— Техасцы крадут коров у мексиканцев, а те у техасцев. Коровы довольно быстро усваивают, куда им надо идти. — Он подвел ее к развесистому дубу. — Не надо сходить с ума. Они крали этих коров и лошадей за много лет до того, как их украл я. А сегодня особенный вечер. Я даже купил новую рубашку.

— Так сколько все-таки у тебя заработанных неправедным путем денег?

Он поставил корзинку на землю. В лунном свете она увидела, как с дерева сорвался лист и упал ему на плечо. Он нетерпеливым жестом стряхнул его.

— Достаточно, чтобы у тебя панталоны были только из парчи и атласа до конца твоих дней.

Эми вспыхнула.

— Я не ношу панталоны из парчи и атласа.

— Теперь будешь. В тот день, когда ты так непринужденно выставляла свое нижнее белье из окошка, моей единственной мыслью было, что твои панталоны должны быть сшиты из атласа или парчи. — Он сдвинул шляпу на затылок и улыбнулся ей так широко, что лунный свет заиграл на его зубах. — Может быть, ты перестанешь глазеть на меня?

— Что я буду делать, если лишусь работы?

— Ты можешь выйти за меня замуж и нарожать кучу ребятишек.

— Мне этого совсем не хочется. Я хочу оставаться учительницей, жить своей собственной жизнью, чтобы никто не говорил мне, что и когда я должна делать. Свифт сложил руки на груди.

— Я не буду говорить тебе, что и когда надо делать. Садись-ка, Эми, давай спокойно поедим. — Она его не послушалась. И он наклонился к ней. — Я больше не буду красть никаких коров или лошадей, обещаю.

— Свифт, мне абсолютно все равно, что ты там будешь красть. Меня это мало касается.

— Тогда из-за чего ты сходишь с ума?

— Из-за того, что ты потратил такие огромные деньги на мою корзинку. И дело даже не в том, что ты их потратил. А вот если я не потеряю после этого свою работу, это будет просто чудом.

— Что ты так беспокоишься насчет своей работы?

— Потому что она дает мне средства к существованию.

— Если тебя уволят, обещаю тебе, что у тебя будет гораздо больше средств, чем ты сможешь потратить. Ты будешь много есть и станешь толстой, как бочка. И я не буду говорить тебе, когда и что надо делать, обещаю. Ну а теперь садись. Я покупал твою корзинку совсем не для того, чтобы ссориться. Тебе нравится моя рубашка?

Она смотрела на него, чувствуя себя несчастной из-за того, что он даже не потанцевал с ней, увел сюда, а теперь вот велит садиться под дерево, и все это стремительно, на одном дыхании.

— Да, она мне нравится. Ты в ней выглядишь очень симпатичным.

Он опять улыбнулся ей.

— А уж ты в этом платье выглядишь такой красавицей, что я загляделся и почти забыл, что надо делать, когда назвали твое имя. А кто это стоял рядом с тобой?

— Спасибо за комплимент; его зовут мистер Блейк. Он один из членов школьного комитета.

— Хорошо, давай теперь забудем, что тебя выгонят с работы, заботиться о тебе начинаю я. Похоже, что он положил на тебя глаз.

Еще какие-то пары вышли из зала, устраиваясь поесть. Следуя их примеру, Эми села на траву, стараясь не испачкать платье Лоретты. Свифт сел рядом с ней. Она прикусила губу.

— О Свифт, прости меня, что я была такой дурной. Я же знаю, что ты не хотел ничего плохого, платя так много за мою корзинку.

— Конечно же нет. Наверное, это моя вина, что белые люди считают меня сумасшедшим. — Он одной рукой обнял ее за плечи, а другой поднял полотенце, прикрывавшее корзинку.

— М-м-м, Эми, это выглядит соблазнительно. Она наклонилась вперед, прищурив глаза, чтобы лучше видеть. Звонкий женский смех пронизывал напоенную луной тишину. У Эми свело горло. Можно было поспорить, что ни один мужчина не заплатил бы сто долларов за ее корзинку. Бедный Свифт выложил целое состояние, а получил от нее только хмурый вид ,и упреки.

— Я испекла яблочный пирог. Ты любишь яблочный пирог?

— Обожаю. — Он посмотрел на нее. — Особенно если он испечен тобою.

— Ты же никогда не пробовал моих.

— А зачем? Я и так знаю.

Чувствуя себя глупой и ужасно неуклюжей, Эми начала доставать из корзинки еду, все время ощущая, что Свифт следит за каждым ее движением. Ели они в молчании. Эми было неловко, особенно когда она слышала, как другие парочки, пристроившиеся вокруг них, все время смеялись и о чем-то говорили. Картофельный салат не лез ей в горло.

