Лейла Мичем - Дикий цветок

– О бабушка! Ты бесподобна! – воскликнула Регина, обнимая Джессику за плечи. – Спасибо, что не предложила кружева, как мама! Только представь себе кружева вместо декольте! Это же все испортит!

– Что? Не удастся покорить сердца всех приглашенных мальчиков?

Регина удобно примостилась на качелях подле бабушки.

– Не всех мальчиков, а одного лишь Тайлера Мак-Корда.

– Сына владельца ранчо?

– Да. Ой, бабушка! Он такой… красивый, такой высокий и сильный – как папа.

– Да, он симпатичный молодой человек, – согласилась с внучкой Джессика.

– Нет, он просто красавец! Бабушка! А сколько тебе было лет, когда ты вышла замуж?

Джессика сразу же поняла затаенный смысл вопроса.

– Восемнадцать, – ответила она.

– Мне кажется, ты считаешь, что восемнадцать лет в твое время – это совсем не те восемнадцать, что ждут вскоре меня.

Регина наклонила голову и бросила на бабушку лукавый взгляд.

В дни, когда мать не звала дочь «в гости», Регина предпочитала оставлять свои рыжие волосы распущенными, вместо того чтобы битый час сидеть перед зеркалом, пока Эми расчесывает и укладывает предмет ее гордости в овальный пучок на затылке. Легкий апрельский ветерок колыхал ее локоны на фоне бледного, покрытого веснушками лица. Джессика никогда не смотрела в светло-зеленые глаза внучки, чтобы не вспоминать о майоре Дункане. После нескольких недель пребывания северянина в городе, Джессика также избегала смотреть в глаза ему.

– Нет, не думаю, – возразила она. – Восемнадцатилетие – всегда восемнадцатилетие, в какие бы времена мы ни жили, хотя случается, что к восемнадцати годам человек и не достигает зрелости суждений.

Регина отпила чая и взглянула на бабушку поверх ободка чашки.

– А когда тебе было восемнадцать, ты достигла этой самой зрелости?

– В определенном смысле да, хотя и не совсем.

– Бабушка! А ты в восемнадцать лет готова была стать женой?

Джессика, поколебавшись, улыбнулась и ответила:

– Я не была готова стать женой Сайласа Толивера.

– Правда?

Глаза Регины округлились. Джессика знала, что внучке нравится беседовать вот так, наедине с бабушкой. В такие минуты Регина могла выведать кое-что из секретов ее юности.

– А он был готов стать твоим мужем?

– У меня сложилось впечатление, что нет, по правде говоря.

Девичий смех разнесся по бельведеру. Так может смеяться только юная, чистая душой и счастливая девочка, которой через неделю исполняется шестнадцать лет.

Успокоившись, Регина уже серьезным тоном заявила:

– Тайлер уж точно готов стать моим мужем.

– Именно это и тревожит твоего папу. Он думает, что в шестнадцать лет ты еще не готова к браку.

– Я хочу выйти за Тайлера, когда мне будет восемнадцать, бабушка. Папа, конечно, не совсем одобряет мой выбор. Он считает, что Тайлер недостаточно для меня хорош.

– Существует еще одна общая особенность всех пап, – заявила Джессика. – Все они убеждены, что нет на земле такого мужчины, который был бы достойной партией для их маленькой дочурки.

– А твой папа тоже не считал дедушку Сайласа достойным тебя?

Джессика помолчала, пригубив чай. Регина ждала. Видно было, что этот вопрос очень ее интересует.

– Уверена, что не считал, – промокая губы салфеткой, сказала бабушка, – но твоему дедушке удалось удивить его, сделав меня счастливой. Какого цвета ты выберешь ткань для платья?

– М‑м… Я посоветуюсь с Арманом, – сказала Регина, внимание которой вновь всецело занял цветной конверт. – Мне хочется атласную ткань какой-нибудь яркой расцветки. Как думаешь, неплохо будет смотреться? А еще перчатки из той же ткани длиной до локтя…

Джессика не прислушивалась к тому, о чем болтала внучка. Она думала о Джереми-старшем. Он надеялся, что кто-нибудь из его внуков, Джереми Третий или Брэндон, покорит сердце Регины. Смешение крови наших семей, Джесс. Неплохой был бы поворот судьбы. Блеск его глаз наводил Джессику на мысль, что таким своеобразным способом он мечтает соединиться с ее частичкой.

