Лейла Мичем - Дикий цветок

1860–1879

Однажды в августе 1860 года из‑за каретного сарая близ особняка Толиверов вышел незнакомец. Мэдди в это время развешивала выстиранное белье.

– Доброе утро, тетенька, – сказал человек. – Хозяйка дома?

Мэдди никогда прежде не видела, чтобы белый человек прикасался к полям своей шляпы, обращаясь к ней. У негритянки сложилось впечатление, что незнакомец некоторое время, прячась, стоял и наблюдал за тем, как она вместе с другими служанками стирает белье. В душу негритянки закралось подозрение. Что-то в облике этого белого господина было не так, вот только Мэдди не могла понять, что именно. Мужчина был красивым, в костюме и чистой сорочке. Манера общения вежливая, даже слишком вежливая, если учесть, что перед ним стоит негритянка. Вот только зачем ему проникать на их участок с тыльной стороны, почему он не зашел к ним со стороны Хьюстон-авеню?

Мэдди ответила, повинуясь внезапному порыву и надеясь на то, что служанки, которые, заметив высокого рыжеволосого незнакомца, прекратили работать, не вмешаются и не опровергнут ее ложь.

Миссис Джессика была дома одна, но негритянка сказала:

– Нет, сэр, ее здесь нет. Что мне передать, когда она приедет?

– Когда приедет хозяйка?

– Еще не скоро, сэр.

Человек бросил какой-то вороватый с виду взгляд на бельведер.

Мэдди встревожилась, решив, что мужчина хочет подождать возвращения миссис Джессики.

– Ну, тогда я зайду в другой раз, – наконец сказал незнакомец.

– А как вас зовут, сэр?

– Не важно, – ответил он и быстрым шагом устремился прочь.

Мэдди подождала до тех пор, пока не услышала скрип калитки. Только после этого негритянка вернулась к лоханям для стирки.

Женщина решила, что должна обо всем доложить хозяйке, но, как только незнакомец ушел, она почувствовала тяжесть на сердце. Мэдди опустилась на скамейку, стоящую неподалеку, решив немного передохнуть. Прикрыв глаза, женщина тяжело вздохнула.

Одна из служанок нашла ее вскоре после этого. В руке мертвой Мэдди был зажат соломенный веер.

За плачем и галдежом, которые последовали за смертью Мэдди, все позабыли о таинственном незнакомце, неожиданно появившемся на дворе позади особняка. Но, кроме служанок, этого человека видел мальчик-посыльный, доставлявший заказ покупателю. Было это на грунтовой дороге, тянущейся позади ряда особняков на Хьюстон-авеню. Паренек видел, как этот человек идет со стороны земельного участка, на котором стоял дом Толиверов. Мальчик-посыльный знал всех в городе. Он не помнил, чтобы когда-либо видел этого человека. Быть пришлым в Хоубаткере стало небезопасно в последнее время. Местные правоохранительные органы подозрительно относились к незнакомцам, без дела шляющимся по окрестностям.

В июле в небольшой аптеке Далласа вспыхнул пожар, уничтоживший бóльшую часть деловых кварталов города. Погода стояла знойная, без дождей. До этого пожары навредили еще нескольким городам Техаса. Был найден документ, из которого будто бы следовало, что поджоги – дело рук банд радикально настроенных аболиционистов, решивших посредством поджогов, политических убийств и порчи личного имущества граждан настроить жителей Техаса против существующего в штате рабства. Обыватели подозревали эти банды экстремистов в краже скота, отравлении колодцев, пособничестве беглым неграм, поджоге хлопкоочистительных машин, амбаров и полей хлопчатника. Ходили слухи, что целью заговорщиков является всеобщее восстание рабов. Но спичкой, поднесенной к бочонку с порохом, стал большой пожар в Далласе. Нарастанию всеобщей паранойи способствовали газетные заголовки, кричащие о случаях вопиющего вандализма, причем далеко не все они имели место на самом деле. Возмущенные до глубины души люди истерически требовали немедленного и беспощадного наказания преступников. Буквально за одну ночь образовались группы местных граждан, которые, не имея на то законных оснований, взялись за поиски и допросы тех, кого подозревали в аболиционистской деятельности или же просто в симпатии к противникам рабства. С теми, кто не смог доказать свою непричастность к последним грозным событиям, вполне могли обойтись очень жестоко, например вздернуть на ближайшем удобном для повешенья дереве.