Она услышала, как Элмира Джонсон проговорила:

— О Сэмюель, убери руки! Свифт поднял взгляд от тарелки.

— Эми, может быть, ты все-таки успокоишься? Она наконец проглотила этот дурацкий салат, волнуясь, не показался ли ему он таким же сухим, как и ей.

— Мне никогда не приходилось раньше бывать на подобных благотворительных вечерах с танцами. Тебе надо было купить корзинку Элмиры, тогда тебе было бы веселее.

— Она кудахчет как курица.

Не удержавшись, Эми рассмеялась.

— И что хуже всего, она и похожа на курицу. Ты не обращала внимания, как у нее сзади поднимаются юбки, когда она ходит?

— Да это же турнюр, Свифт, самый последний крик моды. Я слышала, что все будут их носить только через год или два. А у Элмиры тетка все время ездит за границу.

Он поднял бровь.

— Ты же не носишь ничего подобного. А когда она идет по тротуару, зад у нее отклячен так, что на него хочется поставить тарелку. — Он искоса улыбнулся ей. — И кто тебе сказал, что мне с тобой не весело? Раз больше нечего есть, можешь пожевать меня, если только таким леди, как ты, это не возбраняется.

Он отломил себе огромный кусок пирога и удовлетворенно вздохнул.

— Эми, ты должна выйти за меня замуж и печь такой яблочный пирог каждую неделю. Где ты научилась делать такую вкуснотищу?

— Это мама меня научила. — На лицо Эми набежала печаль. Она поспешила отогнать воспоминания. — Она всегда замечательно готовила и пекла.

Он управился со своим пирогом в рекордно короткое время, после чего растянулся на траве. Пары одна за другой потянулись в зал, где опять заиграла музыка. Эми тоже побыстрее кончила есть и уложила грязные тарелки в корзинку, чтобы потом помыть их. Ей казалось, что в любой момент Свифт может предложить ей пойти в зал. А потом пригласить на танец.

Свифт наблюдал за Эми уголком глаза. Лунный свет превращал ее глаза в бездонные колодцы и придавал нежный блеск губам. Косы на голове сверкали серебром, локоны, упавшие на виски и затылок, прямо-таки просили, чтобы он потрогал их. Ее рука лежала на юбке, тоненькие пальчики отбивали такт скрипкам. Она была такой красивой, что ему не терпелось придвинуться поближе, почувствовать тепло ее тела, ощутить ее опьяняющий запах.

— Пойдем потанцуем? — спросил он, указывая на ярко освещенный зал. Через открытую дверь были видны вальсирующие пары. Сапоги стучали, юбки разлетались. — Похоже, им там весело.

— О нет, я не могу. — Даже в неверном свете луны он видел, как пылают ее щеки. — Мне нравится слушать музыку. — Она остановила взгляд на фургоне и упряжке лошадей рядом с ними. — Посмотри на эту старую конягу. Могу поклясться, что он передним копытом отбивает ритм.

Свифт повернулся на бок, положив голову на руку. У него было такое чувство, что Эми не всю свою жизнь провела, слушая музыку. Судя по ее волнению, ей хотелось большего. Но он понимал, что в ее возрасте она чувствовала бы себя смущенной, станцевав свой первый танец на глазах у половины города.

— Ты знаешь, я всегда хотел, чтобы леди вроде тебя научила меня танцевать. — Это не было ложью. Те женщины, с которыми прежде доводилось танцевать Свифту, совсем не были леди. — Ты знаешь, как это делается, Эми?

— Я знаю несколько танцев, но совсем не уверена, что смогу научить им тебя.

— Я думаю, ты можешь меня поучить? Она посмотрела в сторону зала.

— Все будут смотреть на нас.

— А давай не пойдем туда. — Он вскочил на ноги. — Вставай. Давай повеселимся.

Она позволила ему взять себя, за руку и поднять с травы, а потом увести из-под дерева на яркий лунный свет. Он сдернул с нее шаль и бросил ее рядом с корзинкой.

Нахмурив брови, она посмотрела на его ноги.

— Надеюсь, что хуже я тебе не сделаю. А то еще, не дай Бог, споткнемся о чью-нибудь нору и растянемся здесь плашмя. — Она сделала шаг в сторону и прикусила губу. — Ты меня видишь?

— Отлично вижу. А ты меня?

— Ну, скажем так, не настолько хорошо, чтобы читать хотя бы заголовки, если бы ты был газетой.

Свифт подавил усмешку. Ему довелось танцевать практически во всех салунах Техаса, и какое бы движение Эми ему ни показывала, он его прекрасно знал. Но делал вид, что они ему неизвестны. Она вздохнула.

