Раф спешился и повел лошадь дальше, в заросли пурпурного сумаха, сассафраса[115] и молодых дубов. Высокие деревья, растущие среди них, были черными, как будто недавно здесь была выжженная территория. Но теперь землю снова покрывал толстый ковер переносимых ветром листьев. Под ногами лежали черные грецкие орехи и гикори[116], но там, где остановился мерин, возвышался старый гикори, упрямо удерживая на ветвях последние орехи — крошечные черные шарики на фоне темнеющего серого неба. Влажный воздух был тяжелым от затхлости гниющих листьев и кисловатого запаха болота, находящегося в полумиле за деревьями.

Кэтрин без возражений позволила опустить себя вниз. Они преодолели большое расстояние, но путь еще предстоял неблизкий, и было лучше сейчас замедлить ход, чем потом совсем остановиться. Кроме того, пока Раф не сказал что-то другое, она всегда могла сделать вид, что это лошадь нуждалась в отдыхе.

— Когда ты последний раз ела? — внезапно спросил он.

— Когда? Я… Вчера за ленчем, кажется.

— Я так и думал.

Со знанием дела ее муж развязал прикрепленный к седлу мешок и протянул ей завернутый в салфетку кусок копченой говядины и толстый ломоть хлеба.

Кэтрин приняла все с молчаливой благодарностью. По выделившейся на запах пищи слюне она поняла, что ее слабость в основном объяснялась голодом. Честно дождавшись, пока Раф достанет свой сверток, она наконец приступила к еде. Впившись в мясо своими острыми зубами, она заметила в черных глазах мужа насмешливую улыбку, но была слишком голодна, чтобы обращать на это внимание.

— Ты, должно быть, покинула Новый Орлеан в спешке.

— Да, — ответила Кэтрин. — У меня, кажется, не так хорошо получается планировать внезапные отъезды, как у тебя.

— Практика это поправит, — заметил он, и его лицо на секунду стало суровым. — Для меня остается загадкой причина твоего приезда — и дьявольская логика, которой ты убедила Али привезти тебя.

Кэтрин с трудом сглотнула.

— Полагаю, ты сожалеешь и о том, и о другом, ведь без моего вмешательства Али мог быть сейчас здесь и делить с тобой эту еду, как вы планировали?

— Тебе доставляет удовольствие говорить загадками, — медленно ответил он.

— Тогда как тебя, конечно же, можно понять без труда?

— Я считал, что так и есть. Возможно, я был неправ. Но обещаю доходчиво объяснить все, что ты пожелаешь узнать, если ты сделаешь то же самое.

Это звучало так просто. Так правильно. Однако правда могла быть ловушкой. Но не могла ли она быть также и спасением?

Прежде чем Кэтрин смогла ответить, он нахмурил черные брови. Над их головами раздался раскат грома — слабый зимний гром, непохожий на сильную весеннюю грозу. Как будто обрадовавшись возможности переключить внимание, Раф посмотрел на небо, прищурив глаза. Затем замер.

Проследив за направлением его взгляда, Кэтрин разглядела сквозь деревья вспышку света факела. На секунду поддавшись страху, она вдруг осознала, какими яркими были огоньки, а значит, как темно стало вокруг.

Раф быстро подошел к голове лошади, чтобы помешать ей приветственно заржать. Кэтрин едва дышала, следя за ним глазами и прислушиваясь к передвигающемуся смеху и разговору. Голоса звучали громко, не таясь, что напомнило Кэтрин болтовню пьяных лодочников, но она не могла сказать, то ли эти рабы были пьяны от бунта, то ли от содержимого винных подвалов некоторых плантаторов.

После долгих минут ожидания Раф начал продвигаться вглубь леса, обрамляющего болото. Кэтрин не задавала вопросов и молча шла следом.

Зима была не сырой. Поэтому болото не превратилось, как иногда случается, в бесконечную трясину, полную москитов. Это было место извилистых рукавов в дельте реки, где черные пятна воды порой пересекались с ровными сырыми участками земли, где только кипарисы возвышались над густыми ветками деревьев, заслоняющими солнце. Вдоль берегов, зарывшись в грязь, лениво отдыхали аллигаторы. Опоссумы, еноты и белки устроили себе жилища на верхушках деревьев, тогда как пространство внизу было предоставлено диким кошкам, пантерам и медведям.

Передвигаться по целине в такой жуткой полутьме было и без того достаточно трудно, думала Кэтрин. Как же здесь станет ночью? Заглушит ли звук барабанов крик пантеры, рычание медведя или хрип аллигатора внизу?

