Двое слуг внесли старую служанку в дом и положили у огня, как велела их госпожа. Они поддерживали ее за руки, пока Элеонора старалась дать Габи вина. Сначала оно пролилось, но затем она выпила его и попробовала заговорить.

— Нет, — мягко запретила ей Элеонора. — Ты должна отдохнуть. Все хорошо.

Она склонила колени, снова предлагая Габи вина и бормоча ласковые слова, как будто они поменялись ролями. Роберт в это время отдал приказ почистить лошадей и разделать добычу, после чего немедленно поспешил в холл. Когда он вошел, прежний румянец заиграл на щеках старой служанки, а ее дыхание успокоилось.

— Сейчас мне намного лучше, — проговорила Габи, когда Роберт занял место рядом с Элеонорой. — Я прошу прощения, мой господин, что причинила вам столько хлопот.

— Ну, об этом можешь не беспокоиться, — сказала Элеонора, успокаивая Габи в который раз. — Лучше скажи, как ты себя чувствуешь сейчас?

— Уже хорошо. Эта боль. У меня случалось такое и раньше, но никогда еще не было так плохо. Как стрела в груди, которая отнимает дыхание. Затем боль отпускает. Я уже не молода, так что нет ничего удивительного в том, что здесь болит, а там колет. Как вы?

— О, все в порядке, — ответила Элеонора нетерпеливо.

— Для меня было таким ударом увидеть вас в таком виде. Я надеюсь, вы сберегли себя и не ушиблись? — Габи многозначительно посмотрела на свою госпожу.

В ответ Элеонора отрицательно покачала головой.

— Нет, я не чувствую никакой боли. Кортени так же сложно уничтожить, как и Морландов. А этот ребенок унаследует двойную силу. Теперь тебе надо подняться и идти отдыхать.

— Да, госпожа.

— Я проведу тебя наверх.

— Нет, я справлюсь сама. Какая досада, что я стала такой обузой.

— Иди же и отдохни.

Элеонора наблюдала, как Габи вышла из комнаты, и ее лицо потемнело от печали. Роберт обнял ее за плечи.

— Кажется, ей действительно лучше, — он старался говорить убедительно. — Как она и сказала, это от волнения за тебя.

— Ммм, не нравится мне, как легко она согласилась пойти отдохнуть. В другие времена она ни за что не оставила бы меня без своей заботы. Похоже, ей действительно худо.

— Но что же мы можем сделать?

— Ничего, — вздохнула Элеонора, — и в этом-то и заключается главная проблема.

— Постарайся не беспокоиться понапрасну.

Но Элеонора только нетерпеливо сбросила его руку со своего плеча и направилась к лестнице.

— Как будто у меня есть другой выход, — с горечью произнесла она.


Стоял яркий августовский день, и жара, казалось, упала на них, как золотой ливень. Элеонора сидела на воздухе в беседке, которую они придумали построить вместе с Джо. Она располагалась в тени дома. Когда Элеонора прибыла в Микл Лит в прошлом октябре, это был просто кусок голой земли. Теперь, по прошествии времени, в основном благодаря Джо это место начинало приобретать законченную форму. Здесь было приятнее всего находиться в жаркую погоду.

— Только представьте, как красиво здесь будет через несколько лет, — говорила Элеонора, обращаясь в основном к Джо, своему верному помощнику, который сидел у ее ног и наигрывал какую-то мелодию на гитаре. Она взяла на себя обязанности учителя, чувствуя, что было бы неплохо иметь в своем распоряжении пажа-музыканта.

— Когда розы вырастут, вид здесь будет потрясающий. Иногда я диву даюсь, как много ты знаешь и умеешь, Джо.

Он взглянул на нее и улыбнулся.

— Вот вещь, о которой я не знаю ровным счетом ничего, — сказал он, указывая на гитару. — Боюсь, что эту науку мне не осилить.

— Но ты сделал для меня эту скамейку, посадил все эти цветы, а сколько всего еще… Откуда такие широкие познания, если тебя держали в конюхах?

— Я ловлю все на слух, как я выучил этот странный местный язык, — ответил он.

— Он способный ученик, это точно, — заметила Габи.

Она восседала рядом с Элеонорой на скамейке, и Элеонора время от времени бросала на нее тревожные взгляды. С тех пор как они сюда приехали, Габи становилась все толще и толще. Ей было трудно дышать, поэтому она передвигалась с большими усилиями. Даже на воздухе у нее иногда случались приступы удушья. Тогда лицо старой няни становилось страшного землистого цвета, а сердце будто останавливалось. Элеонора беспокоилась о ее здоровье, но Габи только отшучивалась, говоря, что старость должна приносить с собой боль.