Мальчик-посыльный дернул за вожжи. Телега почти остановилась. Он наблюдал за тем, как незнакомец вскочил на лошадь и направился в его сторону. Приблизившись к телеге, всадник ниже надвинул на глаза поля шляпы. Паренек был еще слишком молод. Никого из знакомых рядом с ним не было. Телосложением он явно уступал незнакомцу. Мальчик-посыльный не осмелился остановить и допросить чужака. Он ограничился тем, что доложил об увиденном командиру патруля бдительных, гордым членом которого считался. На собрании, состоявшемся вечером, паренек рассказал мистеру Лоримеру Дэвису о том, что встретил неизвестного мужчину на дороге позади особняка Толиверов. После этого он, как смог, описал его внешность.

Прошло несколько недель. Джессика и другие дамы собрались в гостиной дома Дюмонов. Комната была выдержана в стиле времен короля Людовика XIV[32]. Происходило очередное заседание литературного клуба. Джессика впервые после смерти Мэдди появилась на людях. В более счастливые годы легкие беседы, предшествовавшие обсуждению прочитанной книги, никогда не омрачались серьезными темами. Негласным правилом было не поднимать во время встреч мрачных тем, касающихся смерти, плохого здоровья, политических склок, неприятностей с детьми, мужьями и родственниками со стороны мужа. Все это должно оставаться дома. Но теперь такие милые темы, как, к примеру, достоинства новомодной нижней юбки, не могли удержать рвущегося наружу желания обсудить слухи о заговоре с целью вооружить всех негров в штате и поднять их на мятеж против хозяев. Об этом никто вслух не говорил, но жены плантаторов очень боялись насилия со стороны черных, которые будут мстить им за грехи мужей. Подобного рода риск всегда существовал с того самого дня, как они стали женами плантаторов. Их дочери тоже подвергались опасности. Именно поэтому многие дамы предпочитали жить в городе, а не на плантации.

– Лоример следит за тем, чтобы все наши рабы хорошенько знали десять заповедей, – сказала Стефани Дэвис. – Он каждое воскресное утро заставляет их декламировать на память все десять. Особое ударение Лоример делает на «не убий».

– Уверена, это очень осмотрительно, – сказала Бесс Дюмон, подмигивая Джессике поверх края стакана с чаем.

– И куда лучше его собственного примера, – не утерпев, вставила шпильку Джессика.

И тотчас же пожалела о своей несдержанности. Не следовало сегодня вообще приходить сюда. Она не в том расположении духа, чтобы вести светские беседы. Многие печали отягощали ей сердце. После нескольких бессонных ночей подряд Джессика чувствовала себя ужасно раздражительной. Корсет, ей казалось, щипает ее – женщина очень сожалела, что не оставила его дома. Каркас ее новой нижней юбки не давал удобно устроиться в кресле. В зале было жарко и душно. Женщина, как заведенная, махала веером. Не помогало… Не помогали также новомодные приспособления на потолке, состоящие из двух лопастей, которые вращались, приводимые в движение замысловатой системой, использующей энергию падающей воды.

– Я вас не поняла, – встрепенулась Стефани.

– Мы все знаем, насколько искусно умеет Лоример управляться с хлыстом и веревкой, Стефани. Я только об этом и хотела сказать.

– Нет, вы имели в виду нечто другое, – сверкнула глазами собеседница. – Большинство сидящих здесь считают кнут и веревку достойными средствами водворения порядка, несмотря на то что ваш муж придерживается иного мнения. Лоример очень разочаровался, когда Сайлас не пожелал вступить в ряды патруля бдительных. Быть может, он не заинтересован в поддержании мира и порядка?

– Скорее уж он против того, чтобы подминать под себя закон, – парировала Джессика.

Неловкая тишина повисла в зале. Взгляды всех собравшихся устремились на двух женщин, которые будто собирались стянуть с рук изящные перчатки и вцепиться друг другу в волосы. Не звякнул кубик льда, не зашуршал шелк юбки.

– Я бы хотела задать вам один вопрос, Джессика. Надеюсь, вы на него ответите, – не сбавляя обороты, продолжала Стефани. – Кто был тот мужчина, который посетил ваш дом две недели тому назад? Он не из местных. Мальчик-посыльный видел, как этот человек, крадучись, вышел из калитки позади вашего дома. Моего мужа очень заинтересовало сообщение мальчика. Лоример проверяет всех пришлых в городе. Особенный интерес в наши неспокойные времена у него вызывают те, кто приходит и уходит из резиденции Толиверов.

Джессика отставила в сторону стакан с чаем и отложила сложенный веер.

– Будьте столь любезны и поясните, о чем вы говорите, Стефани. Никаких незнакомцев в нашем доме давно уже не появлялось.