Они двигались на юг. Как Раф ориентировался на местности, она не могла сказать, но он находил дорогу так же безошибочно, как в Vieux Carré. В основном их путь пролегал по узкой дороге вдоль полоски леса, находившейся между рекой слева и болотом справа. Они ехали верхом, отдыхали, шли пешком и так снова и снова, хотя со временем Раф перестал позволять Кэтрин идти.

Постоянно собирающийся дождь задержался до середины утра: густой, наполненный парами туман становился все тяжелее и внезапно превратился в ливень. Ветер набрасывал на них серо-голубую мантию дождя, укутавшую их в свои влажные невидимые складки.

Кэтрин закрыла глаза от попадающих в лицо капель. Когда она их открыла, лошадь шла под густыми раскидистыми ветками гигантской магнолии. Звук дождя превратился в громкий стук о твердую поверхность вечнозеленых широких листьев. Снизу они были светло-коричневого цвета, и казалось, что смотришь на внутреннюю часть зонтика. Было не совсем сухо, дождь донимал их брызгами и неожиданными каплями, но все равно это было гораздо лучше, чем раньше.

Не ожидая помощи, Кэтрин соскользнула с лошади. Она по щиколотку погрузилась в ковер из сухих рыжевато-бурых листьев и старых почерневших стручков. Красные мясистые семена, прикрепленные к стручкам, блестели в тусклом свете, как капли крови.

Раф расседлал мерина и положил сбрую возле ствола дерева, где было суше всего. Он достал из мешка салфетку и принялся вытирать лошадь. Кэтрин какое-то время наблюдала, как дождевая вода, ставшая красной, стекает с грубой повязки над его бровью. Она откинула капюшон своего плаща и присела рядом с седлом, где начала рвать другую салфетку на полоски и связывать их вместе.

Она ничего не говорила, пока он не закончил работу, а затем ровным голосом, без эмоций произнесла:

— Давай я посмотрю твою голову.

Он недоверчиво взглянул на нее. Кэтрин на секунду усомнилась, понял ли он ее из-за шума дождя. Затем Раф еще раз погладил лошадь и подошел к ней, одним коленом опустившись на попону и прижав руку к другому. От его близости у нее возникла паника. Она хотела отодвинуться и в то же время подступить ближе, почувствовать силу его рук на себе. Она осталась на месте и с напускным равнодушием сняла с него шарф, вытерла им стекающую, разбавленную дождем кровь и отложила влажную ткань в сторону.

Рана была значительной, но не такой ужасной, как она думала: пуля сильно оцарапала кожу головы. В целом кровотечение остановилось, однако из самой глубокой точки возле виска все еще медленно сочилась кровь, и ей казалось, что это объяснялось еще и влажностью.

— Болит голова? — спросила она, накладывая самодельную повязку.

Он так долго не отвечал, что она перевела взгляд на его лицо и обнаружила, что муж внимательно и задумчиво смотрит на нее.

— Нет, — быстро ответил он. — По крайней мере не до такой степени, чтобы об этом беспокоиться.

Это хорошо, значит, череп не задет.

— Ты помнишь ту ночь, когда зашивала мой бок?

Кэтрин опустила голову и продолжила начатое, размещая над виском прокладку и аккуратно обматывая повязку вокруг его головы. Мягкая черная волна его волос продолжала упрямо падать на ткань, и она осторожно убирала ее.

— Помнишь? — настаивал он.

— Да. — Она гордилась собой, потому что ее голос прозвучал спокойно.

— У тебя было такое же сосредоточенное выражение лица. Мне кажется…

Теперь настала ее очередь настаивать.

— Что тебе кажется?

Он покачал головой, испортив ее работу, и она нахмурилась.

— Почему ты отказала Джилсу?

— Это имеет значение? — спросила она, осторожно завязывая узел над его ухом.

— Не уверен.

— Тогда почему ты спросил?

— Скажем, из любопытства, — ответил он, не сводя глаз с ее покрасневшего лица, когда она отстранилась.

— Мне казалось, мои мотивы очевидны.

— Впрочем, — тихо произнес он, — я научился не доверять очевидному.

Кэтрин устремила взгляд поверх его плеча на громко ударяющийся о землю дождь, который образовывал грязные ручейки и крошечные водопады среди опавших листьев. Ветер сотрясал самые верхние ветки магнолии. Крупная капля упала на плечо Рафаэля, но он этого не заметил.

— Я… отправила его, потому что… не хотела развода, — сказала она наконец, с силой выдавливая из себя слова: в горле у нее стоял ком, а сердце бешено колотилось.