Камилла умерла три года назад, весной 1880 года, сыновья обзавелись собственными семьями, оставив отца в одиночестве бродить по залам своего роскошного особняка. Из прислуги у него остались лишь повар и дворецкий. Теперь, когда Джереми не работал сутки напролет, а дети и друзья не занимали столько свободного времени, сколько он им позволял, старик читал запоем все, что попадало ему под руку. Из всех членов трех семейств он был, пожалуй, самым образованным и начитанным. Именно от Джереми Джессика узнала об экспериментах Грегора Менделя, австрийского монаха, чьи исследования межсортового скрещивания огородного гороха помогли открыть основные законы наследственности, определяющие цвет, форму и высоту не только растений, но и животных, а также людей. Джереми показал ей схему в книге, объясняющую, как некоторые врожденные особенности человеческого организма, названные доминантными и рецессивными признаками и включающие в себя все, начиная от цвета волос и заканчивая особенностями характера, могут, исчезнув во втором поколении, проявить себя в третьем.

– Теперь у нас есть объяснение рыжим волосам, веснушкам и идеальной фигуре Регины, – заявил Джереми.

Джессике, как всегда, было не особенно приятно, когда кто-либо сравнивал ее внешность с внешностью внучки. Нужно проделать всего один шаг, и каждый, кто помнит майора Эндрю Дункана, сможет сделать далеко идущие предположения. Впрочем, Джереми подсказал ей возможность сбить гончих со следа, как говорят в народе. Она одолжила у него на время книгу и показала ее Томасу.

– Думаю, это тебя заинтересует, – сказала Джессика. – Помеченная мною глава объяснит, как я вам все дело испортила.

Как бы там ни было, а Регину она любила всем сердцем, хотя и редко проявляла свою любовь. Сейчас, впрочем, Джессика обняла внучку за плечи и нежно прижала к себе. Через неделю ей исполнится шестнадцать лет. Через два года Регина выйдет замуж. Она оставит свою семью и переберется жить к мужу на ранчо. У нее будет собственная семья. Со временем обязанности жены и матери оставят свой след на ее лице и фигуре. По мере того, как годы будут сменяться годами, забудется даже возможность какой-либо связи с майором федеральной армии, который побывал в Хоубаткере давным‑давно. Что может напомнить о прошлом? Регине следует продержаться еще года два, и уже ничто, никакая ситуация, никакая неожиданность, которую Джессика могла бы себе вообразить, не сможет поднять вопрос о ее отце.

– Я поговорю с твоим папой о платье, – пообещала она.

Томас с раздражением уставился на супругу.

– Ты меня просишь заехать за шляпкой в шляпную лавку? А если я не знаю, как она выглядит?

– Шляпка или лавка?

– Шляпка. Магазин – в конце первой боковой улицы, идущей от Круглой площади. Так ведь?

– Да. И это не шляпка, дорогой, а обруч для волос. Как он выглядит, не важно. Миссис Честейн, шляпница, знает.

– А послать служанку нельзя?

– Они все заняты, помогают мне готовиться к празднику. Томас, пожалуйста! Обруч нужен мне сегодня. Регина его примерит, и, если понадобится, его переделают к завтрашнему дню. Это мой подарок. Я заказала его в прошлом месяце. Обруч дополнит туалет Регины. Последний штришок для придания завершенности.

– Так он в подарок Регине? Почему ты раньше не сказала?

Присцилла в раздражении вздохнула.

– Значит, мне нужно только сказать, что это для Регины, и моя просьба будет тотчас исполнена? Я не хотела тебе говорить, потому что ты не умеешь ничего хранить в секрете от дочери.

– Регина – мастер выуживать из меня любые секреты.

– Конечно, ты ведь всякий раз намекаешь, что знаешь нечто, могущее ее заинтересовать.

– Ты сказала – миссис Честейн? Мне следует обратиться непосредственно к ней?

– Да, она владеет этим шляпным магазинчиком. Я уведомила ее, что за обручем кто-то зайдет. Она его заранее упакует, так что долго ты там не задержишься.

– А какого цвета обруч?

– Рисунок цвета свежей летней зелени поверх золотисто-коричневого фона.

– Неплохо. Золотисто-коричневый подойдет к цвету глаз Регины.

Присцилла торопливо встала из‑за стола, стоявшего в маленькой гостиной, где супруги встречались по утрам. Этот большой, богато украшенный предмет мебели заменил собою изящный письменный стол в стиле времен королевы Анны[47], принадлежавший Джессике.

– Дорогой! Если ты не особенно занят, то привези мне головной убор поскорее. У меня еще уйма дел впереди. К празднику надо готовиться. Я хочу, чтобы Регина примерила обруч, когда вернется домой после урока фортепьяно. Все, кого мы пригласили, придут. Никто не отказался.

