Роберт вспомнил, как был расстроен его отец, когда в прошлом году они получили новость о смерти бывшей королевы в аббатстве Бермонси, куда ее, по решению правительства, сослали коротать остаток дней. Но он еще больше расстроился, когда за год до этого разразился скандал, так как выяснилось, что после смерти короля Екатерина жила в грехе с одним из своих слуг, шотландцем Оуэном Тидром, от которого родила трех незаконнорожденных сыновей. Для Морланда ее падение с пьедестала было страшным ударом, особенно болезненным потому, что он искренне восхищался ею.

— Женщины — это орудие дьявола, — заявил Морланд. — Он использует их, как он использовал королеву Кейт, ее красоту, и она родила этих детей, сыновей дьявола. Твоя святая обязанность — выбивать из женщины зло! — Он стукнул кулаком по своей ладони. — И к мадам наверху это тоже относится. Слишком много спеси и норова. Выбей это из нее, сынок! Три дочери! Три девчонки! — последние слова он прокричал, подняв вверх голову, как будто надеялся, что Элеонора может его услышать. — Какая от них польза?!

Роберт лихорадочно соображал, как найти достойный ответ, чтобы и не обидеть отца, и успокоить его. Его спасли обстоятельства, так как в этот момент вбежал Уильям и закричал:

— Хозяин, началось! У госпожи вот-вот родится ребенок!

Роберт подпрыгнул от возбуждения. Его волнение не уменьшалось, несмотря на то что это происходило уже четвертый раз за три года их брака.

— Господи, помоги и защити!

— Аминь! — набожно произнес Уильям, потерявший жену в родах. Ребенок разделил печальную судьбу матери, поэтому Уильям, относился к происходящему в высшей степени драматично.

— Пусть Бог пошлет ей сына, — произнес Морланд устало. — Помолчав, он добавил: — Это будет для нее настоящим благословением.

— Ох, хозяин, у вас утомленный вид, — заметил Уильям с волнением в голосе. — Мне принести вам что-нибудь?

— Принесите мне хорошую новость, а сейчас мне нужно отдохнуть. Иди, Роберт. Я хочу покоя. — Его глаза резко открылись. — Но сообщите мне немедленно, как только все закончится. Я желаю сразу же узнать, кто на этот раз родился у мадам.

— Конечно, отец. Вы будете первым, к кому я приду с новостями.

— Очень хорошо. Идите.

Пробило девять. Эти роды были очень быстрыми. Еще до полудня Роберт вбежал в комнату отца, его лицо раскраснелось, руки дрожали от волнения.

— Отец!

— Я слышал, как плакал ребенок. Кто? — выкрикнул свой вопрос Морланд.

— Сын!!! Леди подарила мне сына!

— Ребенок здоров? С ним все в порядке? — Морланд с усилием поднялся на локте, испытывая сильнейшее волнение.

Роберт прошел вперед к отцу, светясь от счастья:

— Чудесный ребенок! Маленький, но чудесный, абсолютно здоровый. С Элеонорой тоже все в порядке, она говорит, что не помнит таких быстрых и легких родов. Она ничуть не устала!

Морланд отмахнулся от последних слов сына, показывая, что состояние Элеоноры его волнует меньше всего.

— Сын, наконец-то, — прошептал он, и его лицо озарилось какой-то неземной радостью.

— Я благодарю Господа за Его бесконечную щедрость. И за Его милость, что мне дано было дожить до этого счастья.

Он откинулся на подушки, словно в нем иссякли все жизненные силы. Его рука безвольно покоилась на голове любимого пса, а глаза уставились в потолок, но на его обычно угрюмом лице не исчезала улыбка абсолютного удовлетворения.

— Отец, вам подать обед теперь?

Роберт вспомнил, что Морланд отказался от мяса и питья, пока Элеонора была наверху. Но Морланд лишь слабо отмахнулся от сына.

— Пришли мне Уильяма, — прошептал он. — И принесите мне ребенка.

Как только новорожденного помыли и запеленали, Роберт, окруженный волнующимися женщинами, принес на подушке сына в комнату Морланда. Уильям с выражением печали и торжественности на лице передал ребенка своему хозяину. Собаку Морланда отправили в угол, где она лежала, неотрывно глядя на хозяина. Верный пес скучал по Морланду, находясь даже на таком небольшом расстоянии от него, и тихонько скулил при каждом звуке или движении хозяина.

