Когда пришла весна, дела, казалось, пошли несколько лучше, Элеонора снова была беременна. Первые месяцы беременности она всегда находилась в хорошем расположении духа, была бодра и активна. Элеонора принялась убеждать Роберта заняться новым делом. Она считала, что сейчас важно вложить капитал в производство ткани.

— Это то дело, которое даст самую большую прибыль в будущем, — сказала она. — Великие дни торговцев шерстью позади. На этом рынке стало слишком тесно, конкуренция велика. Теперь, когда Франция потеряна для нас, мы не сможем держать цены, как раньше.

Роберт и слышать ни о чем не хотел.

— Торговля шерстью никогда не придет в упадок, — возражал он. — Всем нужна шерсть, и нет шерсти лучшего качества, чем английская. Это общеизвестно.

— Конечно, всем нужна шерсть. Но зачем? Да затем, чтобы делать из нее ткань! А потом продавать ее, дорогой мой! Они покупают у нас шерсть по низким ценам, а затем делают ткань, — парировала Элеонора.

— Наша шерсть не продается по низкой цене, — стоял на своем Роберт, закатывая глаза, — уж мы-то заботимся об этом.

— О да, господин главный поставщик, мне это хорошо известно. Но, тем не менее, те, кто производят ткань, получают огромные прибыли. Посмотрите сами, сколько нам приходится платить за отрез хорошей тонкой шерсти. Разве вы не видите, что это просто еще один шаг в том направлении, в котором мы уже начали двигаться? Вместо того чтобы обогащать скупщиков, мы перешли к самостоятельной продаже шерсти, и это дало нам дополнительную прибыль. Так почему бы нам самим не начать производство ткани и положить себе в карман прибыль текстильщиков?

Но Роберта было не переубедить. Ему нравилось, как складываются дела, и он не склонен был что-то менять. Ему нравилось и то, как он утвердился среди купцов. Он понимал, что если придется начинать сначала, это потребует от него титанических усилий.

— Вы просите, чтобы я воровал работу у других людей, — сказал он. — Что будет со страной, если каждый начнет менять свое ремесло? Нет, нет, моя дорогая жена, я всю жизнь занимался шерстью и буду продолжать делать то же самое. — Он ласково потрепал ее по щеке. — У вас всегда возникают какие-то безумные идеи. Все время гонитесь за чем-то новым.

— А вы напоминаете мне тех стариков, которые неодобрительно цокали языком, когда в домах начинали строить дымоходы. Помните, они говорили, что нам нечем будет дышать без дыма в доме, — проговорила Элеонора с улыбкой.

Она знала, что победить в первой же битве невозможно.


В апреле герцога Йорка назначили лордом-протектором. Он призван был действовать от имени и в интересах короля, пока последний не обретет вновь ясность ума, если такого вообще следует ожидать. Опасения Элеоноры за его жизнь не оправдались. Первым делом герцог созвал всю знать и крупных землевладельцев и заставил их присягнуть на верность принцу Эдуарду. Возможно, это было самым правильным шагом, чтобы на какое-то время удержать королеву от опрометчивых поступков. Он восстановил мир в королевстве, уже порядком охваченном волнениями. Он старался вершить правосудие по справедливости, так что показалось, что наконец наступают хорошие времена. Несчастная страна была на пути к восстановлению, как Ирландия, где, по мнению Элеоноры, герцог не тратил времени даром.

Роберт теперь был вынужден признать, что герцог оказался лучшей политической фигурой. Именно с ним стоило связывать надежды на мир в Англии. Роберт признал и необходимость стать на сторону Йорка: он написал письмо, сообщая о своей поддержке и предлагая правительству деньги, если таковые понадобятся. От герцога пришел весьма благожелательный ответ, в котором он выражал благодарность за предложение помощи. Ричард обещал пользоваться ею в случае необходимости. Чтение письма вызвало в памяти Элеоноры образ герцога в лунном сиянии, когда он поцеловал ее, а она поклялась ему в своей верности.

Осенью Элеоноре пришлось попрощаться со своим горячо любимым сыном Томасом. Когда ему исполнилось тринадцать лет, мальчика решили отослать в Кембридж изучать право. Идея принадлежала Элеоноре, а Роберт ее с радостью поддержал.

— Нашей семье очень понадобится кто-нибудь, знающий законы, — сказал он.

Но одно дело — строить планы, а совсем другое — проститься с сыном — красивым и очаровательным мальчиком, который был настоящим утешением в трудные времена.

