И вот он — Тайтес Пим — заглядывает в комнату, в своем новеньком котелке.

— Я не мог не приехать, малышка. У тебя еще остался поцелуй для меня?

Она радостно вскрикнула, и слезы брызнули у нее из глаз. Ласково обнимая маленького корнуолльца, Шелби заметила и его новый клетчатый костюм, и ослепительные карманные часы.

— Пришлось приодеться для нашего путешествия через океан. Корабль, понимаешь ли, первоклассный, и на нем было полно богачей. — Он дотронулся до своего носа: — Не знаю, чего там было слишком много — солнца или эля, во время этого плавания.

Последняя бутылка шампанского была откупорена, и Адам побежал за другими. Все встали, и Фокс произнес тост:

— За бесконечную любовь и долгую совместную жизнь герцога и герцогини Эйлсбери!

Потом все сели и принялись обмениваться новостями. Мэдди усадила Байрона на диван между собою и Фоксом — ведь прошло уже три долгих года с тех пор, как они в последний раз видели своего сына.

Фокс достал письма с поздравлениями от бабушки Энни, и от Сан Смайл, и от некоторых старых друзей из Дэдвуда. У Тайтеса тоже были с собой поздравления для счастливой пары. Джеки Швуб прислал им очень трогательное письмо, выражая сожаление, что он лично не сможет присутствовать на бракосочетании своих дорогих друзей.

Потом, опять с блестящими от слез глазами, Шелби открыла большой кружевной конверт. Она вынула изящную поздравительную открытку с изображениями голубков, и роз, и купидонов, несущих сердца. На ней была цветистая вся в завитушках, надпись:

«С цветочками нашу любовь тебе шлем. Пусть солнце всегда будет в доме твоем. Пусть радость тебя окружает всегда. С весною пройдет с тобой, через года!»

Под этим, внизу, шли выписанные печатными буквами слова: «Наилучшие пожелания нашим любимым друзьям от Кэйла, Лусиуса, Джимми и Марша».

Шелби посмотрела на Джефа и заметила, что на глазах у него слезы. Она прикусила губу.

— О Боже, как же я скучаю по ним!

— Это были удивительно счастливые времена. — Его голос прервался. — Помнишь тот день, когда ребята впервые пытались научить меня накидывать лассо.

— Воспоминания — это, конечно, прекрасно, но ты ведь не думаешь, что те дни миновали безвозвратно, а? — требовательно спросил Тайтес. — Я забираю Бенджамина с собой, и я надеюсь увидеть, как оба вы скачете верхом по Саут-Форк-роуд еще до конца лета. Ну, как?

Оба они как будто задумались, потом Джеф ответил:

— Я бы хотел обещать вам…

Шелби постаралась улыбнуться как можно веселее и шире:

— Просто нам, наверное, не удастся уехать до окончания Королевских скачек в Аскоте и до приема в Виндзорском замке. Есть немало увлекательного, чем можно заняться, если ты — герцогиня!

— Ах, вот как? Ты, кажется, уже заговорила, как этот гигантский, надутый воздухом пузырь Мэнипенни! — Насупившись, Тайтес добавил: — Вы только не забывайте, кто без конца менял ваши пеленки, ваша светлость! Так что я знаю, что задик-то у вас ничуть не лучше, чем у любой обычной девчонки.

Брови Джефа взметнулись вверх, и он сдержанно возразил:

— С годами ваша память ослабла, мой друг, особенно в этом случае. — Он поднял свой бокал: — Я хотел бы предложить тост за несравненный «арьергард» моей невесты! Все засмеялись и воскликнули: — Ну что ж, за нее!

И осушили свои бокалы.

* * *

В тот же вечер, позднее, вдовствующая герцогиня Эйлсбери приехала в имение Сандхэрст вместе с Чарльзом Липтон-Лайензом и Вивиан Кролл. Вивиан, казалось, была измучена этой поездкой в обществе матери Джефа, и не успели они войти в дом в сопровождении личной прислуги Эдит, как Вивиан было сделано замечание относительно ее собственного неподобающего поведения.

— Дитя мое, это все-таки неприлично, что вы путешествуете с Чарльзом без вашей горничной. Могут пойти пересуды.

— Но у меня нет горничной, — с отчаянием, ответила Вив. — Если уж быть откровенной до конца, я сама — горничная Шелби!

Пожилая дама ахнула, повернувшись к Чарльзу: — Боже милосердный! Мальчик мой, а вы знали об этом?

— Конечно. — Он бережно взял тонкую руку Вивиан.

— Что происходит с английской молодежью? Эти неотесанные американцы околдовали вас, что ли?

В это мгновение Эдит отвлеклась, увидев своего сына, который пришел, чтобы проводить ее в столовую. Оказалось, что остальные гости уже сели за стол, не дожидаясь опоздавших. Услышав об этом, Эдит воскликнула:

— Но, Джеффри, ведь еще нет даже восьми часов! Одни только варвары садятся обедать раньше половины девятого!