— Вот и дитя, отец, — произнес Роберт, которого переполняла гордость. — Прекрасное и здоровое дитя.

— Дайте его мне, — проговорил Морланд слабым голосом.

Он взглянул на маленькое сморщенное лицо, пытаясь обнаружить какой-то, одному ему известный знак. Глаза крошки были плотно закрыты, а его губы бесшумно двигались, словно в молитве. Он выглядел маленьким и беспомощным. Когда Морланд приподнял его, то внезапно почувствовал, как его захлестнула такая волна нежности, какой он не знал с самого детства.

— Сын. Наследник всего, что сейчас принадлежит мне. Я даю ему имя Эдуард, — он положил свою тощую, дрожащую руку на голову спящего ребенка. — Благословение отца на этом мальчике. Пусть Бог убережет его от зла и горя. Пусть он вырастет сильным и богобоязненным. Он джентльмен по праву рождения, и он Морланд. С ним я связываю славное будущее нашего рода.

— Аминь, — произнесли все собравшиеся.

Ани поспешила забрать ребенка, так как увидела выражение бесконечной усталости на лице Морланда. Он выглядел так, словно наконец-то выполнил самое важное задание своей жизни, и оказалось, что на это ушли все силы.

— Моя малютка, мой маленький мальчик, — пробормотала она, когда подняла ребенка.

Глаза Морланда проследили за белым свертком, когда его уносили из комнаты, а затем он закрыл глаза.

— Оставьте меня теперь, — прошептал Морланд еле слышно.

Все тихо вышли, а Уильям осторожно опустил своего больного хозяина на подушки. Пес Морланда сразу же вернулся из угла и уткнулся головой в руку господина.

Вскоре боль вернулась страшным приступом, и Уильям дал ему маковый напиток, даже не спрашивая разрешения Роберта. Морланд заснул, проснулся после полудня, а затем снова погрузился в сонное забытье. На закате пес Морланда внезапно вскинул голову и протяжно завыл. Все собаки присоединились к этому странному хору, от которого кровь стыла в жилах. Уильям позвал Роберта, который тут же послал за священником, чтобы совершить все положенные обряды. Еще до того, как последний луч света погас в жарком августовском небе, Эдуард Морланд скончался. Ему исполнилось пятьдесят два года.

Пес Морланда не желал покидать место у тела хозяина. Он умер той же ночью, и его похоронили вместе с господином в семейной усыпальнице, из которой открывался вид на Микл Лит.


Пышные церемонии и празднования по случаю столь значительного события в жизни семьи, как рождение сына, которые при обычных обстоятельствах имели бы место, были сведены к самому скромному торжеству, так как дом погрузился в траур по старшему Морланду. Элеонора подумала про себя, что это было абсолютно в стиле старика — умереть в самый неподходящий для всех момент, но она все равно оплакивала на похоронах своего своенравного свекра, потому что мир потерял христианскую душу.

Как только Морланда похоронили, она обратила все свои помыслы к будущему и к планам, которые строила не один день и которым теперь ничего не могло помешать. Элеонора не боялась сопротивления мужа, потому что он всегда с готовностью исполнял все ее желания. Теперь же, когда она родила ему долгожданного сына, он с удовольствием выслушивал ее малейшие пожелания, выполнял все прихоти и капризы.

Элеонора обожала сына и лелеяла в мыслях планы на его блестящее будущее. Как и старший Морланд, она хотела, чтобы он вырос джентльменом во всем, а это требовало прежде всего достойного дома.

— Главная проблема в том, что этот дом очень прост, — заговорила она с Робертом однажды вечером, когда они уселись вокруг огня в холле. — Это обычный крестьянский дом, который, пытались переоборудовать. Тем не менее, мы должны пока смириться с тем, что имеем, но надеяться на лучшее.

— Что за планы вы строили? — спросил Роберт, позабавленный ее решимостью.

— Ну, во-первых, дети должны иметь каждый свою комнату. Они не могут продолжать спать с нами — это неудобно и для них, и для нас.

— Моя дорогая супруга, но они же не дети лорда, — попытался было протестовать Роберт.

Дети спали с родителями в одной комнате до исполнения девяти или десяти лет. Именно так было принято в семьях людей их положения. Затем мальчики переходили в холл, а девочки продолжали спать в родительской спальне, пока не выходили замуж или не покидали отчий дом по какой-либо другой причине. Только дети очень знатных семейств имели собственные комнаты.

