Лейла Мичем - Дикий цветок

Толивер слабо улыбнулся.

– Вы пытаетесь оправдать мой грех.

– Искать оправдание нечего, потому что нет никакого греха, – возразил Джереми.

– Я хочу, чтобы Томас был счастлив. Я хочу этого больше всего. Наследие Сомерсета здесь ни при чем.

– Мы знаем, – сказал Джереми, – и если Господь Бог слышит нас, Он тоже знает. Никакого проклятия нет. Ты думаешь о благополучии Томаса, а не о Сомерсете.

– Мы не должны утрачивать надежды на то, что, когда война закончится и Томас и Присцилла заживут вместе, время, мир и совместное проживание помогут решить многие из их проблем, – сказал Анри.

Француз поднял свой стакан. То же сделали Сайлас и Джереми.

– Друзья мои! Выпьем же за возвращение наших мальчиков и их счастливое будущее.

– Да будет так! – в унисон провозгласили его друзья.

Сайлас подумал о том, что следует спросить у Джереми, почему он употребил слово «проклятие». Но эта мысль вскоре улетучилась, подхваченная потоком благодарности за преданность и понимание со стороны друзей. А еще мужчина испытывал боли в паху и ощущал какую-то неприятную припухлость в области ребер.

Джереми, как обычно, прочитал его мысли.

– Сайлас, тебе надо обратиться к врачу.

– Кажется, ты прав.

Война добралась до Хоубаткера лишь в сентябре 1864 года и отняла одного из самых любимых его сыновей.

Джессика, Присцилла и Петуния сидели на кухне и собирали в полотняные мешочки золу из початков кукурузы, которой теперь заменяли соду. Женщины собирались раздать эти мешочки соседям. Кто-то позвонил в дверной колокольчик. Отпереть дверь послали Эми, восьмилетнюю «мамину помощницу». Дефициты военного времени и блокада портов, не дающая приставать судам с товарами, породили разного рода заменители – кофе, муки, перца, сахара, соли. Жители Хьюстон-авеню объединились и принялись помогать друг другу. Каждая семья специализировалась на изготовлении какого-либо эрзаца, который потом распространялся между соседями. Так, к примеру, Бесс Дюмон преуспела в процессе обжаривания и помола желудей и семян окры[38], из которых получался вполне приличный «кофе». Камилла Уорик освоила искусство переработки картофеля в «муку». Женщины Хьюстон-авеню регулярно собирались по утрам и обменивались плодами своей рачительности. Завтра будет очередь Джессики принимать у себя гостей.

– Это, должно быть, миссис Дэвис принесла букет хризантем, – предположила Джессика.

– Она явно расположилась к вам сердцем с тех пор, как мистер Сайлас оказался во всем прав, а ее муж – наоборот, – сказала Петуния. – Вы должны отдать ей должное. Миссис Дэвис принимает горькую правду, не желая ее подсластить.

– Сайласу от этого не легче, – ответила Джессика.

Предсказания мужа оправдались. Конфедерация не смогла устоять против военной мощи Севера. Ходили слухи, что готовится всеобщее наступление, долженствующее принести массовое разорение на земли Юга. Франция и Великобритания не пришли на помощь Конфедерации в обмен на хлопок, как кое-кто ожидал. После того как надсмотрщики отправились воевать, рабы, не желая оставаться рабами, сбегали от своих хозяев сотнями. Впрочем, за исключением лишь нескольких негров, рабы Сомерсета остались работать на плантации.

Но на кухню вошла не миссис Дэвис – туда вбежал соседский мальчик. Вслед за ним влетела Эми. На ее детском личике читалось беспокойство. Мальчик сорвал с головы шляпу. Он задыхался. Его лицо раскраснелось.

– Что случилось? Где они?

– На пастбище позади вашего дома. Они уводят лошадей.

– Присцилла! Ты знаешь, где лежат пистолеты. Вооружи слуг, – приказала Джессика. – Петуния! Оставайся с Эми. Леон! Умеешь стрелять?

– Конечно умею. Папа меня научил на всякий случай.

– Присцилла, дай мне ружье.

– А что мы будем делать? – Невестка уставилась на свекровь округлившимися от страха глазами.

– Не знаю.

Джессика взяла кремневое ружье, стоявшее заряженным в кладовке у двери черного хода, и вышла наружу. Все мужчины Хьюстон-авеню сейчас разъехались по своим делам. Дети были в школе. В голове женщины промелькнула мысль: с какой стати Леон, сын их банкира, сейчас не в школе. Мальчик закашлялся. Глубокий, грудной кашель, какой бывает во время простуды. Теперь понятно. Дома – одни лишь женщины. Большинство спят в это время дня. Их слуги, судя по всему, остаются «слепы» к происходящему. Войдя в расположенный на возвышении бельведер, Джессика уставилась на то, что происходило в это время на общественном пастбище.

