– Да, Ренато. К несчастью, наш Хуан Дьявол оправдал свое прозвище, которое печально известно в бедных кварталах города. Не знаю, известно ли вам, что он исчез в тот же день, когда вас отправили во Францию, но все мои расследования были напрасными. Долгое время я ничего не знал о нем. Затем мне нужно было уехать. Дела работы и семьи увезли меня в Гвиану, где я провел несколько лет. Когда я вернулся, уже ходили слухи. Случилось несколько небольших скандалов. Тогда я поехал повидаться с ним.

– И что? – разволновался Ренато.

– Ничего нельзя было сделать. Хуан не хотел меня видеть и слышать. Мне он ничего не должен, это правда; даже думать нечего. Ведь в действительности я ничего для него не сделал, когда он нуждался. Сегодня он хозяин своей жизни, грубый и дикий, как пират прошлых веков. У него есть злополучный корабль, что-то вроде артиллерийского рыбацкого судна. Не знаю, каким образом он добился у Губернатора Гваделупе принимать участие в делах, которые, как только оказываются незаконными или подпольными, сами же идут к нему в руки. Временами этот Хуан как землетрясение. Нет потасовки в таверне, вымогательства, скандала в Сен-Пьере, где бы он не был как-то замешан, но из-за удачи или какой-то дьявольской хитрости никто не смог его до сих пор отдать под суд.

– Невероятно, – пробормотал Ренато задумчиво. – Хуан, Хуан. Как подумаю, что мой бедный отец…

Не закончив мысль, он встал, сделал несколько шагов в ветхой комнате, нахмурив брови, с выражением упрямым, взволнованным. Педро Ноэль подошел, положил ладонь ему на руку, давая совет:

– В этом мире не все можно изменить. Ренато, если хотите совета, забудьте о Хуане. Забудьте о нем.


– Откуда ты идешь?

– А? Что?

Намереваясь бросить на стул черную накидку, в которую завернулась пару часов назад, захваченная врасплох, Айме застыла и отпрянула от дверей спальни сестры, к которой бесшумно подошла. Ее поразило, как Моника резко подняла голову и схватила за руку, но она была слишком хитрой, чтобы позволить увидеть ее удивление, и улыбнулась, придав словам незначительность:

– Я испугала тебя? Думала, ты спишь.

– Это ты напугана.

– Я? Почему? Какая глупость, я вошла, чтобы…

– Чтобы оставить мою накидку, уже вижу. Поэтому и спрашиваю, откуда ты идешь. Зачем ее взяла. Ты не ответишь мне?

– Конечно. И незачем так все усложнять. Я просто иду из сада, где немного подышала воздухом. Я задыхалась несколько часов. Ненавижу вежливые приемы под лампой гостиной, с вашим пристальным взглядом, как будто вы хотели поразить меня, когда я улыбалась Ренато.

– Никто никогда не упрекал тебя за это, – сурово возразила Моника.

– Как хочешь, спорить не буду. Уже поздно и лучше нам обеим уснуть. Вот твоя накидка, и прости, что взяла ее без твоего разрешения.

– Зачем ты брала ее? Ведь ты задыхалась от жары.

– Ладно, прости, – недовольно извинилась Айме. – Я больше не возьму твоих тряпок. Больше этого не будет. Довольна? Ну, с миром и спокойной ночи. Других монастырь смягчает, а тебя сделал невыносимой. Еще несноснее, чем раньше, хотя и тогда было достаточно.

– Айме! – с упреком возразила Моника.

– Спокойной ночи, сестра, – кивнула Айме, удаляясь. – Успокойся и засыпай. У меня нет больше желания спорить.

Моника застыла с черной накидкой в руках, с беспокойством и подозрением глядя ей в след. После многочасовых слезных молений она чувствовала себя спокойней. Ее пальцы ощупывали смятую накидку, которая была холодной и сырой, у нее был острый аромат пляжа, пахло селитрой, йодом и диким ароматов водорослей; почему-то она подумала о мужском лице, которое увидела сквозь решетки окна, о высоком лбе, дерзких глазах, чувственном рте, и зашептала:

– Этот мужчина, этот ужасный мужчина. Зачем он пришел в наш дом? Зачем искал сестру? Зачем же, Боже мой?


14.


Резкие шквалы ветра, несущиеся с моря, мотали керосиновую лампу, которая распространяла, словно взмахи крыльев, желтоватый свет над головами игроков, собравшихся в таверне порта Сен-Пьер.

– Сдавай карты! Ставлю все на бубновую даму. Почему ты не идешь? – торопил Хуан грубого мужчину, сидящего перед ним.

– Погоди. Погоди, мой остаток не такой как у тебя. Тебе придется дополнить, – заметил противник.

