— А что у вас есть из этих качеств, дорогая женушка? — презрительно парировал Фелипе. — Я удивлен, что вы сами не начали плодиться. У вас с Рафаэлем для этого было множество возможностей. Может, он не настолько мужчина, как вы думали?

Наконец-то настал идеальный момент сказать ему. Ей все равно скоро пришлось бы это сделать, прежде чем ее беременность стала заметной. Аманда подняла голову и, глядя прямо в лицо Фелипе, произнесла медленно и отчетливо:

— Нет, вы ошибаетесь, Фелипе. Рафаэль во всех отношениях мужчина, каким я его всегда считала. В августе у меня родится его ребенок.

В наступившей мертвой тишине Хорхе загрохотал тарелками на подносе. Аманда почти пожалела о своих словах, увидев кровожадные вспышки в темных глазах Фелипе. Он сделал шаг вперед, но остановился. Руки его сжались в кулаки, челюсти стиснулись от ярости.

— Я убью тебя, — заявил он так злобно, что Аманда в своем кресле отпрянула назад и вцепилась в подлокотники безжизненными пальцами.

Сейчас не время для долгих разговоров, подумала Аманда, и голос ее прозвучал удивительно спокойно, когда она ответила:

— Ты не можешь. Карлота уже согласилась быть крестной матерью, и она начнет расследование, если со мной что-то случится.

— Несчастные случаи происходят в любое время, — огрызнулся Фелипе, — и уверяю тебя, это будет очень похоже на несчастный случай.

— Разумеется. До тех пор пока не вспомнят о моих отношениях с твоим братом и твоей связи с Консуэлой. Думаешь, я такая дурочка и не посеяла семена подозрения в голову Карлоты — семена, которые она повторит Максу. Она рассказывает ему все, разве не так? И она видела тебя с Консуэлой. К тому же она знает, что я боюсь за свою безопасность. Что скажет императрица, если узнает о моей внезапной смерти? Ей это покажется довольно подозрительным, особенно учитывая весьма неприятную ситуацию с этой девушкой, Седано. Это ранит ее в самое сердце, Фелипе.

— Подозрения — еще не доказательство!

Разумеется, Фелипе знал, что даже намек на такой скандал уничтожит его в глазах императора, требовавшего надлежащего поведения от членов своего кабинета. Маленькая сдержанная супружеская неверность, разумеется, допускалась — но убийство? Нет, такое Максимилиан никогда не простит.

Хорхе протянул Аманде поднос с булочками, краем глаза наблюдая за Фелипе, который, похоже, в первый раз с начала разговора заметил его присутствие. Аманда медленно взяла булочку, осторожно глядя на Фелипе, и поднесла ко рту.

Сделав глубокий вдох, Фелипе резко повернулся и пошел к двери. Выходя, он обернулся и холодно посмотрел на жену.

— Не думай, что ты в полной безопасности. — Злобная улыбка заиграла на его губах, когда он с грохотом захлопнул за собой дверь.

Еще не затихло эхо его шагов, как в гостиную вбежала Консуэла. Ее взгляд перебегал с Аманды на Хорхе, когда она спросила, почему Фелипе ушел.

— Что вы сказали такого, что так его разозлило? — Она нахмурилась, когда Хорхе вежливо ответил:

— Они просто обсуждали придворные сплетни.

— Я это разузнаю. — Консуэла выбежала прочь; за дверью раздался быстрый стук ее каблуков по каменному полу холла, когда она побежала за Фелипе.

— Я не доживу до рождения этого ребенка, — прошептала Аманда, и горло сдавили непроизвольные рыдания. — Он найдет способ убить меня.

— Нет, сеньора. Даже дон Фелипе не посмеет сейчас вызвать гнев императора. Максимилиан может быть беспощадным, если захочет. Не забывайте октябрьский декрет…

Только это все последовавшие месяцы вселяло надежду в Аманду, жившую в постоянном страхе, что Фелипе не позволит своей ненависти к ней и Рафаэлю пересилить жажду богатства и власти.


В то время как колесо войны неумолимо раскручивалось, император проводил время за сочинением стихов и наблюдением за птицами, а задача заставить своего мужа сохранить корону Мексики тяжким грузом упала на плечи Карлоты. Армия Соединенных Штатов, несмотря на требования империи, больше не пыталась даже изображать нейтралитет вдоль границы Рио-Гранде, а партизаны постоянно донимали французские войска своими молниеносными рейдами.

