Солнечный лучик сверкнул в волнистых, закрученных на голове огненных волосах Шелби; она на мгновение умолкла и подняла кулачок:

— Если вы оба поддержите меня, мы сможем разделить наш успех!

Бен, почесав в затылке, поинтересовался:

— Может, тебе лучше было стать проповедником? Ты меня, конечно, здорово воодушевила, вот только ты, кажется, забыла кое о чем упомянуть, малышка. Где, скажи на милость, ты собираешься достать все эти деньги?

Он посмотрел на Тайтеса; на лице у того ясно отражалось беспокойство.

— У меня есть замечательный план — простой и гениальный! — воскликлуна Шелби. Она остановилась между ними и наклонилась, обхватив их обоих за плечи. — Он настолько блестящий, что вы удивитесь, как сами до него не додумались.

— Что-то я не очень в этом уверен, — пробормотал Бен. Ее сияющее личико было, однако, всего в каких-нибудь дюймах от него, и он, не удержавшись, легонько, хотя и не слишком весело, улыбнулся ей. Она была неотразима со дня своего рождения.

— Я лично надеюсь, что ты права, моя рыбка, — сказал Тайтес. — Рассей же наконец, наши сомнения, а? Как ты собираешься добыть эти деньги?

— Я их выиграю в покер в салуне Парселла! Сияющая, ослепительная улыбка Шелби стала еще шире, глаза ее лукаво блеснули.

— Вот видите, вам совершенно не о чем беспокоиться! Я прекрасно знаю, что делаю. С такими идеями нам никогда не придется обращаться к папочке за деньгами!

Бен и Тайтес, ошеломленные, ничего не могли ответить.

Глава третья

Когда их повозка, преодолела последний подъем идущей вдоль реки дороги, и вдалеке показался Коди, Тайтес и Бен немного распрямились, радуясь, что эта тряска подходит к концу. Стоял чудесный апрельский день, правда еще немного прохладный и свежий. В пронзительной голубизне неба висели легкие, пушистые облачка, деревья были окутаны зеленью клейких, только что пробившихся из почек листочков. Жаворонки и дрозды распевали, возвещая о пробуждении земли, и первые весенние полевые цветы распускались повсюду. В подобные дни невозможно, кажется, пребывать в унынии, и все-таки Бен Эйвери был явно удручен.

— Ради всего святого, Шел, по-моему, ты окончательно сошла с ума! — проворчал он, прищурившись и вглядываясь вдаль.

— Ты мне уже сто раз об этом говорил, — ответила она. — Ты просто злишься, что я не бросила моих планов, когда ты заявил, что ни одна приличная женщина не может показаться за карточным столом в каком-нибудь из баров в Коди. Ты, как обычно, дорогой дядюшка, недооценил меня! Она сидела между Беном и Тайтесом на выщербленном сиденье, одетая в тот самый ковбойский костюм, в который вырядилась, чтобы потрясти родителей, в то последнее утро в Дэдвуде. На этот раз, однако, она пошла еще дальше, заколов волосы, так чтобы их не было видно под широкополой шляпой, погуще, начернив брови карандашом и прилепив длинные фальшивые, подкрученные кверху усы на свою нежную губку. Вид у Шелби с усами был до смешного нелепый, но Тайтес все же сделал их для нее из гривы ее любимой лошади, пегого маленького пони по кличке Бродяжка. Они попробовали даже приделать ей бороду, но Шелби с волосами, свисавшими с ее личика, выглядела просто уморительно.

— Я все-таки не понимаю, Тайтес, — жалобно протянул Бен. — Почему ты все время помогаешь ей? Если б я только попытался сделать что-либо подобное, вы все налетели бы на меня… как мухи на сахар.

Старик отвел глаза:

— Не знаю, что тут и сказать, но я чувствую, что в Шелби заключена большая… сила, которая так и рвется наружу, энергия, которая оставалась невостребованной, пока она жила в Дэдвуде. Все вокруг ожидали, что она будет играть роль богатой наследницы.

Тайтес потрепал ее по руке.

— Мне хочется дать ей возможность пожить хоть немного своим умом. К тому же, мне кажется, Шелби и так не отступилась бы от своих планов, стали бы мы ей в этом помогать или нет. — Он задумчиво улыбнулся Бену: — Так уж лучше я буду рядом.

— Ты лучший из людей, Тайтес, и оба вы не можете не признать, что это потрясающее приключение! — Она хихикнула: — Вы только посмотрите на меня! Что сказала бы мама?

— Боюсь даже подумать, — заметил Тайтес.

Они остановились перед салуном Парселла, на Шеридан-авеню. Это было одно из многих подобных заведений в городе, хотя, пожалуй, наиболее широко известное; к тому же тут обычно делали более высокие ставки.