– Забери остатки. У меня больше нет.

– Впервые слышу, что ты так говоришь, Хуан Дьявол. У тебя нет больше и неоткуда достать?

– Клянусь Сатаной! Я поставил Люцифера против твоего корабля! – оживленные лица участников вечеринки еще сильнее склонились над грязным столом, с плохо соединенными досками, сильные кулаки яростно сжимались. Они сидели за последним столом самой плохой таверны порта – гнезда шулеров, контрабандистов, шлюх и пьяниц. Вокруг стола, где два белокожих человека играли на все, были и другие лица цвета гуталина и янтаря, кудрявые головы африканцев и свисающие прямые пряди бронзовых лбов индусов. Негры, китайцы, индейцы, мулаты – закваска Сен-Пьера, горькая и ядовитая пена, которая выносит наверх отходы всех нечистот, все пороки, невзгоды, человеческие вырождения.

– Принимаешь или нет? – настаивал Хуан.

– Мой остаток больше, чем твой, – упрямо твердил противник.

– Поэтому я уравниваю ставку. Мой Люцифер стоит больше, чем твоя старая лодка. Но не важно, я принимаю. Бросай карты! Или теперь испугался, после того, как бросил мне вызов?

– На корабли нельзя так играть. Надо принести бумаги.

– К черту бумаги! Есть десять свидетелей. Мое судно Люцифер против твоей лодки!

Круг еще сильнее сузился. Люди уже повисли на двух мужчинах, готовых поставить все на грязную карту. Никто не заметил изящного дворянина, наблюдавшего издалека за сценой, и медленно приближавшегося. Он был молод, хотя ему было без пяти тридцать лет, и он казался совсем молодым из-за безбородого лица, светлых и прямых волос, живых и умных ясных глаз, словно глаза рано развитого мальчика. Старый моряк, сопровождавший его, указал на Хуана, и тот приближался, продолжая смотреть на него.

– Ставка! – решился наконец противник Хуана.

– Тогда бросай последнюю карту. Быстро!

Противник Хуана побледнел. Длинные пальцы ловкого и удачливого шулера спешно тасовали толстую колоду карт, сноровисто перекидывая ее из одной руки в другую. Можно сказать, он ласкал их, околдовывал, подчинял себе, и в конце концов, быстро начал бросать их одну за одной, образуя две кучки, напевая:

– Двойка треф. Шестерка червей. Четверка бубей. Пятерка пик. Дама, но трефовая. Король пик! Я выиграл!

– Ложь! Ты сжульничал! – взвыл Хуан. Молнией нож Хуана пригвоздил к столу руку мошенника, который рвал и метал, ослепленный от боли и бешенства. Один из приятелей бросился на Хуана, но тот мощным ударом сбил его с ног. Возникла суматоха от ударов и криков:

– Он прав! Это жульничество! – утверждал один.

– Ложь… Ложь! Это не было жульничеством! – отрицал другой.

– Полиция! Быстро! Полиция! Беги, Хуан, идет полиция!

– Держите его! Не дайте сбежать! Не выпускайте его! – стояла неописуемая неразбериха, но Хуан не терял ни минуты. Горстями он засовывал в карман деньги, принадлежавшие ему, перевернул стол одним ударом, перепрыгнул через упавшее тело противника, и добежал до окна, выходящего в море.


– Тихо! Если сделаете еще шаг, я воткну его! Тихо, полицейский! – пригрозил Хуан человеку, последовавшему за ним.

– Прибереги этот нож или я выстрелю! – приказал Ренато; ибо именно он стоял перед ним.

– Целься хорошо, потому что если промахнешься, одним жандармом будет меньше! Стреляй! Почему не стреляешь?

– Потому что пришел не арестовывать тебя, Хуан. Я пришел как друг.

Удивление заставило поколебаться Хуана, но острый конец ножа, испачканный кровью, приблизился к груди Ренато. Тот решительно спрятал в карман револьвер, которым угрожал, и пристально, будто в душу, посмотрел ему в глаза.

– Я не враг тебе, Хуан, и не собираюсь тебя арестовывать.

– Не приближайся, потому что…

– У меня нет в руках оружия. Спрячь свое и поговорим.

Они были на отвесном краю скалы. Вдалеке среди хижин порта смешались крики и огни покинутой ими таверны. Срезанная вершина, скалистый берег преграждали путь Хуану, луна освещала последними лучами благородную фигуру Ренато. После секундного колебания владелец Люцифера опустил оружие и спросил:

– Поговорить? Ты не из полиции и не друг того… мошенника?

– Нет, Хуан Дьявол.

– Зачем ты бежал за мной? Кто ты, черт побери?