Заранее предупрежденные о вдовствующей герцогине, семья Мэттьюзов и их друзья постарались воздержаться от споров с ней в продолжение обеда. Однако терпение их подвергалось серьезному испытанию.

Пока Эдит дожидалась первого блюда, а остальные ели клубничные пирожные, она завела разговор с Мэдди. Хотя мать Шелби и приехала в Англию с американского Дикого Запада, Эдит почувствовала расположение к ней благодаря ее осанке и достоинству, с которым та держалась.

— Вы воспитывались в Южной Дакоте, миссис Мэттьюз?

— Нет, по правде говоря, я родилась в Филадельфии и прожила там до двадцати лет. В те времена Дэдвуд был только-только основан и был еще совсем… не цивилизованный. Черные горы все еще принадлежали индейцам Сиу, и жизнь там была опасной и трудной.

Рассказывая об этом, Мэдди с удовольствием замечала, как все шире раскрываются глаза и рот Эдит.

— Я воспитывалась, как барышня и была совершенно не подготовлена к такой жизни.

— Но как же ваша мать разрешила вам поехать туда?

— Она умерла незадолго до этого, и мы с моим братом Бенджамином переехали в Дэдвуд к отцу. — В глазах у нее блеснули искорки, и она добавила: — Должна сказать вам, ваша светлость, что вы напоминаете мне мою мать. Она была, так похожа на вас! — «Спесивая зазнайка!» — подумала она с улыбкой.

— О, мне очень приятно слышать это, дорогая. Вдовствующая герцогиня допила свою рюмку хереса и неожиданно улыбнулась:

— Вы просто очаровательны! Какая жалость, что вам приходится оставаться в такой ужасной дыре — как там ее? Западная Дакота?

— Черные горы Южной Дакоты очень красивы, и Дэдвуд вырос теперь в прекрасный город. Я бы не могла и мечтать о лучшем месте, чтобы жить и растить моих детей.

Ее светлость пренебрежительно отмахнулась:

— Но что вы там делаете, в этой глуши? Как это ужасно, должно быть, получить утонченное воспитание и быть вынужденной жить в городишке, полном вульгарных, невоспитанных людей!

Не в силах больше сдерживаться, Шелби вмешалась:

— Моя мама — просто чудо. Она не только легко и незаметно приспособилась к жизни в Дэдвуде. Они с папой даже несколько недель прожили среди индейцев Сиу. Это было в 1876 году, как раз перед тем, как Сиу потеряли свои Черные горы и были вынуждены уйти в резервацию.

«Забавно, — подумала Шелби, — наблюдать, как глаза Эдит раскрываются все шире, но разумнее будет, пожалуй, отложить пока сообщение о Сан Смайл и рассказать о ней когда-нибудь потом, после свадьбы».

— Индейцы дали маме чудесное имя — Огненный Цветок! Вдовствующая герцогиня поджала губы:

— Как это… странно!

— Напротив, — возразил Джеф. — Если подумать об ослепительных волосах миссис Мэттьюз, то имя Огненный Цветок кажется весьма подходящим и красноречивым.

— Да, — согласилась Мэдди. — И я горжусь им. — Она едва заметно подмигнула Джефу: — А Шелби сказала вам свое индейское имя, которое ей дали, когда она была еще в пеленках?

— Нет! — Он с радостным ожиданием наклонился вперед.

— Дикий Цветок!

— Чудесно! Интересно, почему она никогда не говорила мне о нем?

Тут Шелби, тоже рассмеявшись, вмешалась:

— Ты и так был такой нехороший и называл меня «шалунишкой», Джеф! Я не хотела предоставлять тебе новых возможностей.

Вид у вдовствующей герцогини был уязвленный.

— Весьма оригинально! Может быть, ее так и будут называть — «Герцогиня Дикий Цветок»?

— Мама!

Джеф тут же осекся, не желая портить обед, и только улыбнулся Мэттьюзам извиняющейся улыбкой. Мэдди, закончила есть, извинилась и вышла из-за стола. Пройдя в библиотеку, она стала ждать Фокса. Не прошло и минуты, как тот появился в дверях, а за ним — Тайтес, Байрон и Бен.

— Я не хочу оставаться здесь на ночь, с этой дамой, — твердо сказала Мэдди. — Уж лучше я перееду в гостиницу.

— Тут и так хватает гостей, — согласился Фокс. — Пожалуй, нам лучше будет в более простой обстановке.

— Как ты думаешь, Шелби не обидится? — забеспокоилась мать.

Бен покачал головой:

— Нисколько. Она бы и сама убежала от герцогини, если бы могла — да и Джеф тоже! Попозже, в гостинице, я расскажу вам историю, которая произошла на балу у герцогини Девонширской. Шелби отчитала свою будущую свекровь, на глазах, у не менее чем половины почитателей «Книги пэров» Дебрэ.

