— Остановитесь сейчас же, сеньора!

Она услышала голос, узнала Эль Леона и побежала еще быстрее, чувствуя, что он прямо у нее за спиной, протягивает к ней руки. Потом земля вдруг ушла из-под ног, превратившись в зияющую дыру: Аманду выхватили из пустоты, и она оказалась прижатой к могучей груди.

Мгновение они стояли, балансируя, на краю пропасти, где лес внезапно заканчивался глубокой расщелиной. Аманда начала тихонько плакать.

Когда Эль Леон повел ее от края обрыва, камни бешено покатились, подпрыгивая, по крутому склону вниз, туда, где зубчатые края скал напоминали зубы акулы. Аманда уткнулась лицом в его грудь и изо всех сил вцепилась пальцами в ткань рубашки.

Только когда они оказались далеко от обрыва, Эль Леон отпустил ее, отстранив от себя на длину руки. Его глаза оценивающе осмотрели ее. Увидев, что она не поранилась, он повернул Аманду и подтолкнул вперед. Само его молчание было угрожающим, и, понукаемая его непреклонной рукой, Аманда пожалела о своем безрассудном поступке.

Невдалеке сквозь кружево веток показались огни, и Аманда поняла, что ее исчезновение переполошило всю деревню. Возбужденные голоса передавали друг другу весть, что она уже найдена, и вот мерцающие фонари стали гаснуть, преследователи начали расходиться по домам. Но у Эль Леона не было фонаря. Как же он смог найти ее в темноте? Возможно, он выследил ее благодаря безошибочному инстинкту дикого животного.

Только снова оказавшись в доме, из которого надеялась сбежать, Аманда смогла осознать всю полноту гнева Эль Леона. Теперь, видя его вблизи, она читала явные признаки ярости в его чертах: челюсти крепко сжаты, глаза — янтарно-золотистые, как у льва, — сверкают.

Аманда стояла молча, сжав руки, не пытаясь оправдаться, и смотрела ему в глаза. Она была очень испугана, но постаралась собрать все остатки достоинства и хладнокровия. Стоило позволить Эль Леону распутать и без того слабо сплетенные обрывки ее самообладания, и она погибла.

Он оказался высоким, гораздо выше, чем ей представлялось возможно, это казалось из-за его близости. В конце концов, когда напряжение в воздухе достигло предела, она опустила взгляд на свои замерзшие босые ноги и попыталась подобрать нужные слова. Потом, вспомнив, что «не знает» испанского, Аманда решила изобразить, что вообще не понимает, что происходит.

Вскинув голову, она встретилась с ним взглядом, спрятав дрожащие руки в складках оборванной юбки.

— Сэр, я требую немедленно отпустить меня. — Ни намека на то, что он хотя бы услышал ее. — Против моей воли меня взяли в плен по какой-то неизвестной причине… — Похоже, он не понимает по-английски. — …И я требую, чтобы меня отвезли в ближайший город, где можно организовать мое возвращение в Соединенные Штаты. — Никакой реакции. У него даже не дрогнули ресницы — длинные и прямые, затеняющие кошачье-золотые глаза, — ничего. Аманда попыталась снова: — Вы понимаете меня? Я хочу, — медленно произнесла она, тщательно выговаривая каждое олово, — вернуться в Соединенные Штаты. Я американская гражданка, и мое правительство будет очень обеспокоено моим похищением. — Она нахмурилась, кусая губы, а Эль Леон, скрестив руки на груди, прислонился к деревянному столу и пристально смотрел на нее. — Я не буду требовать преследования ваших людей, сэр, поскольку уверена: это просто досадная ошибка…

Суровые губы Эль Леона слегка изогнулись в насмешливой улыбке.

— Действительно, это ошибка, сеньора, — ответил он на безукоризненном английском, — только это ваша ошибка, а не моя. Вам ведь не причинили вреда, верно? — После ее осторожного согласного кивка он продолжил: — Если вы и дальше хотите остаться целой, не будьте настолько глупы и не пытайтесь бежать.

— Но что вы собираетесь со мной делать? — Несмотря на решимость, нотка паники проникла в ее голос; пронзительная нотка, которую он легко заметил, и Аманда увидела это в его глазах.

Эль Леон пожал плечами и холодно ответил:

— Это еще не решено, сеньора. Пока что возвращайтесь в постель. Поскольку охранник, который теперь сторожит ваше окно, не слишком доволен, что его отдых потревожен, советую вам оставаться там до утра, иначе он может действовать довольно грубо.