– У тебя плохая память. Не думаю, что я так изменился. Успокойся и посмотри на меня внимательно. Не осторожничай, потому что тебя не преследуют. Точно не известно, пришла ли полиция. Не часто она приходит вовремя. Кто-то хотел покончить с дракой и…

– Не пришла полиция? Этот пес у меня поплатится!

– Уже поплатился. Он проиграл ставку и деньги, а ты оставил его с покалеченной рукой, кто знает на какое время? Тебе не кажется этого достаточно?

– Вижу, ты не из полиции, а священник. Прибереги-ка свою проповедь.

– Хуан, тебе не интересно вспомнить, кто я?

– Судя по всему, тот, кто хочет скинуть меня с обрыва, но…

– Я Ренато, Ренато Д`Отремон, – прервал он спокойно. – Это имя тебе ни о чем не говорит? Не помнишь? Ночь, ручей, мальчик, у которого ты забрал все его сбережения в платке, и которого оставил внизу мечтать о его первом путешествии по морю. Да, да, ты помнишь. Вспоминаешь…

Да, Хуан помнил. На секунду он взглянул на него по-другому, словно стал тем самым мрачным несчастным мальчиком, сбежавшим пятнадцать лет назад из Кампо Реаль. Он шагнул к Ренато, но вдруг передумал, выражение лица стало прежним, он снова стал грубым капитаном пиратского судна.

– У меня нет времени на эти шалости. Я отплываю на рассвете, и ты меня не задержишь разговором, чтобы меня схватили. В другой день, когда я сыграю удачнее, я верну тебе твою горстку реалов.

Хуан убежал, уклоняясь от Ренато, прыгнул туда, где заканчивались скалы на узком взморье, и исчез после этого невероятного прыжка.

Как и тогда в детстве, у бурлящего ручья, Ренато Д`Отремон увидел, как тот скрылся, словно тьма его поглотила.


– Мой дорогой Ренато. Это снова вы? Я думал, вы на пути в Кампо Реаль, – удивился Педро Ноэль.

– Действительно, я должен был вчера туда поехать, но не послушал вашего совета и потратил несколько часов.

– Вы искали Хуана, да? Я был уверен, что вы сделаете это. Было бы странным, если бы Д`Отремон последовал чьему-либо совету.

– И ведь я нашел его. Сам убедился в правильности ваших сведений. Я нашел его в грязной таверне порта, наблюдая одну из его драк, видел, как он защищал свои права по закону сильного, как прокладывал путь среди врагов. Это грустно, но признаюсь, что не смог не восхититься им.

– Восхитились им?

– Какое противоречие, не так ли? Любопытно, но в нем есть что-то такое, какая-то странная притягательная сила.

– Да. В жизни есть странные вещи и любопытные случайности, – подтвердил задумчиво Ноэль. – Думаю, есть таинственная и неизвестная нам сила, которая бессознательно нами управляет. Провидение, случайность, рок. Вы говорили с Хуаном?

– Я попытался поговорить, но тот не захотел слушать. Думаю, у него ко мне все то же чувство полного презрения, какое было в двенадцать лет.

– Возможно, хотя под кажущимся презрением, несомненно, есть много чего еще. Но вернемся к случайности. Только что я узнал, что наш неугомонный Хуан передан в распоряжение властей. Арестовали его корабль при отплытии. Мужчина, которого он ранил в драке в таверне, потерял много крови и находится в тяжелом состоянии. Есть много свидетелей, что Хуан проиграл ставку и не захотел платить. Раненый взыскатель долга обвиняет его в попытке убийства.

– Но этого не было! – неистово заверил Ренато.

– Эти скользкие типы всегда легко отделываются; неожиданно они оказываются под покровительством закона, судьи имеют обыкновение с некоторых взымать по старым счетам.

– Это несправедливо! – выразил недовольство Ренато и решительно воскликнул: – Ноэль, вы друг всех судей, властей и чиновников. Вы предложили свою помощь, и я хочу незамедлительно ею воспользоваться. Хочу помочь Хуану!

Сначала Педро Ноэль посмотрел на Ренато с искренним удивлением, а затем с нескрываемой благодарностью, которая разрушала нарочито суровое выражение лица, с которым он хотел было ему ответить. Казалось, что он был готов пожать ему руку и поблагодарить. Но тут же дал задний ход с достаточным благоразумием пожившего человека, выходя из трудного положения заурядным восклицанием:

– Порывистый, да? Вы не противоречите своей породе. Но мой совет был как раз наоборот.

– Простите, что снова не прислушиваюсь к вашим советам. Я могу рассчитывать на вас?

– Конечно, юноша. Я приложу все силы. Но предупреждаю, это будет ни легко, ни дешево.