— Не забывай, дядя Бен, что я твой кузен Мэт.

Бен Эйвери хмуро взглянул на племянницу. На ней были меховые ковбойские штаны с кобурой на поясе, сапоги, жилет с бахромой, оранжевый шейный платок, на личике — нелепые фальшивые усы, смазанные воском, чтобы они слегка подвивались на концах, а на голове — громадная белая стетсоновская шляпа.

— И ты еще требуешь, чтобы я называл тебя своим кузеном! Да ни один мужчина в моей семье никогда так не выглядел! — Он снова покачал головой: — Ты, маленькая чертовка, как тебе удалось втравить меня в эту историю? Теперь, когда я думаю об этом, наверное, уже в сотый раз…

— Т-ш-ш-ш! — Шелби приложила руку в перчатке к губам Бена. — Кто-нибудь может услышать! Ты просто скажи, что я здесь проездом откуда-нибудь, ну хотя бы из Суз-Сити в… Сан-Франциско. Кому до этого дело! К тому же, если я покажусь им немного странной, они охотнее будут ставить на кон свои денежки.

Ее обаятельная улыбка сверкнула под усами из конского волоса.

— Пошли!

Тайтес вошел в салун вместе с Шелби, в то время как Бен, плелся на несколько шагов позади. Обветренные, загрубевшие от непогоды ковбои подняли глаза, оторвавшись от игры, выпивки и курева; на лицах их отразилось явное замешательство. Когда Бен подошел к стойке, чтобы заказать три пива, а Шелби нашла столик и принялась тасовать колоду, взгляды остальных посетителей стали еще более любопытными.

— Недавно у нас, приятель? — спросил краснолицый, обветренный ковбой за соседним столиком.

— Ага, проездом из Суз-Сити, — объяснила Шелби, стараясь говорить как можно более низким и хриплым голосом. — Хотелось бы немного поразвлечься!

Приглушенный смех прокатился по залу, и Бен, все еще стоявший у стойки, побагровел. Мужчина, заговоривший с Шелби, коварно усмехнулся и, наклонившись вперед, протянул ей руку:

— Мы с друзьями будем полностью в вашем распоряжении, вот только закончим партию. Меня зовут Скиннер.

Шелби подала ему руку в перчатке из воловьей кожи, стараясь не поморщиться, когда он сжал ее.

— Рад познакомиться, — прохрипела она. — Меня называют Койот Мэт.

Тайтесу Пиму стоило немалых усилий сдержаться и сохранить невозмутимый вид. Все это понемногу начало его забавлять, отгоняя тревогу; он сдержанно кивнул и похлопал Шелби по спине:

— Верно, этот парень и правда прикончил уйму койотов!

— Тыщи четыре — не меньше! — нахально, заявила Шелби.

Бен, в низко надвинутой на лоб шляпе, пробрался к столику, поставив на него кружки с пивом. Один из посетителей окликнул его:

— Эй, Эйвери, ты знаешь этого парня? Бен не отрывал глаз от стола.

— Мы… дальние родственники, — пробормотал он. Шелби так и подмывало выкинуть что-нибудь, чтобы еще больше вогнать его в краску, но она знала, что он никогда ей этого не простит, а потому промолчала. Прошло несколько минут. Вся троица, не спеша попивала пиво; Шелби пару раз перекинулась с Тайтесом в очко, выжидая, кто первый осмелится поставить против Койота Мэта. В салуне было душно и дымно, какое-то неясное, тревожное беспокойство повисло в воздухе. Люди на Западе твердо придерживаются определенных правил как в поведении, так и в одежде; они не слишком-то жалуют чужаков.

И все же некоторые клиенты салуна Парселла, из тех, кто был не совсем чист на руку, чуяли простака. Вскоре в зале стало шумно от беспрерывно отодвигавшихся стульев — мужчины поворачивались и вертели головами, желая взглянуть на клоуна, называвшего себя Койотом Мэтом.

— Они вот-вот клюнут! — радостно прошептала Шелби.

Бен фыркнул, потом внимательнее взглянул на возбужденное лицо племянницы. Пивная пена повисла на ее усах. Наклонившись поближе, он снова фыркнул, и уголки его губ чуть дрогнули в улыбке.

— Эй, Шел, от тебя несет, как от твоей лошадки, когда она прибегает вся взмыленная от скачки.

Снаружи, на Шеридан-авеню, перекати-поле подкатилось прямо под ноги путешественникам, только что прибывшим в Коди.

— Что это? — спросил Джеффри Уэстон у своего «Джентльмена джентльменов».

— Достаточно обычное зрелище в этой части света, милорд, — протянул Мэнипенни. — По-моему, у них это называется перекати-полем.

