– Добрый день! – приветствовал Майкла офицер.

Взбираясь по ступенькам крыльца, он снял перчатки.

– Разрешите представиться. Я полковник Пол Конклин. Быть может, вы знаете мою тетю.

Майкл признался, что побелел, как хлопок, вспомнив Сару Конклин.

Полковник позволил вывести членов семьи, слуг и охотничьих собак, но не разрешил забрать ничего ценного. После этого он приказал поджечь дом. Джессика решила, что в память о ее дружбе с Сарой Конклин полковник не позволил своим солдатам разграбить дом, в котором прошло ее детство. По крайней мере за это она была ему благодарна.

Мальчики вернулись домой, а на следующий день Сайлас слег в кровать, с которой никогда больше не поднялся. До этого времени он каждый день ездил по делам на плантацию и посещал заседания городского совета, членом которого вновь стал. Исходя из симптомов болезни, доктор Вудворд отправил Сайласа в Хьюстон к специалисту по раку крови. Этот врач подтвердил предварительный диагноз Вудворда: у Сайласа болезнь, известная среди специалистов под названием лейкемия. Лечению она не поддается.

Томас от горя не находил себе места. Ни одно из бедствий войны не могло сравниться с тем отчаянием, которое вызвала у него близость кончины отца. До этого Томас возвращался домой в сентябре. На похоронах Роберта сын обратил внимание на то, как постарел за последнее время Сайлас. Что-то явно было не в порядке, но Томас, поразмыслив, счел, что, скорее всего, годы волнений за единственного сына сделали свое черное дело. Отец боится обнаружить его имя в списке погибших, да и смерть Роберта подействовала на всех угнетающе. Родителей Томас теперь любил даже сильнее, чем прежде, а вот Присцилла стала для него совершенно чужим человеком.

В тот свой приезд домой Томас твердым голосом сказал жене:

– Я хочу ребенка, Присцилла. Хочу сейчас. Ты меня поняла?

Она кивнула, испуганная, как всегда, но теперь ему было все равно. Ради всего святого! На что эта девчонка рассчитывала, когда выходила замуж? Не думала же она, что ей придется сидеть на троне, а все вокруг будут ею любоваться? Какая от нее польза, если она ему – ни возлюбленная, ни подруга, ни помощница, даже детей ему нарожать не может?

Жена покорилась. Томас уехал на войну, оставив Присциллу думать над тем, кто же подменил ее нежного, понимающего и уступчивого мужа. Когда Томас вернулся домой в апреле, Присцилла была на восьмом месяце беременности. Молодой человек ночью молился, чтобы роды прошли успешно, а его отец дожил до того счастливого дня и собственными глазами увидел представителя третьего поколения владельцев Сомерсета.

– Я не знаю, как буду жить без Сайласа, – призналась Джессика Джереми.

Они до сих пор время от времени встречались около десяти часов утра в бельведере особняка Толиверов и пили горький желудевый кофе, приготовленный из эрзаца Бесс Дюмон.

Сайлас постоянно принимал настойку опия. Наркотик унимал боль, позволяя забыться сном.

– Люди живут и умирают, – чуть хрипловатым от волнения голосом произнес Джереми. – Живым надо продолжать жить своей жизнью.

Он и Анри каждый день навещали больного. Друзья сообщали Сайласу последние новости, разговаривали с ним, помогали принимать ванны, сидели рядом, когда Джессике требовался отдых. Зрение друга ослабело, поэтому Джереми читал ему вслух. Анри приносил деликатесы. Душевная боль, которая угадывалась за поведением друзей мужа, разрывала Джессике сердце.

Сайлас прожил еще три недели после того, как Присцилла родила здорового мальчика весом девять фунтов[39]. Она попросила, чтобы их сына назвали Верноном в честь того представителя рода Толиверов, который, согласно легенде, участвовал в Войне Белой и Алой розы. Из этого спорного обстоятельства женщина сделала вывод, что он был настоящим героем.

– Вернон, – повторил Сайлас.

Голос его был хриплым от боли и лекарств. Пожилой мужчина сидел в кровати. В руках своих он держал новорожденного малыша.

– Имя мне нравится. Очень мило с твоей стороны, Присцилла. Вижу, что у нашего маленького кавалериста твои чудесные ушки. Ты ведь не обиделась, что во всем остальном он – вылитый Толивер?

– Напротив. Я очень рада, – пришла в восторг Присцилла, глядя на Томаса.

