Лейла Мичем - Дикий цветок

– Ей так хотелось там работать, – говорил Томас.

– Может и так, – вслух согласилась Джессика, но не удивилась, когда Присцилла, используя в качестве отговорки свою беременность, отклонила предложение бюро по вопросам бывших невольников возобновить занятия в заброшенном складе до того, как будет построена другая школа.

Отцовство, кровное родство имеют для Томаса не последнее значение. Джессика ощущала, как ледяные иглы дурного предчувствия вонзаются в нее, пока слушала, как Томас объясняет Вернону обязанности старшего брата по отношению к младшей сестре. Что станется, если Томас ни с того ни с сего заподозрит, что маленькая рыжеволосая девочка, которую он зовет своей дочерью, отнюдь не его кровь и плоть? Что станется, если однажды, наблюдая за играющей Региной Елизаветой (второе имя дали в честь бабушки Томаса из Квинскрауна), он неожиданно вспомнит о майоре Эндрю Дункане и о том, как Присцилла радовалась жизни, пока северянин жил в Хоубаткере? Что станется, если одна мысль потянет за собой другую, третью и так далее, пока Томас не убедится в своем заблуждении? Такого рода внезапные озарения случаются в природе.

Однажды нечто похожее случилось с ней, когда Джессика поняла, что отношение к ней Джереми Уорика не ограничивается сердечной дружбой, хотя мужчина никогда и не признавался ей в обратном. Она живо помнила этот миг озарения. Они играли в крикет на лужайке перед домом Уориков. Джереми играл в паре с Джессикой, а Анри – с Камиллой. Бесс разносила лимонад. Мяч Джереми прокатился под последней калиткой и ударил в столбец. Он улыбнулся Джессике.

– Мы выиграли, – заявил он.

А через мгновение женщина знала, словно лучик солнечного света осветил казалось бы хорошо знакомую комнату и открыл взору доселе недоступное.

И еще Джессика поняла, что Джереми догадывался о том, что Сайлас знает. Именно поэтому он просил не открывать умирающему другу тайны капитала, хранящегося в бостонском банке. Поверь мне, Джесс. Кое в чем я понимаю твоего мужа лучше, чем ты. Ему очень не понравится, что ты посвятила меня в то, что утаила от него, и я действовал, не поставив его в известность.

Но Сайлас доверял их дружбе, поэтому закрывал глаза на особые отношения, сложившиеся между его женой и Джереми. Открытие потрясло Джессику, но Джереми так и не догадался о том, что она все знает.

– Да, победили, – сказала она, поднимая мяч и с видом триумфатора махая им над головой.

Но, Боже мой, что за трагедия разразится, если Томас когда-либо узнает, что отец Регины Елизаветы – другой мужчина, к тому же офицер федеральной армии. После этого осколки разбитого вдребезги брака уже никто не сможет собрать и склеить воедино. То же коснется и его отношения к дочери.

– Мак, – заявил Вернон. – Волосы у нее цвета мака.

– Ну, тогда мы так и будем ее называть – Маковка.

Они представляли собою прелестное зрелище: ее светящийся от счастья сын показывает ее заинтригованному внуку маленькую девочку. Идеальная сцена, чтобы запечатлеть ее на портрете. Джессика спрашивала себя, почему она, представительница первого поколения техасских Толиверов, не может заставить себя подойти и сделать эту идиллию полной.

– Мама, подойди пожалуйста, а то ее сейчас унесут…

Приглашение Томаса не успело прозвучать до конца – дверь библиотеки отворилась и вошла Петуния.

– Миссис Присцилла прислала меня за ребенком, мистер Томас. Пора кормить.

Малышка и впрямь начала уже похныкивать, проголодавшись. Видно было, как под одеяльцем она пытается махать своими крошечными ручками и ножками. С видимой неохотой Томас передал дочь негритянке.

– Потом принеси ее обратно. Я хочу, чтобы она получше узнала своего папочку.

Петуния бросила вопросительный взгляд на Джессику. Та отвела глаза в сторону. В животе что-то неприятно сжалось.

– Хорошо, мистер Томас, – ответила Петуния.