Но здесь, в тени, ей очень нравилось, так как это место напоминало ей дом, который они оставили, здесь были такие же цветы, очевидно выбранные Джо именно по той причине, что они были как будто из прошлого. Из-за жары женщины позволили себе не убирать волосы, на их головах были лишь легкие льняные вуали. Так пренебрегать правилами этикета можно было позволить себе очень редко, и тем ценнее была эта свобода.

— Да, с мозгами у этого парня все отлично, — продолжала Габи. — Но я должна тебя предупредить: тот, кто быстро учится хорошему, так же быстро усваивает и плохое. Помни об этом всегда и будь начеку в борьбе с искушениями.

— Не волнуйся, Габи, Джо не ленится, а это лучшая защита от порока. Даже когда я не даю ему поручений, он ходит и собирает для меня всякие слухи. Я права? Расскажи нам, что ты услышал сегодня. Мне тяжело в моем положении порхать, как бабочка, поэтому я не могу уследить за всем. Расскажи о той страшной ссоре, которую ты видел в кухне.

Джо отложил гитару в сторону и обхватил колени руками. Любимым его увлечением после лошадей были новости и сплетни.

— Это был Жак, госпожа. С ним случился очередной приступ ярости. Он собирался приготовить новый соус к обеду на завтра, а Тоби как раз мешал угли, и маленький уголек возьми да и упади как-то прямо в соус. Жак чуть не задушил Тоби своими руками, — Джо довольно хмыкнул. — Он уже был готов взорваться, а это как раз подлило масла в огонь.

— Почему он был в плохом настроении? — спросила Элеонора.

— Из-за новостей из Франции. Господин разговаривал сегодня утром с купцом, который прибыл из Франции только на прошлой неделе.

— Новости о мирной конференции? — заинтересовалась Элеонора.

— Это та, которую возглавлял лорд Эдмунд? — добавила Габи. Ее сердце все еще было с прежним хозяином. Джо кивнул.

— Да, это так. Для Жака эти новости не прозвучали радостно. Кажется, они никогда не придут к мирному решению, во всяком случае, до тех пор пока король не достигнет совершеннолетия.

— Я не понимаю почему, — проворчала Габи. — Эти заморские войны отнимают у семей кормильцев. Посмотрите только на бедную леди Белль, у которой супруг все время во Франции, даже несмотря на то, что она снова ждет ребенка.

— Я ведь объясняла тебе, — терпеливо сказала Элеонора. — Они не могут достигнуть мирного соглашения, если не откажутся от притязаний на французский трон. Такой отказ может исходить только от самого короля.

— А почему это мы должны отказываться от Франции? — воскликнула Габи возмущенно. — Король Генрих был королем Франции, значит, и его сын тоже должен им быть!

— Слова настоящей англичанки! — послышался громкий смех. Он шел оттуда, где, по замыслу Элеоноры, вскоре будет живая изгородь из роз. Это был Морланд, возвращавшийся с соседних полей. Джо, пригревшийся у ног Элеоноры, вскочил при звуке его голоса.

— Мы можем добиться или мира, или французского трона, но не двух вещей сразу. Эй, парень, возьми-ка мою лошадь и почисти ее как следует, — сказал он, сходя с коня и протягивая вожжи Джо. Тот бросил быстрый взгляд в сторону Элеоноры, как бы прося подтверждения чужого приказа. Этот взгляд не остался незамеченным Морландом, который перестал смеяться и нахмурился.

— Какого черта ты на нее смотришь? — закричал он. — Делай, как тебе велено!

— Да, господин Морланд, — сказал Джо, принимая еле заметный кивок Элеоноры. Он показывал свое отношение к свекру Элеоноры тем, что называл его господином Морландом, а Роберта просто господином. Когда Джо увел лошадь, Морланд обернулся к Элеоноре.

— Что за черт, чего ты добиваешься, подбивая мальчишку на непослушание мне?

— Джо не конюх, — вспыхнула в ответ Элеонора. — Он мой паж, и я не позволю использовать его для другой работы. В доме полно слуг.

— Ваш паж, мадам?! — повторил Морланд. — Тогда учите его, как себя вести. А то он у вас прямо в любовниках ходит! Вы разрешаете ему прикасаться к вам чаще, чем собственному мужу.

— Не говорите мерзостей, — начала было Элеонора, но тут вмешалась старушка Габи.