Муж стоял подле отца по другую сторону его постели. Джессика уловила выражение глаз невестки. Глаза Присциллы светились безнадежной мольбой: «Я сделала то, чего ты от меня хотел. Теперь полюби меня». Но Томас не сводил взгляда с отца, излучающего радость при виде личика своего внука.

Когда ему становилось получше, Сайлас вызывал сына к себе, и Томас, сидя у его постели, корпел над конторскими книгами и деловыми бумагами, разрабатывая стратегию спасения Сомерсета. Сайлас предупреждал сына о том, что Техас и Юг в целом стоят на пороге долгого периода потрясений.

– Наш штат с трудом согнет колени перед диктатом Севера. Не исключено, что Техас некоторое время будет оставаться вне федерации, – однажды предрек Сайлас, когда к нему вернулась способность нормально говорить. – Всюду будет процветать беззаконие. Прежний порядок вещей навсегда обратится в руину. Наши деньги обесценятся. Цены на землю резко упадут, но не впадай в отчаяние, сын мой, держись земли. Наступят лучшие времена, и Сомерсет вновь расцветет.

Не желая покидать мужа, пока он был еще в состоянии говорить, Джессика сидела в гостиной, прижавшись к стене, у которой с противоположной стороны стояла кровать больного, и слышала каждое произнесенное слово. Женщина разрывалась между желанием рассказать Сайласу о своем банковском счете в Бостоне и тем самым унять его тревоги насчет денег и боязнью того, что муж обидится на Джереми, когда узнает о «заговоре» с целью утаить от него наследство тети.

– Не рискуй, Джесс, – посоветовал Джереми во время одной из утренних посиделок в бельведере. – Ради меня, не говори ему.

– Ты считаешь, что сейчас имеет значение, что когда-то мы о чем-то договорились у Сайласа за спиной?

– Я уверен в том, что имеет.

Джессике померещились странные нотки в его голосе.

– Откуда такая уверенность?

Джереми обнаружил в скамейке расшатавшийся гвоздь. Мужчина приложил все усилия для того, чтобы плотно затолкать его большим пальцем в гнездо.

– Поверь мне, Джесс. Кое в чем я понимаю твоего мужа лучше, чем ты. Ему очень не понравится, что ты посвятила меня в дело, которое утаила от него, и я действовал, не поставив его в известность.

– Как пожелаешь, Джереми, – согласилась Джессика. – Я не собираюсь ставить под угрозу вашу дружбу, даже сейчас, когда ей все равно приходит конец.

Незадолго до своей смерти Сайлас узнал об убийстве президента Авраама Линкольна. В мае в Джорджии был пленен президент Конфедерации Джефферсон Дэвис. Появились сведения о том, что природный газ в недалеком будущем будет освещать помещения вместо свеч и использоваться на кухне вместо дров. Джессика с гордостью поведала мужу о том, что Мария Митчелл, поборница прав женщин, стала первой женщиной-профессором в Соединенных Штатах. Недавно ей доверили преподавать астрономию в Вассарском колледже, в штате Нью-Йорк.

– И куда катится этот мир? – улыбнувшись, произнес Сайлас.

Она ласково погладила его по руке.

В последний день его жизни Джессика услышала, как Сайлас, задыхаясь, говорит Томасу:

– Сынок… Я вижу… твой брак… не то, что ты хотел… Послушай своего отца…

– Я всегда слушался тебя, папа.

– Ты, может, никогда… не полюбишь Присциллу… но ты должен… уважать ее любовь к тебе… Это не пустяк… Она требует уважения… Покажи, что… ценишь ее любовь… по крайней мере…

Поднявшись на ноги, Джессика прижала ладонь ко рту. Слова дались Сайласу с трудом. Жена видела, что его смертный час – не за горами. Время подтвердило правоту ее страхов.

На рассвете следующего дня женщина проснулась, ощущая себя уставшей до крайности. Она почувствовала, как Сайлас сжимает ей руку.

– Джессика… – с трудом вымолвил он.

Она мигом проснулась и повернулась к нему.

– Да, любимый?

– Это… было…

По движению его губ Джессика поняла, что он собирается произнести слово, начинающееся на «ч».

– Чудесно, – закончила за него жена.

Она закрыла мужу веки и поцеловала его в губы.

– Да, это было чудесно, дорогой.

Сайлас умер на рассвете 19 июня 1865 года. В тот же день командующий войсками федерации в штате объявил, что «Прокламация об освобождении рабов» имеет юридическую силу и на территории Техаса.