— Не волнуйтесь, матушка, — сказал он накануне своего отъезда, — я буду приезжать на каникулы, как только смогу.

— Как только сможешь, — печально повторила она. — Дитя мое, не беспокойся о деньгах. Если тебе понадобятся деньги, чтобы приехать домой, дай только мне знать, и я вышлю тебе немедленно, сколько требуется.

— Учись прилежно, сынок, слушайся своих наставников во всем, — дал сыну отцовский совет Роберт.

— И не вздумай пристраститься к вину, я слышала, это делают некоторые мальчики, — резко добавила Элеонора. — В твоем возрасте вполне достаточно эля.

Томас усмехнулся.

— Да, матушка, я все запомнил. Я вернусь в отчий дом таким же хорошим и честным парнем, каким покидаю вас.

Элеонора ущипнула его за щеку.

— Ты у меня дерзкий мальчишка, — сказала она. — Пиши мне как можно чаще. Я же буду молиться о тебе каждый день.

На следующее утро, еще до рассвета, Томас уже был в пути, сопровождаемый группой всадников, которые следовали в том же направлении и согласились позаботиться о нем. Ему предстояло учиться в Кембридже четыре года, а затем устроиться на службу в одном из судебных залов Лондона. Получалось, что кроме коротких визитов на каникулы, Элеоноре не удастся видеться с сыном, пока тот не станет взрослым мужчиной.

То ли из-за печального настроения, вызванного отъездом любимого сына, то ли по каким-то другим причинам, но вскоре после разлуки с Томасом Элеонора слегла раньше срока и родила девочку, которая не прожила и дня.

Пришла длинная суровая зима. На Рождество стало известно, что король вновь в здравом уме. Его выздоровление было внезапным и неожиданным. Торжествуя, королева сместила с поста главы Совета лорда Ричарда и освободила из заточения в Тауэре лорда Эдмунда. Ричард в страхе за свою жизнь бежал на Север, чтобы заручиться поддержкой своих сторонников там. Вновь разгорелись старые распри. Королева была одержима мыслью об устранении лорда Ричарда. Он же пытался защитить себя. В результате страна вновь была разорвана в их битве на выживание.

Для Морландов эти события стали первым серьезным испытанием. Королева убедила монарха, что Ричард — его враг. Ричард был решительно настроен получить аудиенцию у короля, дабы заверить его в обратном, однако у него не было никаких шансов на это, не имея на своей стороне армию. Он собрал свои силы на Севере, и Роберт не только отрядил к нему двадцать воинов, но и присоединил собственный меч. Ричард с такой военной поддержкой двинулся на Юг. Король, Бофор и их армия приближались к Северу. Они встретились в Олбани. Сражения как такового не получилось. Уже через час все окончилось. Преимущество было на стороне Ричарда. Хотя битва была такой короткой, она унесла жизни многих великих деятелей. Так, в первые же минуты сражения был убит лорд Эдмунд.

Бедный стенающий король полагал, что Ричард непременно убьет его, поскольку жена монарха сделала все возможное, чтобы убедить короля в кровожадности Ричарда Йорка. Но вместо этого герцог преклонил колени перед своим королем и вновь присягнул ему на верность. Изумлению и счастью короля не было предела. Роберт описал эту трогательную сцену Элеоноре, когда возвратился домой, после того как армия Йорка препроводила короля обратно в Лондон.

— Но толку от всего этого не будет, — добавил Роберт мрачно. — Король пляшет под дудку королевы. Он верит всему, что она ему говорит. Королева — настоящий враг лорда Ричарда, и он не может поразить ее без того, чтобы не задеть и короля. А если он позволит ей нанести удар первой, то, вероятнее всего, будет либо осужден, либо убит.

— О, эта женщина! Как я ненавижу ее! — воскликнула Элеонора, сжав кулаки. — Этой стране не видать мира, пока она жива. Будь я мужчиной, я убила бы ее сама.

— Тогда мне есть смысл порадоваться тому, что вы женщина. Если бы вы решились на такое безумство, вас ожидала бы страшная смерть, — сказал Роберт. — Нам ничего не остается делать, как только молиться.

— Я все время провожу в молитве, но, кажется, это не помогает.

