Рутланд занимался тем, что бесконечно вонзал нож в стол, наблюдая за тем, как он мелко дрожит, когда острие погружается в дерево. Милорд сохранял абсолютное хладнокровие, присущее истинному солдату: его сильные мускулистые руки спокойно лежали на столе. Он легко откинулся на спинку стула, а его проницательный взгляд, который не мог выдержать ни один лгун, останавливался попеременно на каждом говорившем. Солсбери в этот момент взял слово.

— Если не принимать во внимание всех накопившихся мелких проблем, то остается одна самая существенная: нам все труднее поддерживать дисциплину. Каждый день мне доносят о драках и ссорах. К счастью, здесь нет больших запасов выпивки, иначе нам было бы не избежать серьезных неприятностей.

— Надо организовать какие-нибудь игры, — произнес Ричард. — У нас впереди еще неделя. Не помешает и дополнительная тренировка с оружием. Я хочу предложить…

Но никто уже не услышал, что намерен был предложить герцог, потому что в этот самый момент вбежал один из часовых, которого догонял взволнованный разведчик.

— Сэр! Милорд! Возвращаются те, кого послали за едой и фуражом… — начал первым часовой, но его тут же перебил разведчик, громко крича: — Королева направляется прямо сюда! Ее армия уже совсем близко, милорд! Они окружили наших людей. Их там тысячи, и они вооружены до зубов!

Рутланд вскочил на ноги.

— Они нарушили перемирие! — воскликнул он. Лицо Йорка исказилось от ярости.

— Ничтожная мразь! — вскричал он. — Отродье дьявола, клятвопреступники…

Его рука легла на рукоять меча. Он направился к двери. Гнев его был настолько велик, что он просто не мог сдержать себя:

— Мы проучим этих людишек, покажем им, как нарушать данное слово, да еще и в день святого праздника. Таким не место на земле! Вперед! Сейчас они увидят, что значит иметь дело с настоящими солдатами!

Он сбежал вниз по ступеням, и все остальные старались ни на шаг не отставать от него. На ходу он надел шлем, схватил щит, и снова все последовали его примеру. Они выбежали во двор, схватили лошадей. В их крови кипела жажда мщения. Люди выкрикивали в адрес своих врагов самые страшные проклятия и ругательства. Их целью были спасение и месть. Ворота немедленно распахнули, и воины помчались по направлению к равнине. Томас находился на расстоянии вытянутой руки от милорда. Как и его господин, он жаждал битвы, потому что был измучен долгим ожиданием и возмущен вероломством врага. Но он был сыном своей матери, поэтому голос разума подсказал ему оглянуться. И — о ужас! Он увидел, как мало их было. Впереди группа воинов, которые выезжали в этот день за продовольствием и фуражом, хотя и захваченные врасплох, старались построиться и держать оборону, но их силы просто таяли на глазах без подмоги. Послышался сигнал общей тревоги. Если бы милорд не вступил так стремительно в бой, группа воинов впереди была бы обречена на неминуемую гибель.

Они мчались на помощь, но враг был ближе. Хотя всадники под предводительством милорда и рвались мужественно навстречу неприятелю, Томас почувствовал обреченность и отчаяние. Столь быстрое появление подмоги, однако, отбросило врага назад. И остальная часть войска герцога, воодушевленная, потребовала продолжать сражение до победного конца. Силы сторон сошлись в единоборстве, и с этого момента всякое чувство порядка и смысла было утрачено.

Томас управлял обезумевшей лошадью рукой, защищенной щитом. Он рубил врагов, бил их направо и налево и колол мечом. Время, казалось, остановилось, а шум стал таким невыносимым, что в нем не выделялись отдельные звуки. Томасу представлялось, что он сражается в мире безмолвия, где нет ничего, кроме возникающих все новых лиц врагов, с которыми надо расправиться, сквозь которые надо пробиться к заветной победе. Удар, еще удар, меч вытащен и снова готов к бою. Краем глаза Томас видел широкую спину милорда, а неподалеку от него алел плащ Солсбери.

Внезапно красное пятно плаща исчезло. Томас дернулся, и в этот момент его конь заржал и упал на колени: Томаса выбросило вперед. Невероятным усилием ему удалось удержаться на ногах, чтобы встретить следующий удар противника. У него еще оставалась секунда, чтобы оглянуться. Этого оказалось достаточно, чтобы увидеть милорда впереди: он все еще сидел в седле и сражался сразу с двумя воинами справа от него. Вдруг Томас перехватил движение слева от Йорка — к герцогу подбирался человек с копьем наперевес.