— Ну и молодчина, — одобрил Фокс, потом повернулся к своему сыну: — Байрон, почему бы тебе не пойти и не объяснить все Джефу и Шелби? Скажи им, мы решили, что будет слишком хлопотно распаковывать тут вещи на ночь, а завтра переезжать в гостиницу. Проще сделать все сразу.

— Прекрасно, — одобрительно заметила Мэдди. — Мы хоть сможем отдохнуть остаток вечера, и я спокойно буду спать ночью, вместо того чтобы кипятиться из-за невыносимых манер этой женщины!

— У меня есть предчувствие, что и для Шелби так тоже будет удобнее, — заметил Байрон.

Через полчаса «мерседес» Джефа подъехал к дому, чтобы забрать Мэттьюзов. Пока Мэдди, Фокс, Байрон и Тайтес втискивались в машину, Бен стоял на ступенях подъезда, договариваясь с лакеем, который должен был перевезти их багаж.

— Я сяду за руль, — заявил Байрон, когда Бен подошел к машине. — Мне кажется, я помню дорогу.

Вид у того был рассеянный.

— Ладно.

Затем, когда они выехали на темную подъездную аллею, он оглянулся на сгорбленного пожилого слугу, который укладывал их вещи в другой автомобиль.

— Что случилось? — спросил Байрон.

— Ничего.

Он продолжал, однако, хмуриться и наконец не выдержал и резко обернулся, отыскивая крохотную фигурку Тайтеса, скорченную на заднем сиденье.

— Я понимаю, ты подумаешь, что я спятил, но знаешь, кого мне напомнил тот мужчина — ну тот, в кепи, который все горбился, укладывая наши вещи в другую машину?

— Кого? — Тайтеса, так зажало, что он едва мог дышать.

— Барта Кролла…

— Вот уж верно, — ворчливо ответил Тайтес. — Ты, и в самом деле спятил!


Глава двадцать четвертая


— Будем играть в бридж, — заявила вдовствующая герцогиня Эйлсбери тоном, не терпящим возражений, когда с обедом было покончено. От каждого блюда, которое ей подносили, она отщипывала один, самое большее два кусочка, затем ожидала, пока ей подадут следующее. Теперь она отщипнула ягодку со своего пирожного и положила вилку на стол, показывая, что обед закончен.

— Я не умею играть в бридж, — солгала Шелби, с радостью предвкушая, что наконец-то они с Джефом смогут выйти из-за стола.

— Ах, ну разумеется! Как нелепо было с моей стороны надеяться, что вы умеете играть! И ваша маленькая горничная тоже, естественно, не играет. Необходимо обладать необыкновенно острым умом, чтобы научиться играть в бридж, знаете ли. Я лично думаю, что это скорее искусство, чем игра. — Эдит сквозь очки посмотрела на своего сына. — А где Чарльз? Если бы нам удалось его разыскать, оставалось бы только найти четвертого. Как ты думаешь, Парментер играет в бридж?

Джеф еле удержался, чтобы не глянуть на нее яростно, исподлобья, но только ответил:

— Мама, сегодня канун нашей свадьбы, вряд ли это самое подходящее время для бриджа. По правде говоря, мне хотелось бы показать Шелби дом. Не желаешь ли и ты пойти с нами?

— Ни в коей мере. — Она поднялась из-за стола, уголки ее рта недовольно опустились. — Я пойду в свою комнату, почитаю что-нибудь из поэзии. Попроси этого приятного рыжеволосого лакея, чтобы принес мне хересу в спальню.

— Спокойной ночи, ваша светлость, — сказала Шелби. — Приятных вам снов.

Джеф смотрел, как она, вся в черном, шурша юбками, идет к дверям, выходящим в холл, и не мог удержаться, чтобы не окликнуть ее:

— Мама, мне кажется, завтра ты могла бы надеть что-нибудь другое, не обязательно черное…

Она резко взглянула на него через плечо:

— Как это эгоистично с твоей стороны, Джеффри! Я ведь в трауре.

Удостоверившись, что вдовствующая герцогиня отошла достаточно далеко и уже не может услышать, Шелби прошептала Джефу на ухо:

— Ах, так вот оно что, оказывается!

И оба они повалились в кресла, задыхаясь от смеха.

Шелби непременно хотелось, чтобы Джеф рассказал ей как можно подробнее об имении Сандхэрст. Он уже подзабыл кое-что, так что они взяли с собой Парментера на экскурсию по замку. Старый дворецкий семенил по проходам и коридорам впереди них, указывая на гобелены пятнадцатого века, висевшие в галерее, на спальню, где королева Виктория почивала в 1864 году, на биллиардную и курительную, которые некогда входили в крыло, отведенное для детей, где были также детская, классная и игровая комнаты.