Глава десятая

Элеонора и Роберт, сопровождаемые горничной и пажом, направлялись домой. Они ехали по городу после посещения претендента на руку их дочери Изабеллы. Ей уже исполнился двадцать один год — она давно перешагнула тот возраст, который считался приличным для замужества. Однако претензии Элеоноры по-прежнему оказывались гораздо выше амбиций Роберта. Обсуждение последнего кандидата в супруги для их дочери и было предметом их мирного спора, когда они ехали домой. Вокруг них кипела городская жизнь, наполняя узкие улицы шумом. Прилавки у входа в магазины, на которых были выставлены все мыслимые и немыслимые товары, делали улицы еще более тесными. У прилавков собирались толпы торгующихся покупателей. В мясных и рыбных рядах грудой были навалены окровавленные туши, кости и потроха. Возле них крутились голодные собаки в ожидании подачки. У овощных торговых прилавках то и дело появлялись бродячие козлы и свиньи.

Морланды машинально придерживали лошадей подальше от самых зловонных мест. На обочинах лежала грязь, в которой валялись свиньи, здесь же собиралась огромная свалка навоза, которую потом сгружали в канал на центральной улице. На углу улицы, за порогом одного из домов, уже три дня валялась дохлая собака: его обитатели никак не могли решить, кто из них отвечает за уборку. Группа мальчиков с палками промчалась по улице, преследуя гуся. Своим шумным криком они напугали лошадей, которые в волнении забили копытами. После этого Элеонора и Роберт присоединились к толпе на рынке, где все ожидали, как у позорного столба будут наказывать осужденную проститутку. Роберт и Элеонора пересекли мост и увидели огромные баржи, загруженные шерстью и тканями. Некоторые из них принадлежали Морландам. Баржи направлялись на континент, а на обратном пути возвращались с грузом пряностей, вина, гобеленов и древесной смолы. Шум, производимый людьми и животными, оглушал. Над всей этой какофонией бесконечной волной плыл звон колоколов. Если им хотелось что-то сказать друг другу, они громко кричали, потому что в городе можно было общаться только так.

— Он обычный фермер, — говорила Элеонора. — Я скорее согласилась бы отдать ее в монастырь, чем выдать за него замуж.

— Мы можем прийти к тому, что нам придется именно так и сделать, — сказал Роберт. — Во всяком случае, там она будет уважаемой дамой, ведь мы сумеем обеспечить ее до конца жизни. Если она принесет монастырю большую сумму, то вполне может там жить, как подобает леди.

Элеонора нетерпеливо покачала головой.

— Нам от этого никакой выгоды. Нет-нет, мы что-нибудь подыщем для нее. В конце концов, сейчас она выглядит очень даже ничего. Это вечно траурное выражение лица немного преобразило ее.

— Бедняжка, — вздохнул Роберт. — Может, ей как раз по душе была бы жизнь в полном уединении. Она не перестает думать о том несчастном парне.

— О, я знаю, — живо отозвалась Элеонора. — А еще я знаю, что она скорее забыла бы его, если бы ей пришлось заботиться о муже и детях. Нам надо было давно выдать ее замуж. Это была наша ошибка — дать Изабелле так много времени на печальные раздумья. У нее это уже вошло в привычку.

Роберт улыбнулся ей:

— Моя дорогая супруга! Всегда в поисках решения проблемы. Вы не можете сидеть сложа руки, ожидая, что все разрешится само собой, да?

— Уж лучше делать хоть что-то, чем пребывать в полном бездействии, — парировала она.

Элеонора положила руку на округлившийся живот и произнесла:

— Тринадцатый раз.

— Вы чувствуете себя хорошо, я надеюсь, — заволновался Роберт.

Она кивнула.

— С Божьей помощью, на этот раз все будет в порядке.

Ее четыре последние беременности закончились печально: трое детей не прожили и нескольких дней, а последний был мертворожденным. Они улыбнулись друг другу с любовью. Внешне они не изменились с годами, лишь волосы их тронула седина, на лице слегка обозначились морщины. Роберт раздобрел в последнее время, а Элеонора, наоборот, стала стройнее, чем прежде. С годами их взаимное чувство только окрепло, потому что по прошествии всех этих лет они научились узнавать друг друга и выражать свое чувство. Неприятности, досаждавшие им в первые годы брака, остались в прошлом.

— Вы были мне чудесной женой, — сказал Роберт. — Вы образец для подражания. Если маленькая Сесилия сумеет стать для нашего Эдуарда такой же хорошей супругой, какой были для меня вы, он будет самым счастливым из живущих на земле.