнуты. Когда она попыталась встать, то поняла почему. Чёрт возьми! Он связал их ноги вместе, должно быть, сделал это сразу же, как она заснула. Ее ноги были вытянуты. Он же не мог вытянуть свои ноги и не отодвинуть при этом ее от стены. И он проснется в ту же секунду, как она попытается подвинуться. Или нет? Прошлым вечером он жаловался, что устал. Судя по тому, как свет проникал через открытую дверь, солнце едва встало, так что он еще не успел выспаться.

Макс наклонилась вперед, чтобы посмотреть, сможет ли она вытащить ногу из сапога, вокруг которого он обвязал верёвку. Веревка была завязана туго. Девушка даже чувствовала, как она стягивает ее лодыжку через кожу сапога.

— Сколько тебе лет, Макс?

Она слегка вздрогнула, испугавшись звука его голоса.

— А какой сейчас месяц?

Он фыркнул, как будто сомневался, что она не знает. Она скрипнула зубами от злости, что он уже проснулся. Вот у неё и не осталось никаких вариантов, кроме как каким-то образом убедить его отпустить ее. Но она не была уверена, что может перестать огрызаться на него, чтобы сделать это. Он везде был впереди нее. Раньше никому еще это не удавалось, даже тому старому ублюдку Карлу Бингему, который и стал причиной этой путаницы, умерев, когда не следовало.

Она все еще не знала, как это случилось. Макс не встречала никого, кому могла бы доверять достаточно, чтобы они помогли ей связаться с ее бабушкой, до того как она приехала в Хелену. После того как она подружилась с Луэллой, она, наконец, написала своей бабушке и сказала, чтобы та писала ответ Луэлле, которая передаст письмо Макс. Она ждала, что Луэлла получит ответ ее бабушки со дня на день. Но теперь она не сможет прочитать письмо из-за него!

Она была так сильно расстроена, что чуть ли не кричала, и слишком зла, чтобы смотреть на своего похитителя. Но он больше ничего не говорил, после того как спросил о ее возрасте, и не двигался, поэтому она села обратно и сама начала разговор.

— Если сейчас июль, то, думаю, мне двадцать. Если нет, то скоро будет. Мне нет смысла следить за днями, только за временами года. И я не видела ни одной газеты с прошлого года.

Так что почему бы тебе не оставить свой скептицизм при себе, красавчик.

— Ты бросаешься такими словами, как скептицизм, и в то же время коверкаешь английский язык. Где ты выросла?

— В Техасе, и если ты отправишь меня обратно туда, то меня ждет верная смерть. Переживет ли это твоя совесть?

— Не уверен, что она вообще у меня есть.

Диган наклонился вперед и развязал их ноги, потом встал. Учитывая, что ее руки всё еще были связаны за спиной, а веревка по-прежнему была обвязана вокруг них и ее туловища, она не могла встать, по крайней мере, не ерзая, поэтому осталась на месте. Он схватил ее платок со стены и бросил ей на колени. Его движение подразумевало, что он развяжет ей руки, чтобы она могла его снова надеть. Но он не стал этого делать. Вместо этого он вышел на улицу.

Максин как можно быстрее поднялась на ноги и двинулась в сторону двери. Дигана нигде не было видно. Ее ножей тоже. Его лошадь была на месте, но прошлым вечером он ее расседлал, так что она не могла взобраться ей на спину, не освободив руки. А они все еще были связаны куском веревки. Она попыталась растянуть веревку на запястьях, чтобы высвободить одну руку.