Весна и лето того года, когда Джессике должно было исполниться пятьдесят лет, прошли неспокойно. На место майора Дункана в город прибыл «железный» генерал, которому к тому же подчинялись все федеральные войска в Техасе. Недовольный тем, что жители округа пытались саботировать решения Конгресса касательно политических, социальных и экономических преобразований в регионе, генерал избрал местом своей штаб-квартиры Хоубаткер. Он тотчас же настроил против себя гражданское население, сместив с постов выборных должностных лиц и судей и заменив их своими людьми. Занимать гражданские должности могли только те, кто официально присягнул, что не брал в руки оружия, чтобы бороться с Соединенными Штатами, а также «не способствовал советом либо моральной поддержкой тем, кто был вовлечен в вооруженный конфликт». Томаса тотчас же сместили с должности главы городского совета, а Армана Дюмона – с поста мэра.

Эти должности, как и другие, оставшиеся вакантными по воле генерала, заняли саквояжники с Севера. Так их называли потому, что имущество большинства чужаков умещалось в одном лишь холщовом саквояже. Эти люди принялись скупать разоренные фермы, плантации и животноводческие ранчо за ничтожную долю их стоимости, по сравнению с теми деньгами, которые им пришлось бы выложить в северных штатах. Округ с негодованием и серьезной тревогой ожидал, что же предпримут дорвавшиеся до власти чужаки.

В 1867 году эпидемия желтой лихорадки усугубила бедствия, выпавшие на долю Восточного Техаса. Доселе неведомый в этих краях вредитель, пожирающий листву хлопчатника, принес множество проблем фермерам. В народе его прозвали «армейским червем». Страдая от удушья из‑за закрытых (чтобы не впустить в дом москитов) окон, Джессика думала о сделке, совершенной по инициативе Уильяма Сьюарда, государственного секретаря США. С приобретением Аляски у России территория Соединенных Штатов увеличивалась на 586 412 квадратных миль. Климат там, говорят, холодный. Непохоже, что на Аляске можно будет выращивать хлопок. Дети постоянно капризничали. Томас выглядел обеспокоенным и часто раздражался. Джессика изнемогала от плохо действующей на состояние ее духа работы в благотворительном госпитале для ветеранов гражданской войны. Присциллу же, судя по всему, все происходящее вокруг обходило стороной. Невестка радовалась улучшению отношений с мужем и постепенно обретала все бóльшую власть в доме.

– Что вы делаете, Джессика?

При звуках властного голоса женщина оглянулась. Присцилла стояла в дверном проеме кладовой, где Джессика пересчитывала истощающиеся запасы продуктов питания, до сих пор дефицитных, несмотря на то что война уже давно закончилась.

– Что? – раздражаясь из‑за того, что у нее требуют объяснений, переспросила Джессика. – Ты и сама видишь, что я делаю: я проверяю наши запасы.

– Разве это не моя работа?

– Твоя, если ты ее делаешь.

– Я занималась детьми.

– Поэтому я и пришла сюда.

Такого рода пререкания не были редкостью в последнее время. От прежней запуганной, потерявшей голову молоденькой девушки, которая с широко раскрытыми глазами взирала на богатство и изысканность жилья Толиверов, не осталось и следа. Кроме того, когда в ее жизни появился майор Эндрю Дункан, Присцилла утратила кое-какие из сдерживающих ее пыл ограничений, и теперь Томас этим пользовался.

В октябре похолодало. А потом Присцилла объявила, что снова беременна.

Неожиданная гостья ожидала Джессику в день ее рождения. Войдя в гостиную, женщина застала там худощавую, угловатую негритянку в годах. На гостье было одно из тех новых платьев без кринолина. Оно придавало ее нескладной фигуре вполне оформленный вид. Негритянка в ответ на глубочайшее изумление Джессики ответила широченной улыбкой.

– Ты же не думала, что я пропущу твой пятидесятый день рождения?

Дюмоны втайне подготовили неожиданный визит Типпи, а потом устроили праздник по случаю дня рождения Джессики в своем похожем на шато особняке. Пышностью своей праздник напоминал довоенные торжества. Наряды гостей, впрочем, были куда менее модными и сидели как-то не особенно элегантно. Как яркие, новомодные карусели выгодно выделяются на фоне старых качелей, из толпы выделялись Камилла Уорик, Бесс Дюмон и Типпи в сшитых по последней моде платьях без фижм, но с турнюром[41].

– Война сняла богатую жатву, – позже прокомментировала Типпи небольшое число обитателей Хьюстон-авеню, пришедших на праздник, и их внешний вид.

– Как и предвидел Сайлас, – заметила Джессика.

– Я не увидела Дэвисов. Они не пришли из‑за меня?

