Лейла Мичем - Дикий цветок

Томас встал, нахлобучил себе на голову шляпу и устремил взгляд на бесконечные ряды хлопчатника. Именно в этой земле заключалась его отрада, его утешение. Работники уже во второй раз проходили между рядами хлопка. Красивое зрелище. Белое море простиралось во все стороны, скрываясь за горизонтом. Томас не отрицал того, что это зрелище наполняет его душу ощущением власти и собственной значительности. Мужчина вспомнил слова отца, обращенные к Присцилле, когда они только обручились: «Толиверы – не мореходы. Мы рождаемся не для того, чтобы бороздить океаны и ходить под парусами. К добру это или к худу, но мужчины нашего рода с молоком матери впитывают потребность владеть землей. Нам надо много земли. Мы становимся ее владетелями и передаем по наследству нашим потомкам. Так поступали наши предки в Англии и Южной Каролине».

Как мужчина может отрицать то, кем является? Как он может не хотеть стать тем, кем рожден стать? Как он может отказать себе в праве на жизнь в соответствии со своим предназначением? Как он может лишить своих потомков того, что по праву принадлежит им? Если его сейчас гложет горе, если он оплакивает своего младшего сына, которому не суждено разделить наследство с братом, то в этом виновато не проклятие, а злая ирония судьбы. Его лишили наследника, произведенного на свет женщиной, которую он не любит, но эта смерть не имеет никакого отношения к жертвам, совершенным им и его отцом во имя Сомерсета. Томас поклялся никогда больше не забивать себе голову суевериями.

В последний день 1883 года Джессика достала записную книжку, лежащую поверх других тетрадей в верхнем отделении секретера, подкрутила фитиль керосиновой лампы, чей свет рассеивал наступающие сумерки, и принялась писать.

31 декабря 1883 года

«Свет погас в доме Толиверов. Все наши рождественские свечи не способны рассеять наступивший мрак. Что за грустные сейчас у нас праздники, куда грустнее, чем в тот год, когда умер Сайлас. Мой муж прожил долгую жизнь, а Дэвид умер в юном возрасте. Я все еще не оправилась от шока, вызванного смертью внука. Наше горе будет долгим, а для родителей мальчика оно не закончится никогда. Родители не должны переживать своих детей. Мне очень хотелось утешить сына и невестку, но я не смогла найти слов утешения. Я, извинившись, отошла, когда к нам пришел священник, держа в руках Библию. Я не хотела слушать его ничего не значащих слов. Когда священник ушел, лицо Томаса оставалось столь же серым, лицо Присциллы – столь же бескровным, а лицо Вернона – столь же заплаканным, как и до его посещения. Регина сбежала искать утешения в объятиях Тайлера. Со времени похорон брата она проводит в его обществе много времени. Присутствие молчаливых Анри, Бесс и Джереми умеряло боль. Они знают. Они уже побывали в том положении, в котором оказались теперь Томас и Присцилла. Томас беспокоится за Вернона. Он помнит, как сам переживал смерть Джошуа.

Горе в доме усугубляется растущим отчуждением между Томасом и Присциллой. Иногда оно становится почти видимым, подобно горячему воздуху, дрожащему над раскаленной мостовой в знойный летний день. Моего сына враждебная холодность жены ставит в тупик. Казалось бы, общее горе должно, напротив, объединять. Я тоже озадачена. Кажется, Присцилла винит в смерти моего внука Томаса. Не исключено, что она каким-то образом узнала о проклятии Толиверов и верит, что оно имеет отношение к гибели Дэвида. Но как она смогла узнать, если…»

Джессика отложила в сторону перо и уставилась невидящими глазами во тьму за окном. Подобно неожиданному броску змеи, убившей ее внука, немыслимая догадка выстрелила ей в голову. Господи! Неужели Присцилла читала ее дневники? Откуда еще она могла узнать о проклятии? От Томаса – не могла. Сын ничего не знает о навязчивой идее своего покойного отца. Но есть ли основания обвинять Присциллу в столь низменном и бесчестном поступке? Быть может, она относится к невестке предвзято?