С завораживающей медлительностью его рука переместилась к застежке ее плаща. Он упал за ее спиной, а его пальцы обхватили ее шею, заставляя ее приблизиться к нему. Она видела танцующие огоньки страсти в его глазах, чувствовала ответную волну желания внутри себя и все же положила руку ему на грудь, задавая взглядом немой вопрос.

— Мое… любопытство, — прошептал он у ее губ, — еще… не удовлетворено.

Кэтрин отбросила притворство, гордость, желание дать отпор. Не помогла и мысль, что это сделает ее уязвимой. Она отчаянно и до слез нуждалась в Рафаэле Наварро, в прикосновении его губ, в сильных ограждающих руках и том всепоглощающем чувстве, которое она испытывала, лежа рядом с ним. Никто другой не смог бы унять эту боль, причиняемую любовью, никто не смог бы освободить ее от душевных терзаний, которые сковывали ее сердце, как она сама считала.

— Кэтрин… милая Кэтрин. — Эти слова невольно вырывались из его груди.

Он положил ее на колючую шерсть попоны, прикрыв наготу плащом. Два тела, хрупкое и крепкое, тянулись друг к другу, прижимаясь теснее, и кровь бурлила в их венах. Дождь и безумство мира отошли в сторону: ничто не могло сравниться с этим экстазом. Тела слились воедино, стремясь взмыть в прозрачное серое небо, подняться как можно выше, пока не столкнутся со стеклянным куполом и тогда полетят вниз, упав среди многочисленных осколков мягкой сверкающей слюды.

Все еще ощущая дрожь в теле, Кэтрин неосознанно уткнулась лицом в его шею. Тесно прижавшись к нему, она чувствовала ладонью движение мышц его спины под шрамами на коже, когда он убирал волосы с ее влажной шеи. Он провел губами по ее макушке. Его рука гладила ее плечи, опускалась к талии и вновь нежно поднималась к груди. Кэтрин смутно ощущала жжение в тех местах, где его борода касалась ее лица, и как щекотали ее волосы на его груди. Никто не ждал никаких слов, хотя она могла бы попытаться… Ведь это и был тот покой, который она искала. Другого не существовало.

Дождь уменьшился и превратился в моросящую пелену. Лошадь была оседлана. Раф застегнул на Кэтрин плащ, целуя дрогнувший уголок ее рта, и поднял ее на спину мерина. Усевшись сзади, он обнял ее и прижал к груди.

Ближе к вечеру они выехали из леса и двинулись параллельно реке по заросшей травой тропе: на этом участке никакой другой дороги не было. Описав дугу, бесцветное солнце пробивалось сквозь свинцовые тучи. Его бледно-желтый свет упал на маленькую плоскодонку. Из трубы ленивыми кольцами поднимался дым, а в тяжелом влажном воздухе стоял запах жареной рыбы.

Это была плоскодонка тетушки Эм и Джонатана! Привязанная к перилам, она спокойно покачивалась на волнах рядом с курносой килевой лодкой.

Глава 25


Жизненно необходимые вещи можно пересчитать по пальцам, когда находишься на грани выживания. Огонь был потушен, продукты, постельные принадлежности, одежда погружены, и лодка уже маневрировала по течению реки, как только затихло эхо оклика Рафа. Убедить тетушку Эм покинуть ее плавучий домик, который она упорно называла маленьким Ноевым ковчегом, было намного труднее, чем других. Она, возможно, и вовсе бы не согласилась, если бы ее невестка не отказалась ехать без нее. Старушка не допускала мысли, что может подвергнуть своих будущих правнуков опасности. Джонатан, не откладывая дело в долгий ящик, женился на полногрудой дочери лодочника, который перевозил их в Натчез. Поздней весной или в начале лета он должен был стать отцом, и в ожидании этого события примкнул к семье своей жены в их фрахтовом бизнесе. Родственники со стороны жены, конечно же, тоже находились на борту. Кроме того, имелась еще команда из двадцати человек, которые, едва судно направилось вниз по течению, только и делали, что лежали на палубе или на крыше грузового отсека. Несмотря на недавние заверения Али, поездка обещала быть не совсем спокойной, хотя Кэтрин вынуждена была признать ее преимущества по сравнению с ездой верхом.

Румпелем[117] управлял Раф. Джонатан, переведя долгий оценивающий взгляд с Кэтрин на свою жену, присоединился к нему. Из доносившихся до нее обрывков разговора Кэтрин поняла, что они обсуждают возможности перевозки грузов на новом пароходе, который Фултон[118] строил в Питсбурге.