– Возле парадного входа точно нет. Иначе с какой стати ему покидать ваш дом через калитку.

– Думаю, его встречала Мэдди, но ее уже нет среди живых.

– Какое удобное совпадение!

– Леди! – вмешалась Бесс Дюмон. – Давайте лучше обсуждать «Мельницу на Флоссе». Я могу рассказать вам об авторе, Джордже Элиоте. На самом деле он – это она. Писательницу зовут Мэри Энн Эванс…

Джессика ее не слушала. Стефани распространяет слухи, но не выдумывает их. Только сейчас женщина вспомнила, как одна из служанок говорила, что Мэдди умерла «сразу же после того, как переговорила с каким-то рыжеволосым белым человеком на заднем дворе». Расстроенная смертью негритянки, Джессика решила, что незнакомец был нищим, который пришел просить еду или одежду, и перестала о нем думать. Лоример искал потенциальных аболиционистов под каждым деревом и за каждым кустом. Из слов Стефани проистекало, что ее муж подозревал неизвестного посетителя Толиверов в наихудшем. Джессика решила расспросить служанку по возвращении. Святые Небеса! Уж не Гай ли Хендли, где бы он сейчас ни находился, послал к ней человека с просьбой помочь в их общем деле?

Вскочив в седло, Сайлас окинул взглядом страдающие от засухи поля Сомерсета. Даже отсюда обозреть все три тысячи акров земли было бы просто невозможно, но возвышенность давала представление об обширности его владений. В прошлом открывающийся отсюда вид наполнял его сердце такой невообразимой радостью, что иногда, оставаясь один, Сайлас кричал от переизбытка чувств, подняв голову к небесам. В иные времена, когда его душе необходим был живительный бальзам, он ехал сюда в поисках безмятежности. Сегодня же вид этой земли оставлял его душу иссушенной, как бесконечные ряды сухих узловатых стеблей. Сегодня, как и в ближайшем будущем, он не сможет чувствовать себя в мире и покое здесь, в своем Гилеаде[33].

Был конец октября 1860 года.

Рядом на коне породы аппалуза сидел Томас.

– Тяжело на все это смотреть, папа.

– Очень тяжело, – согласился Сайлас.

Отец прекрасно понимал, что для Томаса это зрелище еще более душераздирающее, чем для него. Сын не видел прежде, как безжалостно Мать Природа может обойтись с плодами человеческого труда. Впрочем, и сам он прежде не видел ничего похожего. Впав в еще большую хандру, Сайлас подумал о Моррисе. Его брат, описывая землю, что сейчас простирается перед ними, наверняка начал бы стенать об апокалипсисе. Моррис, скорее всего, процитировал бы что-то из «Откровения Иоанна Богослова» и был бы совершенно прав. После засушливого, знойного лета на что-либо иное рассчитывать не приходилось. День страшного суда настал.

Год начался спокойно, но это спокойствие оказалось обманчивым. Никогда прежде плантаторы и фермеры Восточного Техаса не видели свои всходы такими зелеными и сочными. Все лживо предвещало обильный урожай. В марте дождей было сколько надо. Солнце грело землю, ветры – страшные враги вспаханной земли и семени, лежащего почти на поверхности, оказались на удивление мягкими. Все радовались, но в апреле и мае не упало ни единой капли дождя. Надежды хотя бы на самый скромный урожай увяли, когда наступила адская жара. Земля высохла, превратившись в камень. Вскоре не осталось ни одного зеленого стебля хлопчатника, пшеницы, ячменя или кукурузы. Несущие с собой пыль суховеи докончили черное дело. Эти события стали как бы предвестником руины, которая в самом ближайшем будущем ожидала Техас и другие южные штаты, вышедшие из федерации.

Читая отцовы «сердечные мысли», как называла это Джессика, Томас сказал:

– Ты думаешь, отделение неизбежно, папа?

– Столь же неизбежно, как неизбежен дождь в конце-то концов.

– А затем будет война?

– А затем будет война.

Отрицать очевидное Сайлас больше не мог. Если произойдет раскол, войны не избежать. Авраама Линкольна, сенатора из штата Иллинойс, выдвинули кандидатом от республиканской партии на президентских выборах. У Линкольна были все шансы победить. В июне 1858 года, выступая перед Конгрессом, будущий президент ясно выразил свою политическую позицию. В частности, он сказал, что «разделенный дом не может выстоять». Он считал, что страна не может вечно находиться в состоянии полурабства-полусвободы. На посту президента США Линкольн клятвенно обещал не идти на компромиссы с рабовладельцами и не признавать законности выхода отдельных штатов из Союза.