— Боюсь, что учитель из меня не очень хороший. — Грациозным движением она повернула влево. Свифт последовал за ней, и она рассмеялась. — Похоже, это дамский танец.

Музыка перестала играть. Она стояла перед ним, опустив руки, и ждала. Полились звуки вальса. Свифт сделал шаг вперед и положил руку ей на талию, другой взяв ее за руку. Она вся напряглась, оказавшись в такой близости от него.

— Расслабься, Эми. Просто двигайся вместе со мной.

Когда он повел ее по кругу, она встревоженно посмотрела на темную землю.

— Не волнуйся, я все прекрасно вижу. Положи руку мне на плечо.

Она послушалась и слегка откинула голову, чтобы видеть его лицо.

— Свифт, ты прекрасно танцуешь! Где ты этому научился?

— Ты как перышко в моих руках, — прошептал он, привлекая ее еще ближе к себе. — Закрой глаза, Эми. Пусть тебя ведет за собой музыка.

Ее ресницы сомкнулись, и на лице появилось восторженное выражение. Свифт представил себе, как она лежит рядом с ним с этим же выражением на лице, и чуть сбился с ритма. Эми по своей неопытности даже не заметила его ошибки. У него пересохло в горле. Она во многом оставалась еще ребенком. Ему хотелось вот так держать ее в своих руках всю жизнь.

Вальс кончился, но Свифт продолжал танцевать. Эми была для него той музыкой, которая ему нужна. Начался еще один вальс.

— Такое впечатление, что я лечу, — прошептала она, все еще не открывая глаз. — Ах, Свифт, как это чудесно!

Ему очень хотелось поцеловать ее. Так хотелось, что у него внутри все болело. А еще ему хотелось увести ее в тень, опустить это ее шелковое платье с плеч, ощутить теплоту ее кожи, услышать, как она скажет, какой счастливой он заставил ее себя чувствовать. Ему хотелось превратить ее ночные кошмары в прекрасные сны, хотелось, чтобы ее прошлое не затуманивало ее памяти, хотелось создать ей жизнь, состоящую только из любви и смеха. Ему хотелось увидеть, как ее живот растет от зарождающегося там ребенка, как его черная головка приникает к ее груди, как в глазах у нее сверкает любовь.

Ему хотелось этого больше всего в жизни.

Пока что никто не последовал за ним в Орегон. И, похоже, никто так и не появится. Он сделал невозможное и убежал от своего прошлого. Теперь ему надо помочь Эми убежать от ее прошлого, чтобы они вместе могли строить свое будущее.

Но сейчас эта ночь принадлежала Эми. Чтобы она могла потанцевать, чего никогда не делала. Посмеяться, что у нее редко получалось. Это был его подарок ей взамен всего остального, потому что к большему она пока была не готова. И если она так и не станет готовой к большему, Свифт знал, что возьмет то, что она сможет дать, пусть это будет всего лишь улыбка. Маленький подарок Эми был ему дороже того, что могли бы дать тысячи женщин, готовых на все.

Он любил ее. Он любил ту худющую девчонку пятнадцать лет назад, он любил эту прекрасную женщину сегодня, и он будет любить ту морщинистую старуху, в которую она превратится годы спустя, просто потому, что она все равно всегда будет Эми — его солнце! Единственная радость, которая досталась ему в жизни и которая была так надолго потеряна для него. Теперь, когда он вновь нашел ее, он уже не мог, представить себе жизни без нее.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Эми была уверена: ничто не испортит этого вечера. Танцы. Просто танцы. И не имело никакого значения, что они одни кружились вокруг дуба. Ей совсем не нужно было, чтобы за ними кто-то наблюдал. Ее кружил в вальсе мужчина, и на ней было роскошное шелковое платье. Это превосходило самые сумасшедшие ее мечты. Она хотела танцевать, танцевать и танцевать, пока не уйдет луна и рассвет не окрасит небо.

Глядя на темное лицо Свифта, она решила, что он самый красивый мужчина на свете. Подумать только, что он купил именно ее корзинку. Да еще за неслыханную сумму в сто долларов. Восхитительно! — вот каким словом выражались ее чувства. Прекрасно. Ночь была чудесной, Свифт был чудесным и все было чудесным.

И уже неважно было, что он расплатился крадеными долларами. Воспитанный как настоящий команч, Свифт вырос, зная, что будет конокрадом. Чего же удивляться, что он прекрасно освоил это ремесло. Кроме того, он пообещал больше никогда не заниматься воровством; значит, надо простить ему прошлое.