Поняв, что у нее нет выбора, Аманда сухо кивнула и, повернувшись с достоинством, на дрожащих ногах направилась к маленькой спальне. Оказавшись в комнате и жалея, что нет двери, которой можно было бы хлопнуть, она нырнула в постель. Должно быть, она сошла с ума, когда подумала, что сможет убежать от этих людей! Теперь ей, усталой, голодной и испуганной, просто некуда деваться, а главарь головорезов еще и страшно зол на нее.

Слезы, принесшие долгожданное облегчение, полились по ее испачканным и поцарапанным щекам, и Аманда зарылась лицом в ладони. Она плакала тихо, не желая, чтобы Эль Леон услышал, пока наконец не выплакала все слезы. Это было облегчение, излияние всей тревоги и страхов последних дней, и она почувствовала себя опустошенной.

Подняв голову, Аманда убедилась, что у нее опять нет носового платка: ее ридикюль давно потерян, и в ее распоряжении остались только изорванные края платья. Вздохнув, девушка оторвала еще одну полоску ткани от подола и вытерла лицо. Ни зеркала, ни света. Впрочем, не важно, как она выглядит. Определенно бандитов интересовала не ее внешность, а ее ценность как заложницы.

С кровати Аманда могла видеть другую комнату, где Эль Леон снова улегся на соломенный тюфяк у стены. Отблески очага мигали, вспыхивая на густых волосах, черных как ночь, и кольцо дыма от тонкой сигары медленно плыло вверх. Он лежал, оперевшись на локоть. Если он чуть-чуть повернется, то увидит ее.

Аманда отодвинулась глубже в тень у стены. Странно, она должна бы ненавидеть его не меньше, чем бояться, а он разбудил в ней другие чувства, незнакомые и непонятные. Он красив, это правда, но было и что-то еще, какая-то маленькая деталь, которую она не могла уловить, и это вызывало у Аманды чувство странного беспокойства. Она все еще думала об этом, когда наконец уснула.


Солнечный свет, подернутый дымкой, струясь теплыми лучами расплавленного золота через окно, нежно коснулся лица Аманды и разбудил ее. Мгновение она лежала неподвижно, находясь между сном и явью, и сосредоточенно смотрела на муху, ползущую по глиняной стене комнаты. Муха — черное пятнышко на серовато-белом, крошечная точка в гигантском мире — весело передвигалась по стене, не думая об опасностях, которые могут ее настигнуть.

Странная мысль, мимолетная и пугающая, пришла в голову Аманде: она очень похожа на эту муху — такая же одинокая, такая же крошечная точка на белой стене. Кругом люди Эль Леона, и нет никого, кто поможет ей.

Тихонько повернувшись, Аманда осмелилась заглянуть в соседнюю комнату и ничуть не удивилась, увидев, что Эль Леон исчез со своего тюфяка. Должно быть, уже поздно: солнце стояло высоко, тени сильно укоротились. Даже собаки лаяли лениво, как будто это требовало больших усилий, а смех играющих детей звучал приглушенно. В доме все казалось неподвижным и тихим. Аманда поняла, что совершенно одна.

Снаружи стояла нестерпимая жара, но дом сохранял прохладу благодаря толстым стенам, и когда Аманда тихо соскользнула с кровати, ее босые ноги коснулись прохладного пола. Она помедлила в дверях, сжимая и разжимая пальцы в складках своей юбки; спутанные пряди волос разметались по плечам и лезли в глаза. Ни звука, ни движения, только ее собственная смутная тень скачет по полу перед ней.

Ее бирюзовые глаза медленно оглядывали комнату, скользя по лежащим на полу пестрым коврикам с бахромой, едва ли замечая свежеподметенный глиняный пол со все еще заметными следами веника, пока ее взгляд не задержался на закопченном горшке, висящем на крюке над очагом. От огня осталось всего несколько тлеющих угольков, но пустому желудку Аманды было все равно, горячая еда в горшке или холодная, только бы он оказался полон.

После торопливых поисков обнаружились чистая миска — оббитая, но все еще вполне пригодная — и деревянная ложка, которой Аманда зачерпнула из горшка черных бобов. Ее ноздри затрепетали от пряного запаха, а желудок возмущенно заворчал из-за задержки, пока она отодвигала стул и усаживалась, обвив босыми ногами ножки стула. Отправив в рот полную ложку бобов, Аманда закрыла глаза и удовлетворенно вздохнула.