— Господин, не стоит расстраивать госпожу, когда так близки роды. Вы ведь не хотите, чтобы характер ребенка испортился?

Морланд проглотил замечание, которое уже собирался сделать, и глубоко вдохнул, сдерживая эмоции. Более тихим голосом он произнес:

— Ты права, женщина. На этот раз я промолчу, мадам. Ну, скажите мне, как сегодня ведет себя мой внук?

— Спокойно, сэр, — проговорила Элеонора, сохраняя приличия цивилизованных отношений. — Должно быть, это жара.

— Ну, ну, позаботьтесь о нем как следует, госпожа. С этим ребенком ничего не должно случиться. Он будет наследником всего, чем я владею. Он станет хозяином огромного поместья. Его имя будет известно во всем графстве. Хорошенько берегите его, мадам.

Элеонора улыбнулась. Она чувствовала себя неуютно такой располневшей и большой, порой ей было даже трудновато двигаться. Она стала очень чувствительна к жаре. Тем не менее, Элеонора чувствовала глубокое удовлетворение, потому что ребенок давал ей власть. Когда она станет матерью наследника, то по-настоящему превратится в хозяйку. Уж тогда-то она начнет переделывать все по-своему.

— Конечно, сэр, я позабочусь о нем.

Когда Морланд ушел, женщины некоторое время хранили молчание, думая о предстоящем. Затем Элеонора неуверенно и тихо произнесла:

— Я так рада, Габи, что ты со мной. Я бы этого не перенесла без тебя.

Габи знала, что под «этим» Элеонора имела в виду грядущие роды, думая о которых, она наверняка представляла себе бедняжку Белль.

— Совсем не у всех это проходит так тяжело, как у леди Элеоноры, мой ягненочек. Обычно это гораздо легче. Даже не будь меня рядом, у вас все получилось бы, ведь вокруг вас собрались друзья.

— Нет, не друзья, — произнесла Элеонора все таким же тихим голосом. — Ребекка, и Эллис, и Энни — очень хорошие женщины, но они не друзья. Друг — это ты.

Габи выглядела озабоченной. Наконец она решилась:

— У вас любящий муж, дитя мое…

— А, ты о нем, — произнесла Элеонора презрительно.

— Не говорите так, вы же знаете, что расстраиваете меня. У вас хороший муж и верные слуги, а вскоре появятся и замечательные, здоровые сыновья. Старая Габи вам уже не понадобится.

— Но, Габи, — сказала Элеонора, смеясь, — ты говоришь так, словно думаешь об отъезде.

Наступила пауза, а затем Габи медленно вымолвила:

— Может быть, так и будет.

— Ты уедешь? Но куда? — удивилась Элеонора.

Габи старательно избегала встретиться взглядом со своей госпожой, рассматривая маленькие яркие соцветия, посаженные Джо.

— Я вижу, что здесь будет чудесный сад, когда все сделают, как положено. Но этот дом не станет моим, госпожа. Мне трудно быстро приспособиться к новому, как вам, молодым. Я думала, что, возможно, после рождения вашего первенца, когда вы немножко встанете на ноги, вы отошлете старую Габи домой.

Элеонора смотрела на нее ошеломленно, затем с усилием проглотила подступившие к горлу слезы и сказала:

— Если это то, чего ты хочешь, Габи, если ты хочешь вернуться в Дорсет, вместо того чтобы остаться здесь со мной, тогда, хорошо, я постараюсь устроить все, как ты желаешь…

— Спасибо вам, госпожа, — произнесла Габи торжественно. — Вы добры, как ангел. И я точно знаю, что вы без меня легко справитесь. Я бы хотела увидеть, как зацветет этот сад, но…

И женщины снова погрузились в молчание, а их мысли витали далеко-далеко.

В ту ночь Элеонора проснулась от ночного кошмара, чувствуя боль во всем теле. Она начала выкрикивать имя любимой няни, и Габи, у которой был чуткий сон и которая ждала именно этого момента, сразу же проснулась и отозвалась на зов своей хозяйки.

Мужчин подняли и, к их великому неудовольствию, выдворили из комнаты. Морланд уже забыл, насколько волнующим бывает подобное ожидание, поскольку с тех пор, как в этой самой спальне рождался его ребенок, прошло двадцать лет. Он громко ворчал и жаловался, что ему придется досыпать ночь в холле среди слуг. Роберт ушел тихо, почти позеленев от волнения. Уходя, он бесконечно оглядывался, чтобы посмотреть на жену, он чувствовал огромную вину перед ней, за то что она обречена на страдания.