Глава 66

Прошло больше года, а ни одной новой записи в дневнике Джессики так и не появилось. За элегантной, обтянутой красным сафьяном тетрадью, в которую женщина вносила свои первые записи, последовали более практичные тетради в черных обложках. Когда и они стали недоступны, Джессика перешла на обычные блокноты. Хранители ее размышлений, впечатлений и жизненного опыта, начиная с первых месяцев замужества, рядами выстроились на полках ее секретера в хронологической последовательности. Последняя запись относилась к июню 1865 года.


«Мы похоронили Сайласа. Томас пожелал предать его земле Сомерсета в том месте, о котором знали только он и Сайлас.

– Оттуда видна вся плантация, мама, – сказал он. – Папа часто ездил туда, когда хотел о чем-то подумать в одиночестве. Я хочу, чтобы он лежал там.

Я подумала о Джошуа, который покоится один-одинешенек на кладбище округа невдалеке от могильного камня, воздвигнутого в память о Нанетт Дюмон, и последнего пристанища Роберта Уорика. Но я ничего не сказала, не желая перечить душевному порыву сына. Я не знала места, о котором рассказал мне сын, но я не знаю многих мест в Сомерсете.

Оказалось, что местность и впрямь красивая. Над могилой раскинул свои ветви красный дуб. Неподалеку протекает ручей. Ветры там дуют легкие, то и дело где-то вдали слышны напевы тех, кто трудится в поле. Мне кажется, Томас часто навещает могилу Сайласа. Место это удалено ото всех и всего. Я чувствую себя немного отодвинутой в сторону, но не огорчаюсь. Напротив, я рада, что не стала перечить сыну. Сайлас одобрил бы меня.

Я была его сердцем, а Сомерсет – душой».


Спустя время Джессика прочла «Суматоху в доме» Эмили Дикинсон. Слова стихотворения как нельзя лучше передавали ее душевное состояние и поведение после смерти мужа, в тот период, когда ни строчки не было записано в ее дневнике. Когда Джессика все же вернулась к своим записям, она открыла дневник на том месте, где остановилась в июне 1865 года, и записала бессмертные слова поэтессы:

Суматоха в доме,

Утро после смерти.

Торжество усилий

Плачущей земли.

Выметанье сердца

И любви поместья.

Мы не станем снова

Здесь искать Бессмертье[40].

Гроб с телом Сайласа стоял в большой гостиной, к нему приходили проститься друзья и знакомые, когда в руки Томасу попал текст «Прокламации об освобождении рабов», присланный по телеграфу. Это распоряжение было подкреплено прибытием в Галвестон генерала армии северян Гордона Грейнджера во главе двухтысячного войска. В их обязанности входило проследить, как будет выполняться закон. Томас прочел телеграмму, затем молча передал ее другим плантаторам в комнате. Затем он подошел к телу отца и положил руку на его холодный лоб.

– Свершилось, папа, – произнес он.

Джессика надеялась, что память о дне, когда ее сын прочел прокламацию их рабам, никогда не потускнеет. Со всей плантации негры собрались на похороны. Море черных лиц. На многих видны были слезы. Последние комья земли упали на могилу. Цветы положили у могильного камня. День выдался снисходительно прохладным. Вершину холма обдувал легкий ветерок. Солнце закрывали облачка.

– Тишина, – распорядился Томас, поднимая руку и повышая голос. – Я сейчас прочту вам кое-что важное.

Все речи смолкли. Все лица повернулись в его сторону.

Томас зачитал вслух приказ № 3:

Довожу до сведения жителей Техаса, что в соответствии с прокламацией, разосланной Исполнительным офисом Президента США, все рабы отпускаются на волю. Это подразумевает полное равенство в личных правах и правах на собственность между бывшими хозяевами и рабами. Теперь их отношения могут рассматриваться лишь в категории отношений работодателя и наемного работника. Освобожденным настоятельно рекомендуется, сохраняя спокойствие, оставаться жить и работать по найму на прежних местах. Их необходимо уведомить о том, что им не следует собираться у военных гарнизонов. Праздность в любой ее форме приветствоваться не будет.

Рабы переглянулись. Толпа зашевелилась. Раздались взволнованные возгласы.

Джаспер и его сыновья стояли поблизости. Они уже знали содержание зачитанного.

– И что это значит? – спросил кто-то.

– Это значит, что ты свободен, – ответил Джаспер.

– Мистер Томас больше не мой хозяин?

– Он станет твоим работодателем, если ты останешься жить на плантации.