– Они стыдятся своего бедственного положения. До определенной степени я им сочувствую. Дэвисы потеряли на войне сына. Джейк был таким вежливым и добрым юношей. Томас и мальчики до сих пор его оплакивают. Но во всем остальном Лоримеру следует винить только самого себя. Этот упрямец упорствовал, не желая слушать советы Сайласа. Он не верил, что Конфедерация обречена на поражение, и продолжал в кредит покупать землю и рабов в то время, как все умные люди ждали, чем окончится война. Когда Лоример не смог платить по закладным, все его имущество, включая дом на Хьюстон-авеню, отошло маклерской конторе в Галвестоне. Армейский генерал, в управление которого перешла эта часть штата, арендовал дом для собственных нужд и нужд своих офицеров. Еще одна горькая пилюля, которую Дэвисам пришлось проглотить. Они не одиноки в своем горе. Многие другие в прошлом видные плантаторские семейства по всему Восточному Техасу постигла та же незавидная участь.

Типпи грустно покачала головой.

– Но Сомерсет выстоял.

Джессика пожала плечами.

– Сайлас позаботился об этом ради Томаса, а Томас позаботится о плантации ради своего сына. Вернон в три года как две капли воды похож на своего отца в том же возрасте. Мальчик просит, чтобы папа брал его с собой, когда Томас уезжает утром по делам. Внук уже предпочитает компанию отца дому, полному женщин.

– Да, мальчик похож на отца, – произнесла Типпи своим «пророческим» тоном.

Джессика почувствовала дрожь. Они сидели на веранде, купаясь в лучах осеннего солнца. В прошлом они часто сиживали здесь, болтали обо всем на свете, совсем не заботясь о гневе соседей, наблюдавших за тем, как одна из них, дама из их круга, пьет чай в обществе негритянки. Джессика всегда пренебрежительно относилась к их расовым предубеждениям. Те, кто сумел сохранить свои дома на Хьюстон-авеню, за исключением, само собой разумеется, Дюмонов и Уориков, были сейчас в финансовом и социальном плане куда уязвимее Типпи. Изабелла, как ее сейчас все называли, стала одним из самых востребованных модельеров женской одежды в Америке. Созданные по ее моделям платья и прочие предметы женского туалета сразу же производили фурор. Вскоре после ее переезда в Нью-Йорк на женщину посыпались и другие, еще более заманчивые предложения от людей из мира моды от кутюр. Типпи объяснила подруге, что от кутюр значит «изысканное шитье». Чтобы иметь право зваться от кутюр, дом моды должен принадлежать Торгово-промышленной палате от кутюр в Париже, которая находится в ведении министерства промышленности Франции. Типпи работала на единственный дом моды в Соединенных Штатах, который с полным правом заявлял о своей причастности к этой всеми уважаемой организации. К числу ее клиенток принадлежали члены семейств Асторов, Вандербильдов и Морганов[42]. Типпи подружилась с Сарой Джозефой Хейл, редактором знаменитого журнала «Книга леди», издававшегося Гоуди, влиятельным арбитром во всех областях тонкого вкуса.

– Не скажу, чтобы мне это было приятно, – сказала Джессика, передавая Типпи молочник со сливками.

– Неприятно, что Вернон похож на отца? Почему?

Джессика помешала чай в чашке. Как лучше сформулировать свою мысль? Ее нерешительность сейчас во многом была похожа на то, что женщина чувствовала, когда пришлось после долгого перерыва возвращаться к дневнику. Она тогда не знала, с чего начать. Впрочем, в отличие от пустых страниц, Типпи ее выслушает и выскажет свое мнение. Ее единственная подруга уезжает отсюда завтра утром. По железной дороге она направится в Новый Орлеан, а оттуда в обществе Джереми, у которого дела на Севере, прибудет в Нью-Йорк. У Джессики остается совсем немного времени для того, чтобы воспользоваться удобной возможностью и получить дельный совет.

– Томас идет по стопам отца. Он женился на женщине, которую не любит, ради будущего Сомерсета, – наконец промолвила Джессика.

Брови Типпи озадаченно приподнялись. Как и волосы на голове, брови ее поседели, частично выпали и казались совсем тоненькими.

– Томас вроде бы неплохо справляется со своим браком, не хуже, чем Сайлас в свое время, – произнесла негритянка.

– Он научился уважать чувства Присциллы.

Джессика заслышала стук где-то внутри дома, неподалеку от окон гостиной, напротив которых они сейчас сидели. Слуги двигали мебель. Они собирались чистить ковры.

– Ты уже допила? – спросила она у Типпи.

Подруга заглянула в свою чашку.

– А что?