— А …

Оба они начали привлекать к себе внимание. Безукоризненно одетые, они стояли около целой груды дорогих дорожных баулов, раздумывая, что делать дальше. Они и так уже немало пережили, выйдя на станции, оказавшейся вдали от города, а после заплатив еще и за сомнительное удовольствие доехать до этого города в телеге — немыслимой, полуразвалившейся, возница которой был такой же развалиной, бежавшей, казалось, от воды как от чумы. Он оставил их здесь вместе с их поклажей. Джеф решительно отказался от его настойчивых попыток предложить им свои услуги.

— По-моему, мы одеты слишком изысканно, — громко прошептал Джеф. Он был в великолепно сшитом твидовом костюме с жилетом из небесно-голубого кашемира, в рубашке с отложным воротничком, в тонкую серую полоску, в повязанном свободным узлом галстуке и лакированных черных полуботинках. На нем не было ни пальто, ни шляпы, и полуденное солнце сверкало на его золотом перстне с печаткой и в его светлых волнистых волосах.

— Надеюсь, мы не забыли упаковать мои сапоги, ковбойские штаны и кобуру с револьвером?

— Боюсь, что забыли, ваша светлость, — откликнулся Мэнипенни невозмутимо.

Суровое, точно высеченное из камня, лицо Джефа, так и просияло улыбкой, когда он окинул взглядом своего слугу, возвышающегося на фоне городка Коди в Вайоминге. Мэнипенни, был чуть ли не семи футов ростом и, казалось, имел неиссякаемый запас темных костюмов, жилетов в серую полоску, рубашек с отложными воротничками и черных галстуков. Сегодня, в ознаменование своего выхода на люди, он добавил к этому черное шерстяное пальто и черный же котелок, стискивавший, казалось, его громадную голову.

— Ваша светлость, — произнес он, первым нарушив молчание, что случалось с ним не часто, — надеюсь, вы не откажетесь от ваших привычек и безупречной манеры одеваться в угоду окружающим. Сменить ваш гардероб на… — он поморщился, — штаны было бы настоящей трагедией.

Джеф постарался сохранить серьезность, когда кивнул ему и заметил в ответ:

— Я благодарен тебе за совет, Мэнипенни. В настоящую минуту, однако, у нас есть гораздо более важные заботы, чем мой гардероб. Мне нужно разузнать, какие тут есть гостиницы, прежде чем на нас нападут и оберут до нитки.

Он кивнул головой в сторону каких-то мрачных типов, столпившихся на той стороне улицы и пристально разглядывавших их самих и их дорожные сундуки.

— Если вам не удастся найти жилье, подобающее вашему положению, милорд, быть может, у вас появится желание вернуться…

— В Лондон? — Джеф расхохотался при одной мысли об этом. — Сомневаюсь, старина. Я сделан из более крепкого материала, да и ты тоже! Пока что я предлагаю тебе посидеть здесь, а я зайду в этот салун и переговорю с барменом.

Он указал Мэнипенни на самый большой сундук, проследил, как тот примостился на его краешке, и направился в находившийся неподалеку от них салун Парселла.

Теперь, когда они с Мэнипенни добрались до Коди, Джеф еще острее чувствовал всю рискованность своего предприятия. Опасность, точно витавшая в воздухе, дразнила его, щекотала ему нервы, и он наслаждался каждым мимолетным ощущением. Чем дальше они продвигались на запад, тем сильнее Джеф чувствовал, будто он переносится в совершенно иной мир, отличающийся от того, который он знал. Каждое следующее мгновение обещало быть непохожим ни на одно из тех, которые он испытывал за предыдущие три десятилетия; это было как раз то, к чему он стремился. Мэнипенни пришел бы в ужас, узнай он, как жаждет его хозяин сбросить с себя свои старые привычки, а также и все, до последней нитки, из своего прежнего роскошного гардероба.

Переступив через порог шумного, наполненного дымом салуна, Джеф усмехнулся, подумав: «Слава Богу, ничего похожего на Уайтс Клуб!» Он почувствовал острые, испытующие, обращенные на него взгляды и спокойно обернулся. У стойки он заказал себе виски и стал потягивать, выжидая. По-видимому, к нему уже приклеилось словечко «пижон», но Джеф понимал, что дальнейшее его пребывание здесь будет зависеть от других качеств, которые эти незнакомцы разглядят в нем. Ему не надо было притворяться спокойным; до сих пор он всегда справлялся с любой ситуацией и знал, что простая уверенность в таких случаях действует лучше всего.

— Недавно в городе? — коротко спросил бармен.

— Вы очень наблюдательны, — отозвался Джеф с улыбкой. Протянув руку, он добавил: — Меня зовут Джеффри Уэстон. Я в восторге от вашего города.