– Я так понимаю, гости прибудут на праздник нашей дочери. Им все равно, насколько пышно будет украшен дом, – заметил на это Томас.

Присцилла прижала руку к груди, словно объятая священным ужасом.

– Конечно, гости прибудут поздравлять Регину. Я не собираюсь пытаться произвести ненужный эффект. Наш дом будет украшен не пышнее, чем дома наших соседей на Хьюстон-авеню в праздничные дни.

– Угу, – пробурчал Томас.

Убрав одну ногу с другой, мужчина поднялся со своего места.

– И все, что мне надо сделать, – войти в магазин и забрать вещь?

– Обруч уже должны упаковать. Тебе останется только взять пакет.

– Надеюсь, в магазине не выставлено дамское белье?

– Это шляпный магазинчик, Томас.

День выдался погожим. Приятно было проскакать по улицам города легким галопом. Томас рад был вырваться на время из дома, который сейчас совсем не походил на дом его детства. За исключением комнат Джессики его жена полностью сменила мебель и обои во всех комнатах наверху и внизу. Даже его кабинет был заново обставлен за то время, пока Томас ездил по делам в Галвестон. В прошлом остался залитый солнечным светом особняк с его белоснежной лепкой, голубыми стенами, диванами и стульями, обитыми тканью кремового цвета, шелковыми шторами в пастельных тонах. Их сменили насыщенные цвета викторианской эпохи. Одни названия этих цветов – «красный бургундский», «темно-зеленый моховой», «пепельно-розовый», «сумрачно-серый», «осенний каштановый» – наводили на Томаса тоску. Изящный, утонченный, более изысканный декор времен матери сменили громоздкая, излишне вычурная мебель, темное дерево, аляповатые витражные стекла, обитые дамастными тканями стены, украшенные бахромой, бусинами и стеклярусом тяжелые шторы.

– Дом превратился в чертов музей, – пожаловался Томас Арману, когда декоратор закончил свое черное дело.

– Именно этого и хотела добиться твоя жена, друг мой, – ответил на это Арман.

Со времени предыдущей смены внутреннего убранства в доме прошло двадцать семь лет. Томас не хотел тревожить гнездо шершней, отказывая Присцилле в просьбе «кое-что переделать».

Когда он подошел к матери за разрешением, Джессика сказала:

– Пусть делает, что считает нужным, Томас. Не думай обо мне. Ты будешь жить здесь, когда меня уже давно не будет рядом.

Эти слова поселили в душе сына грусть, от которой он не смог избавиться. Его матери уже исполнилось шестьдесят семь лет. Каждый день Томас с печалью вспоминал об отце. Джереми и Анри, ближайшие друзья Сайласа, старели. Как же плохо ему будет, когда они покинут этот свет! У него, конечно же, есть друзья – Джереми Младший, Стефан и Арман, у него есть дети, но дорогая дочь вскоре выйдет замуж, Вернон и Дэвид тоже в свое время обзаведутся семьями. Они покинут отчий дом, а он останется жить здесь с Присциллой.

Именно эти мысли занимали Томаса, когда он вошел в маленький магазинчик, куда послала его жена. Называли его попросту «шляпной лавкой». Открылся он совсем недавно. Все, что Томас знал о магазинчике, ему поведал Арман, который сейчас фактически управлял фамильным универсальным магазином. Шляпная лавка являлась конкурентом отделу дамских шляпок в магазине его друга, но Арман не обращал внимания на конкурента, словно имел дело с мухой.

– Работы на всех хватит. Фасоны головных уборов, которые создает миссис Честейн, в моем магазине не продаются. Владелица – вдова. Ее муж погиб в сражении при Манассасе. Детей нет. Милая женщина, между прочим. Я желаю ей успеха.

Серебряный колокольчик над дверью возвестил о его приходе. У Томаса было всего лишь несколько секунд на то, чтобы осмотреть совершенно женственную обстановку магазинчика. Носа достиг приятный аромат. А потом из‑за гардины, которой был завешен дверной проем в задней части помещения, появилась женщина.

– Добрый день, сэр. Чем могу быть вам полезной?

Говорила она глубоким контральто. Более красивого голоса, как казалось Томасу, он никогда прежде не слышал. К своему глубочайшему удивлению, мужчина почувствовал, что, кажется, краснеет.

– Миссис Честейн, если не ошибаюсь?

– Да.

– Я… Мое имя Томас Толивер. Жена послала меня кое-что забрать…