Существовала, впрочем, еще одна возможная причина враждебности Присциллы по отношению к мужу. На праздновании дня рождения Регины его жена заметила симпатию, возникшую между Томасом и Жаклин Честейн. Джессика чувствовала, что сын не идет у искушения на поводу, но и того, что пожилая женщина увидела, хватило, чтобы понять: Присцилла стала врагом прекрасной шляпницы. Поначалу это никак не проявлялось. Напротив, Присцилла принялась покупать дамские головные уборы в шляпной лавке, да в таких количествах, что однажды Томас во время ужина сделал жене замечание насчет ее экстравагантных поступков:

– Я, конечно, рад, что ты даешь миссис Честейн подзаработать, Присцилла, но зачем покупать столько? Ведь ты не единственная покупательница шляп на весь Хоубаткер.

– Я выступаю в роли дудочки, которая своей игрой указывает подругам дорогу к двери ее магазина, – пошутила Присцилла.

Но Джессика обратила внимание на то, что невестка никогда не надевает купленных у миссис Честейн шляпок.

А потом Бесс поведала Джессике о том, что кто-то распространяет по округе анонимные письма, порочащие честное имя владелицы шляпного магазинчика. В них неизвестная женщина утверждает, что Жаклин соблазнила ее мужа. Мол, до тех пор, пока эту «распутницу» не выгонят из города, ни одна замужняя женщина в Хоубаткере не может чувствовать себя в безопасности. Любой мужчина может стать ее жертвой.

– Кто бы это мог быть? – недоумевала Бесс. – Многие сомневаются в правдивости этих писем. Миссис Честейн, кажется, не из тех, но кто может знать наверняка? Она красивая женщина и к тому же свободна…

Джессика подозревала, чья это работа. Доказательством того, что письма писала Присцилла, был тот факт, что ей самой никто письма не прислал. Джессика подозревала, что ее невестка покупает шляпки только ради того, чтобы отвести от себя подозрение. К сожалению, Бесс не сохранила присланную ей записку, так что Джессика не имела возможности сравнить почерк анонима с почерком невестки. Женщина не знала, что предпринять. Если Присцилла окажется ни в чем не повинной, подозрения свекрови создадут между ними отчуждение, преодолеть которое никогда не удастся. Если же невестка окажется подлой интриганкой, Томас наверняка не захочет и далее жить с ней под одной крышей. А как же дети? Джессика пришла к выводу, что ничего уж тут не поделаешь. Она будет помалкивать и надеяться, что злобные козни не особенно скажутся на благополучии миссис Честейн.

Теперь же, размышляя о предполагаемой подлости Присциллы, Джессика спрашивала себя, сколь далеко та может зайти. Что мешало невестке прокрасться в комнату свекрови, открыть секретер и прочесть ее личные дневники? При мысли об этом озноб пробежал по спине женщины. Джессика встала и нервно начала мерить шагами комнату. Боже правый! Что за страшные, давно похороненные тайны эта девчонка могла раскопать! И зачем ей вообще совать во все это свой нос? Один только интерес к родословной мужа не мог подвигнуть Присциллу на такой поступок.

Мысленно Джессика перебрала в голове все то, что ее невестка могла узнать, если бы прочла дневники. От осознания количества и серьезности сокрытых там тайн ужас пронизал ее до самых костей. Чего стóят одни только подозрения Джессики насчет того, что у Присциллы был роман с Эндрю Дунканом, и Регина родилась от него, а не от Томаса!

Джессика постаралась совладать с собой. Может, она воображает себе демонов, которых и в природе-то нет? Ничего в поведении Присциллы, за исключением косых взглядов, не подтверждало того, что невестка может о чем-то знать. Она никогда не использовала эти знания против Джессики, хотя и недолюбливала свекровь. Зачем Присцилле рисковать своей репутацией? Что могло заставить невестку пуститься в такую бесчестную авантюру, как чтение личных дневников свекрови? Присцилла не могла не понимать, что, если ее застанут за этим делом, домашние станут ее презирать, а Томас никогда не сможет ей этого простить. Что толкнуло эту женщину поставить на карту свой брак, так много ей давший?

Джессика подошла к окну и уставилась на подъездную дорожку, ведущую к каретному сараю. Иногда, в предрассветные часы, ей казалось, что она слышит стук копыт коня майора Дункана, который обычно поздно ночью возвращался домой по этой дорожке. Вдруг в голове Джессики возник ответ на мучающий ее вопрос. Конечно же, майор! Именно из‑за этого рыжеволосого, веснушчатого Эндрю Дункана Присцилла рискнула прочесть дневники своей свекрови.

Джессика не понимала, почему не догадалась раньше. Каким-то образом Присцилла почувствовала, что ее свекровь подозревает невестку в супружеской неверности, и решилась проверить свои подозрения единственным доступным ей способом.