Маршал Базен, орудие Наполеона в Мексике, настаивал, что надо бросить и Мексику и Максимилиана, но Наполеон выжидал. Идиллическая жизнь в Куэрнаваке внушила Максимилиану ложное ощущение безопасности, из которого он был грубо выдернут. Куда бы он ни повернулся, императора встречало предательство. Его новые друзья, французы и мексиканцы, либо были отозваны во Францию, либо изгнаны, а мексиканский климат сгубил его самого преданного и знающего союзника, Лангле, который внезапно умер от сердечного приступа.

Аманда получила от Карлоты, все еще находившейся в Куэрнаваке, несколько писем — жалостливые карикатуры ее обычного убедительного стиля. Карлота писала о простых, повседневных вещах: о колибри, сидящих на ветке дурмана под ее окном; о редких бабочках, пойманных для коллекции Биллимека; о том, как ее любимая фрейлина, дочь старого Гутиэреса, пыталась научить ее играть хабанеру на мандолине. Она также присутствовала на мессе по ее бабке в соборе в Куэрнаваке, где прихожанами были в основном индейцы, «у которых, возможно, и не хватало кринолинов, но в сердце они более религиозны, чем другие люди, и по крайней мере знают, как молиться…»

Максимилиан, все еще занятый в столице, отчаянно пытался организовать мексиканскую армию при вялой поддержке Базена. Алберт ван дер Смиссен, чье имя было связано с Карлотой, когда он утешал юную императрицу после смерти ее отца, вступил в полк генерала Туна на севере, чтобы строить новую линию обороны вокруг Сан-Луис-Потоси. Ван дер Смиссен предупреждал императора, что бельгийцы находятся на грани мятежа.

Слухи быстро распространялись, и к концу мая, когда Карлота вернулась в Мехико для своего первого публичного появления на празднике Тела Христова, она намеренно надела белый кринолин, покрытый бриллиантами, чтобы опровергнуть сплетню, будто она отправила свои драгоценности для сохранности в Англию. Никакой вымысел не казался теперь слишком фантастичным, чтобы в него поверили; к тому же каждый второй человек в столице был шпионом. Коренное население жило в страхе и неуверенности, а среди европейцев вслед за новостями из штата Сонора распространилась паника. Город Эрмосильо захватили мятежники, и каждый из тридцати семи живших там французов был убит. Протест против маршала Базена оказался столь горяч, что он несколько дней не отваживался выйти на улицу, и даже в самых отдаленных районах страны стало известно, что силы императора истощаются.

— Мы победили! — ликовал Рамон, ударяя кулаком в ладонь и радостно улыбаясь. — Французам не хватает людей и припасов…

— А нам хватает? — сухо перебил его Рафаэль. Он сидел под холодным дождем, вода капала с широких полей его шляпы в побитую оловянную кружку, в которой оставалось немного горького кофе. Что ж, по крайней мере горячий и согревает изнутри.

Рамон бросил на него быстрый взгляд.

— Думаете, мы победим, Эль Леон?

— Si, но еще не победили, дружище.

— Скоро победим?

— Может быть, через год. — Заметив испуг на лице юноши, Рафаэль рассмеялся. — А ты думал, они уйдут и отправятся домой? Не все так просто.

Рамон ссутулился у глинобитной стены полусожженной хибары, от которой остались только куски соломенной крыши и закопченные осыпающиеся стены. По крайней мере это могло послужить хоть каким-то укрытием от внезапной весенней бури.

— Что вы будете делать, когда снова наступит мир? — небрежно спросил Рамон, поднимая глаза. Эль Леон задумчиво смотрел на далекие горы; золотые глаза его затуманились от воспоминаний, и юноша пожалел о своем вопросе, слишком поздно вспомнив об Аманде.

Боев было так много, а времени так мало, что вначале никак не получалось послать Аманде весточку. А потом пришло письмо из Каса-де-Леон, которое ясно дало понять Рафаэлю, что сейчас она хочет остаться с Фелипе, так как решила предпочесть жизнь в роскоши жизни жены объявленного вне закона хуариста. Как непредсказуемы женщины! Рафаэль вспомнил, как Аманда цеплялась за него, умоляя взять с собой. Что ж, проще взять то, что доступно, чем ждать. Должно быть, он все-таки был прав тогда, предположив, что она по своей воле вышла замуж за Фелипе. Разве теперь она не доказала это? Ее письмо было холодным, решительным и… К черту этот назойливый образ Фелипе, обнимающего Аманду ночью и занимающегося с ней любовью…

Рафаэль решительно заставил свои мысли сойти с давно проторенного пути, молча проклиная брата и женщину, которую начал любить. Каким же он был дураком! Острая боль пронзила его руку, и Рафаэль, удивленно посмотрев вниз, обнаружил, что смял в руке оловянную кружку так, что острые металлические края вонзились в его ладонь. Резко вскочив на ноги, он швырнул покореженную кружку, и она запрыгала по каменистой земле. Яркие капли крови оросили его рубашку и брюки.