Именно эту картину и увидел Эль Леон, когда подошел к открытой двери своего дома: девушка со взлохмаченными волосами сидит за его столом с миской бобов и деревянной ложкой, ее темные ресницы блаженно лежат на все еще розовых от сна щеках, босые ноги по-детски цепляются за ножки стула. Лохмотья юбки свисают по бокам, открывая стройные ноги, покрытые царапинами, а руки выглядывают из остатков когда-то изящного платья. Аманда. Много лет он не видел ее, но Эль Леон узнал бы ее где угодно. Кажется, не так уж и давно они детьми играли вместе, и она все еще напоминала того шаловливого ребенка.

Стоя в тени крыльца и вспоминая давно прошедшие летние дни, Эль Леон снова ощущал запах свежескошенного сена, сложенного в стога, в которых детям так интересно прятаться, и слышал звонкий смех своей подружки, когда они зарывались в самую середину. Аманда, смеющийся кувыркающийся ребенок тех залитых солнцем дней и безоблачных небес — куда ушли те годы?

Он замер, когда прошлой ночью увидел Аманду, спрыгивающую с лошади, не в силах поверить, что это та самая девочка. Неужели он столь долго не видел ее — с тех пор как приезжал со своим отцом, доном Луисом, в Буэна-Виста? Да, это действительно так, и все прошедшие годы наполняли события, превратившие его в того, кем он сейчас был, — в вождя хуаристов, скрывающегося высоко в горах.

Легкая улыбка тронула его губы, янтарные глаза сузились от нахлынувших воспоминаний. Годы, проведенные в университете Сан-Николас, пока Фелипе учился в школе за границей; смерть дона Луиса; политические взгляды Фелипе и последняя, ожесточенная схватка между братьями, закончившаяся тем, что Рафаэль — Эль Леон — покинул свой дом. Он стал Эль Леоном не в одночасье; потребовались месяцы борьбы, партизанской войны против консервативного правительства Сулоаги, когда Хуарес был президентом либералов в Веракрусе. Именно в те трудные месяцы он заслужил репутацию Эль Леона — человека, который отбирает у 'богатых землевладельцев и раздает простым людям не только еду и золото, но и в каком-то роде правосудие. Возможно, не то правосудие, которое определяется судом, размышлял он, но справедливое и заслуженное правосудие. Война, потом реформы; а потом пришел Максимилиан, австрийский эрцгерцог, поставленный Наполеоном III править Мексикой.

Рафаэль Леон Бове, которому в 1858 году едва исполнилось девятнадцать лет, решил последовать за Бенито Хуаресом, а не Фелисом Сулоагой, лидером консерваторов. Когда в 1864-м Максимилиан был объявлен императором, человек, известный теперь как Эль Леон, стал яростно сражаться против французской интервенции и все продолжал борьбу.

Захватить Фелипе в заложники было частью его плана, чтобы потом потребовать за него от французов денег и, что гораздо важнее, жизней — в тюрьмах Максимилиана томилось много хороших людей, чьим единственным преступлением стала борьба на той стороне, которую австриец считал неправильной. Это их жизни он надеялся обменять на Фелипе. Высокий чин из кабинета Максимилиана — неплохая цена. Но теперь… теперь у него не было средства, чтобы использовать его против французов: ничего, кроме новоиспеченной жены Фелипе, североамериканки, имеющей очень малую ценность для его планов.

Он не мог понять, почему Аманда вышла за Фелипе, который никогда не нравился ей, когда они были детьми. Должно быть, соблазн стать женой такого чрезвычайно богатого hacendado[7] явился решающим фактором. Это вполне возможно, хотя что он в действительности знает о ней сейчас? В детстве Аманда была упрямой и своевольной, всегда делала все по-своему; похоже, взрослая Аманда стала эгоистичной и алчной. Было бы очень полезно, решил Эль Леон, узнать, насколько изменилась Аманда, выйдя замуж за Фелипе. Неожиданная вспышка ярости пронзила его. Он всегда считал ее особенной — как могла она продаться такому человеку, как его брат? Образ Аманды в объятиях Фелипе вызывал видения, о которых Эль Леон не желал даже думать, и он поспешно отбросил их.

Оттолкнувшись от дверного косяка, Эль Леон вошел в дом. В лазоревых глазах, удивленно взглянувших на него, не было ни намека на узнавание. Неужели он так сильно изменился? Наверное, так, иначе она бы узнала его и не скрывала, что свободно говорит по-испански, от того, кто много лет назад помогал ей практиковаться в этом языке.

— Hola, bella dama. Como esta?

Несколько долгих минут Аманда только смотрела на него замерев; деревянная ложка остановилась на полпути между миской и ртом. В глубине голубых глаз цвета летнего неба под тенью длинных ресниц, встретившихся с его взглядом, промелькнула паника, и Эль Леон понял, что она так и не узнала его. Возможно, пока это к лучшему…