Джессика плюхнулась в кресло. Голова шла кругом. А теперь что делать? О том, чтобы рассказать обо всем Томасу, не могло быть и речи. Святые небеса! Если она проговорится, то быть беде. Их, не отошедших еще от смерти Дэвида, ждет скандал, связанный с супружеской изменой Присциллы, неясность касательно происхождения Регины и полный разрыв между Томасом и его женой. К тому же у Джессики нет доказательств того, что невестка читала ее дневники. Присцилла будет все отрицать, а Джессике следует подумать о внуках. Значит, не стоит тревожить спящих собак. Есть и другие собаки, которых могла потревожить смерть Дэвида. Теперь, когда Присцилла знает о проклятии Толиверов, Джессика очень этого опасалась.

Вынув из секретера свои тетради и блокноты, она расположила их в хронологическом порядке, а затем сунула в наволочки из-под подушек. Когда все было сложено, женщина заперла их в платяном шкафу, ключ от которого положила в резное выступающее украшение на стойке кровати. Если Присцилла придет и обнаружит, что на своем месте тетрадей нет, то сразу поймет, что непростительный ее поступок уже не является для Джессики тайной.

Вновь наступила весна. Зацвели белый кизил, таволга, багряник и фиолетовая глициния. Въезжая в город по Хьюстон-авеню, Томас думал о том, сможет ли когда-нибудь чувствовать себя так же свободно, как год назад, когда его дочери исполнилось шестнадцать лет. Тогда он жил полной жизнью, за исключением, пожалуй, не совсем удачного брака, но человек не может иметь все и сразу. То, что было год назад, осталось в прошлом. Со смертью Дэвида на них опустилась тьма. Члены семьи Толиверов чувствовали себя так, словно их живьем закопали в землю. Со временем, впрочем, они немного оправились, но никто не чувствовал себя так, как прежде.

Томас подумал, что, возможно, просто нужно больше времени. Когда трагическое событие останется в далеком прошлом, жизнь вернется на круги своя или по крайней мере будет казаться прежней с виду. Сейчас Томас не испытывал особого энтузиазма по отношению к чему бы то ни было. Он довольно прохладно относился к своему браку, гражданским обязанностям и даже к Сомерсету. Томас исполнял свой долг, но сердце его не лежало к тому, что в прошлом являлось целью его существования и источником радости. Некий саквояжник зарился на его место в городском совете, и Томас подумывал о том, чтобы отступить без борьбы. Вернон практически взял на себя управление плантацией. Что же до брака, то у Томаса просто не осталось сил раздувать пламя из затухающих угольков. Присцилла тоже отнюдь не горела желанием поддерживать их горячими. Мужчина до сих пор не мог понять, почему жена после гибели Дэвида резко отклоняла все его попытки утешить ее. Присцилла просто отвернулась. Иногда муж ловил на себе ее осуждающий взгляд. Казалось, Присцилла винит его в смерти их сына. Спустя некоторое время Томас объяснил холодность жены: до ее понимания дошло то, о чем сам он размышлял уже давно. Их первенец возмужал, а дочь в следующем году, выйдя замуж, покинет родителей. После этого Присцилле придется делить кров только с опостылевшим мужем и старой свекровью.

Сегодня утром он собирался перекусить в обществе Армана. На горизонте появилась еще одна грозовая туча: был смертельно болен Анри Дюмон, и Арман сейчас проходил те же круги ада, с которыми Томас успел познакомиться, когда умирал его отец. Другу сейчас нужна моральная поддержка, и Томас собирался ему помочь.

Но прежде у него назначена еще одна встреча, чисто деловая, с человеком, который управлял маленькой фабрикой по производству хлопкового масла, располагавшейся на другом конце Хоубаткера. Томас занялся этим делом в 1879 году, когда спрос на хлопковое масло резко возрос. Его использовали в разных сферах, в том числе в качестве кормовой добавки в пищу скоту, а отходами производства набивали матрасы. Среди растительных масел на рынке Соединенных Штатов хлопковое масло начинало вытеснять льняное. С изобретением маргарина, для производства которого требовалось хлопковое масло в качестве заменителя животных жиров, спрос на него еще больше возрос. Сегодня Томас намеревался обговорить с управляющим вопрос расширения производства на фабрике. Поток заказов был просто нескончаем. Томас подсознательно считал, что должен чувствовать радость от увеличения источника такой легкой прибыли, но настроение у него было, по правде говоря, не особенно радужное.