— Но они дети джентльмена, — перебила его Элеонора гневно. — Кто знает, насколько высоко наш Эдуард поднимется однажды? Вы хотите, чтобы он вспоминал свое детство с чувством гордости или стыда?

— Ему нечего будет стыдиться, — сказал Роберт, и Элеонора приняла его слова как капитуляцию.

— Очень хорошо. Старый холл уже разделен на комнаты. Их можно убрать, привести в порядок и использовать как спальню, учебную комнату и детскую. Я хочу, чтобы Ани получила новый статус и называлась гувернанткой, пока для Эдуарда ее не сменит гувернер. Кроме того, мне нужны минимум две няни для детей.

— Не сомневаюсь, что у вас уже кто-то есть на примете, — произнес Роберт саркастически.

Элеонора проигнорировала его язвительный тон:

— У Ани есть две замечательные кузины, хорошие и скромные девушки. Их зовут Мэри и Джейн, они внучки Эллис. Им по одиннадцать и двенадцать лет. Ани может заняться их обучением, потому что ей хорошо известны мои требования.

— А что же Анкарет? Что будет с ней?

— Она станет моей помощницей. У меня должна быть компаньонка благородного происхождения. Мама вашего сына должна быть окружена не фермерскими дочками, а образованными женщинами.

— Как вам будет угодно, — согласился Роберт. — Если вашей горничной станет такая, как Анкарет, это только увеличит наше влияние, а нам сейчас позарез нужны важные друзья, потому что я собираюсь заняться торговлей шерстью.

Элеонора, услышав столь приятную новость, всплеснула руками.

— Роберт, вы решились? Вы сделаете то, что мы так долго обговаривали?

— Еще больше предстоит обдумать, моя дорогая. У нас на ферме слишком мало надежных и образованных людей, а если мы оставим кого-то на замене, то он по крайней мере должен быть грамотным. Если смотреть в будущее, то нам предстоит подумать и об увеличении производства шерсти, потому что прибыль надо будет правильно использовать. Чем больше шерсти, тем больше доход.

— Что можно придумать? — кивнула в знак согласия Элеонора.

— Нам нужна земля, нам нужно еще больше овец. У отца много спрятанного золота, и самое мудрое, как мы можем им распорядиться, это использовать его для расширения нашего поместья. В графстве много пустующих ферм и земли, у которой нет владельцев, с тех пор как по этим местам прошлась великая чума. Мы должны рассмотреть все варианты и решить, на какие из них мы можем претендовать.

— А если не сможем? — спросила Элеонора. Роберт в ответ лишь застенчиво улыбнулся.

— Мы все равно подадим прошение. Вряд ли кто-нибудь станет его оспаривать, а даже если и так, то у нас есть главный аргумент — золото, а еще связи. Я напишу лорду Эдмунду и попрошу его покровительства в этом вопросе. Учитывая, что я женат на его воспитаннице… — Роберт тонко улыбнулся.

— Хотя бы это я принесла вам вместо приданого, — ответила Элеонора, польщенная.

— Это было причиной нашего брака, — сказал Роберт просто.


Письмо было написано и отослано. В нем сообщалось о рождении наследника и смерти старого господина. Послание содержало искренние уверения Роберта в верности лорду Эдмунду. Роберт просил, чтобы покровительство его милости распространилось и на новые поколения семьи Морландов.

В конце ноября пришел ответ. Письмо демонстрировало добрую волю отправителя. Лорд Эдмунд поздравлял Элеонору и Роберта. Он также выразил сочувствие по поводу кончины старшего Морланда. Письмо сопровождалось рождественскими подарками для маленького Эдуарда. Самым красивым была серебряная ложка с длинной золотой ручкой, сплошь украшенной гравировкой со сценой охоты: три джентльмена верхом и их борзые и слуги преследовали белого зайца. Такая специальная гравировка была безусловным комплиментом матери мальчика. Другим необычным подарком стал красный попугай в клетке, который привел детей в совершеннейший восторг. Маленькой Анне, имевшей уже собственного пони, достались два украшения слоновой кости для уздечки, сделанные в форме роз. Девочка заслужила такой подарок, потому что в своем возрасте прекрасно держалась в седле и ездила почти так же хорошо, как и ее мама.

В конце письма сообщалось о ситуации во Франции, которую контролировал великий герцог Уорвик.