— Вы поранились, — спокойно заметил Рамон и, не дожидаясь возражений, перевязал руку Рафаэля. Забавно, но боль на самом деле помогла облегчить его душевную агонию!

Рафаэль покорно позволил юноше промыть и забинтовать порез. Довольно скоро дождь прекратился и выглянуло солнце, обжигая землю и высушивая дорогу. Лошади и люди снова двинулись усталым строем. Нападай и беги, изнуряй французов и иди дальше, снова и снова. Дни и недели давно смешались в бесконечное мутное пятно. Успех был близок, Рафаэль почти чувствовал его и стремился к нему с мрачной решимостью.

Весна плавно перетекла в лето, и дожди превратили дороги в непроходимые болота, жадно засасывающие повозки и лошадей. В штате Нуэво-Леон французы в очередной раз сдали Монтеррей, но Базен не упомянул императору, что потеря Монтеррея, с его богатым, занимающимся коммерцией населением, будет означать потерю семи миллионов песо для и без того обедневшей мексиканской казны. Максимилиан лежал в лихорадке в Чапультепеке, но поднялся, чтобы сопровождать Карлоту на первом этапе ее путешествия в Европу. Императрица выиграла битву с императором против отречения, и Макс позволил ей вернуться во Францию, чтобы умолять Наполеона. Последнюю ночь они провели вместе в Чапультепеке, и в четыре часа утра девятого июля кортеж из карет, колясок и груженных сундуками повозок отправился в путь под охраной отряда императорской кавалерии.

Когда процессия растянулась по плато, солнце уже поднималось за вулканом Попокатепетль. Это был один из тех прозрачных, ярких мексиканских рассветов, что так вдохновляют поэтов и художников. Ряды кактусов, омытые недавними дождями, блестели серебром в утреннем свете, а маисовые поля превращались в колышущиеся ленты золота, но для Макса и Карлоты эта красота поблекла, потому что их глаза были затуманены слезами. Когда они расстались в Ахотле, маленькой деревушке в двадцати милях от столицы, Макс совершенно потерял самообладание, и его пришлось поддерживать, чтобы он мог добраться до кареты.

В пятницу, тринадцатого июля, императрица отплыла из Веракруса в Европу.

— Думаете, Наполеон пообещает еще денег и солдат? — спросил Рамон Рафаэля, когда они услышали новости, и с облегчением увидел, как тот отрицательно качает своей темной головой.

— Нет. В следующие несколько месяцев мы увидим, как французы уходят из Мексики.

И действительно, в августе послы и официальные лица стали перебираться из Мехико в Веракрус. Наполеон отказал мольбам Карлоты, и она отправилась в Ватикан упрашивать папу. Хуаристские партизаны действовали теперь везде, и армия el presidente подходила все ближе и ближе к столице. Хуарес был в Чиуауа, потом в Сакатекасе. Порфирио Диас бежал из тюрьмы в Пуэбле и вернулся в свою провинцию Оахака, чтобы возглавить большую армию. Потом пал Тампико и Гвадалахара, и сеть ловушки затянулась еще сильнее.

В октябре в Мексику пришло известие, что Карлота в Европе была объявлена сумасшедшей и перевезена в Мирамар где за бедной императрицей ухаживал ее брат, а в Мексик французский двор переехал в Орисабу.

В то время как Рафаэль со своими людьми праздновал победу в недавнем сражении, его нашел посыльный из Сан-Луиса.

Двери бара стояли открытыми, чтобы свежий ветер очищал воздух от летающих насекомых и запаха немытых тел и перегара. Стоя, облокотившись на грубо сколоченную барную стойку, Рафаэль держал в руке наполовину пустой стакан текилы и с нарастающим весельем слушал историю о двух сестрах, явно сочиненную одним из его сержантов.

Когда кто-то тронул его за плечо, он раздраженно дер пул им, желая дослушать рассказ до конца, но посыльный был настойчив.

— Secor! Рог favor — un mensaje…

— Послание? От кого? — Полуобернувшись, Рафаэл окинул человека пристальным взглядом, надеясь, что это не от Диаса. Он только что скакал двадцать часов, которые закончились ожесточенной схваткой с французскими солдатами за небольшую деревушку, которая оказалась малозначительной, когда они завоевали ее.

— Послание от Хорхе из Каса-де-Леон.