Около дюжины конных в мундирах федеральной армии размахивали лассо, гоняясь за лошадьми, которых выпустили днем из конюшен позади Хьюстон-авеню. Кони не желали быть пойманными. Они успешно уворачивались от лассо, которые северяне пытались накинуть им на шеи. К своему ужасу, Джессика увидела среди лошадей Полет Фантазии. Чистокровка привлекла внимание офицера.

– Ловите эту лошадь! – услышала Джессика его приказ.

Женщина застыла, не зная, что делать. Солдаты не должны украсть лошадку Нанетт, но что может предпринять одинокая женщина с кремневым ружьем против дюжины вооруженных мужчин? Нельзя рисковать. Леона могут ранить, а потом солдаты доберутся до Присциллы. Нельзя, чтобы северяне ее видели. Одного взгляда может оказаться достаточно, чтобы произошло самое худшее. Джессика пожалела, что рядом нет Джимми – рассудительный и сильный негр умер позапрошлой весной. Женщина все так же стояла в нерешительности. Вдруг она заметила бегущего по направлению к пастбищу Роберта Уорика. В руке молодой человек сжимал пистолет. Джессика и позабыла, что он остался дома. Роберт должен был сейчас работать в мастерской. Мальчик мастерил стол, который собирался подарить Томасу, когда тот вернется с войны домой.

О Боже! Нет!

Из дома высыпали Присцилла, Леон и слуги. Все оснащены ружьями и пистолетами, взятыми из оружейного шкафа Сайласа.

– Присцилла! Беги к соседям. Расскажи, что происходит. Пусть вооружаются, – распорядилась Джессика. – Пусть пошлют кого-нибудь к соседнему дому. Оттуда тоже пусть бегут к соседям. Скорее! Не трать время попусту!

– Да, мэм, – ответила Присцилла.

Молодая женщина явно обрадовалась такому поручению.

Офицер, старший лейтенант, если судить по параллельным полоскам на его желтых погонах, развернул своего коня в сторону бегущего Роберта и вытащил из кобуры пистолет.

Действуя по наитию, но достаточно разумно, чтобы оставить ружье в бельведере, Джессика устремилась вниз по ступенькам, а затем, выскочив из кованой железной калитки, побежала по грунтовой дороге.

– Нет! Нет! – кричала она на ходу.

Мужчины оглянулись на ее крики. Полет Фантазии, заметив Роберта, перестала убегать и поскакала в его сторону.

– Миссис Джессика! – удивленно воскликнул Роберт, когда женщина подбежала достаточно близко. – Что вы здесь делаете?

– Собираюсь воззвать к здравому смыслу каждого. Добрый день, лейтенант!

Офицер закрыл приоткрывшийся от удивления рот, а затем, приподняв руку к полям своей кавалерийской шляпы, произнес:

– Мадам…

– Роберт, дорогой! – обратилась к молодому человеку Джессика. – Пожалуйста! Положи пистолет на землю. Что ты намерен с ним делать против стольких солдат?

Роберту уже исполнилось двадцать три года, но он так и не перерос свистов и хрипов в легких. Из‑за хронического бронхита у молодого человека был такой вид, словно его может свалить с ног порыв ветра. Сопротивляться кавалерийскому разъезду он мог не в большей мере, чем палка – тарану.

– Я бы на твоем месте ее послушал, – произнес старший лейтенант.

Металл в его голосе и взгляде свидетельствовал о том, что спорить с ним опасно. Полет Фантазии подскакала к людям. Бока лошади нервно вздымались.

– Вы не можете забрать эту лошадь, – сказал Роберт.

Он лишь чуть опустил руку с пистолетом, держа оружие наизготове.

– Я реквизирую всех здешних лошадей. Бросайте оружие и идите, откуда пришли. Мы не причиним вам никакого вреда.

– Вы ее не заберете, – сжимая зубы, упрямо заявил Роберт. – Она не пойдет на войну, не станет кавалерийской лошадью.

– Станет, когда надоест мне.

– Ни за что. Пусть лучше умрет.

Роберт поднял пистолет, приставил дуло к месту за ухом животного и выстрелил.

Джессика не поверила собственным глазам. По изумленным взглядам верховых она поняла, что никто из северян такого поворота событий тоже не ожидал. Прошла секунда, прежде чем лошадь с шумом рухнула на землю. Дымок поднимался из дула пистолета в руках Роберта.

– Не стоило этого делать, – сказал лейтенант и выстрелил Роберту в голову.

– Нет! – завопила Джессика, но было поздно.

Пуля попала парню в лоб. Тот неловко упал бесполезным мешком подле убитой лошади. Джессика опустилась возле него на землю и положила его окровавленную голову себе на колени. Молодой человек умер мгновенно. В его мертвых глазах застыл вызов. Джессика взглянула на офицера сквозь пелену слез.

– Как вы могли? Он же еще мальчик!

– Все мы когда-то были мальчиками, – ответил старший лейтенант. – Человек, ни с того ни с сего застреливший такую красивую лошадь, не заслуживает жизни.

– Эта лошадь принадлежала девушке, которую он любил. Она погибла в пятнадцать лет. Роберт заботился о лошади в память о покойной, – плача, сказала Джессика.

По лицу лейтенанта промелькнула тень раскаяния. Он окинул взглядом зелень пастбища, затем вновь посмотрел на Джессику.

– Война – это сплошная череда трагических недоразумений, мадам. Я очень сожалею, что так вышло.

Джессика услышала позади себя шум. Оглянувшись, она увидела хозяек Хьюстон-авеню и их служанок, чья процессия растянулась вдоль грунтовой дороги. На ветру развевались подолы юбок с фижмами и передники негритянок. Женщины несли с собою пистолеты и ружья, пользоваться которыми учились на случай, если придется оборонять свои дома. Среди них были матери тех, кто сложил голову либо был ранен в битвах по всему Югу. Они, казалось, ждали от Джессики сигнала к началу стрельбы.

Камилла Уорик, маленькая, хрупкая женщина, протолкалась сквозь строй и побежала к ним. Юбка с кринолином, казалось, поднимает ее над землей. Джессика повернулась к лейтенанту.

– Уходите, молодой человек, ступайте к своей матери, которая так и не узнает, какое горе вы причинили этой женщине. Если останетесь, прольется новая кровь, быть может, ваша.

– Я не собираюсь воевать с женщинами и слугами, – сказал лейтенант. – Но лошадей мне забрать придется. Скажите своим людям, чтобы разошлись. Мы поедем по дороге.

Когда случилась эта трагедия, Сайлас находился в кабинете доктора Вудворда. После мужчина поехал в Сомерсет и взобрался на любимый холмик, с которого открывался чудесный вид на плантацию, на плоды труда всей его жизни. Вид этот обычно успокаивал его встревоженный разум, но на этот раз душевного отдохновения не случилось. Только вернувшись в сумерках домой, Сайлас узнал о трагическом происшествии на пастбище и о героическом поведении своей жены. Он решил, что плохих вестей и без того с лихвой хватит, поэтому стоит подождать, пока уляжется горе, вызванное гибелью Роберта, а потом уже рассказать Джессике о диагнозе, поставленном Вудвордом.

Тот день, 12 апреля 1865 года, навсегда запечатлелся в семейных хрониках Толиверов, Дюмонов и Уориков как день возвращения мальчиков. Война между штатами почти закончилась. 9 апреля генерал Роберт Эдвард Ли, главнокомандующий армией Конфедерации, признал свое неизбежное поражение и капитулировал во избежание ненужных потерь человеческих жизней и дальнейшего разрушения Юга. Его двадцативосьмитысячная армия сдалась северянам под началом генерала Гранта при Аппоматтоксе, штат Вирджиния. Солдаты обеих армий едва держались на ногах. Слова Сэма Хьюстона насчет того, что в случае войны Техас потеряет «лучших своих сыновей», оправдались в полной мере. Особенно велики были потери среди тех техасцев, кто воевал на Юге. В числе прочих погиб Джейк Дэвис. В конце войны он перевелся из подразделения под командованием капитана Берлесона в Техасский отряд, который сражался на юго-востоке под началом генерала Ли. Именно Джейк написал Толиверам о том, что Виллоушир был превращен в пепелище одним из полков, входящих в армию генерала Шермана, во время его огненного марша по Южной Каролине. Джессика легко представила себе картину разорения благодаря живому описанию, которое ее брат Майкл дал Джейку Дэвису.

Февраль на Плантаторской аллее всегда был самым хмурым временем года. Все вокруг было покрыто цветами сумрака. Майкл вздрогнул, когда в библиотеку вбежал слуга и закричал, что идут синие мундиры. Ее брат, выглянув из окна, увидел полковника северян, который возглавлял колонну одетых в синие мундиры солдат. Люди неспешно ехали верхом под сенью безлистых деревьев аллеи по направлению к хозяйскому дому Виллоушира. Джессика радовалась тому, что ее родители уже умерли и не видели, что произошло после. Как со слов Майкла рассказывал Джейк, ее брат вышел наружу и, стоя на веранде, встретил непрошеных гостей. Командир спешился, а его люди, оставшись сидеть в седлах, рассредоточились вокруг.