— Нет! — закричал он что было сил, прыгнув вперед.

Его крик и прыжок пришлись на одно мгновение, но на долю секунды Томас все-таки опоздал: копье уже вошло глубоко в грудь Ричарда. Он упал, словно подрубленный ствол, набок, а его лошадь, не чувствуя на себе седока, рванула вперед. Томас издал крик, которому, казалось, вторит сама земля. Сражение было самым кровопролитным именно здесь. К тому времени, когда Томас пробрался к своему господину, пять или шесть копий уже вонзилось в него самого. Он ощутил жжение и огонь внутри и понял, что тяжело ранен. Томас продолжал сражаться, чувствуя, что его тело уже не принадлежит ему. Постепенно он опускался на землю, которая принимала его в свои холодные объятия.

Темнота захлестнула все вокруг. Везде был запах крови, он проникал в ноздри, а воины, сражавшиеся над его головой, казались ему каким-то мутным водным потоком. Он просто попал на дно ручья. И тут он почувствовал, что милорд рядом с ним. Он трогал голову своего господина, словно касался женщины, и повторял снова и снова: «Я не покинул его, матушка!» Лицо Томаса осветила улыбка. Его тело было пронзено несчетным количеством смертельных копий; темнота хлестнула ему в лицо — и все закончилось.


Было утро второго января. Члены семьи и все домочадцы собрались в большом холле в ожидании новостей. Инстинктивно они старались держаться ближе друг к другу, словно в поисках утешения. До них дошли слухи, зловещие и неопределенные. Говорили, что из-за предательства сражение выиграла королева. Элеонора вздрогнула. Предательство! Измена! Казалось, что этим отравлен даже воздух, который они вдыхали. Им сообщили, что армия милорда Ричарда разгромлена и королева направлялась в Йорк, прежде чем идти на Лондон.

Элеонора не уставала повторять себе, что это только слухи. Сжимая руки, она снова и снова говорила, что слухи не обязательно должны подтвердиться. Надо было ждать правды, надо было ждать официальных новостей. Что же произошло с мальчиками и Джоном? Они должны скоро приехать. Они расскажут ей правду. Надо ждать и надеяться. Нельзя падать духом. Ее мальчики не могли погибнуть такими молодыми. Слуги поддерживали огонь в очаге, но на большее их не хватало. Казалось, что ночь будет длиться вечно. Была середина зимы, и восход солнца ожидался поздно, не раньше семи.

А затем, еще в темноте, вдруг послышался стук копыт во дворе, они услышали шаги бегущего человека, и перед ними появился один из слуг их старого поместья. Даже в бледном утреннем свете было видно, как побелело его лицо от волнения.

— Госпожа, — вымолвил он, едва дыша, — господин Батлер и наши люди приехали в Микл Лит. — Слуга не мог унять дрожь. — Они говорят, что королевские войска наступают. Наши скрываются от преследования.

Элеонора уже была на ногах.

— Мои сыновья? Что с ними?

— Их нет. Там только господин Батлер и двенадцать человек с ним.

— Где они? Где мои сыновья? — Элеонора схватила несчастного за плечи и начала трясти. Она не помнила себя от волнения.

Эдуард коснулся ее руки и попытался отвести в сторону. Он начал говорить с испуганным до полусмерти слугой, мягким спокойным тоном:

— Говори, что тебе известно. Ты узнал, что произошло с моими братьями?

— Нет, сэр. Я не стал ждать, пока передадут все новости, а прибежал сразу, как только увидел, что они приехали. Меня послал мистер Батлер. Но они говорят, что потерпели поражение и королева перешла в наступление.

Слезы застилали ему глаза, и было видно, что он едва держится на ногах. Эдуард дал своему пажу знак увести слугу.

— Мне лучше немедленно отправиться туда самому и выяснить, что происходит, — сказал он. — Джо, я хочу, чтобы ты сопровождал меня.

— Я с вами, — воскликнул маленький Джон. Эдуард положил руку ему на плечо:

— Нет, Джон, кто-то должен остаться, чтобы позаботиться о женщинах и детях.

— Сэр, я предпочел бы не оставлять госпожу, — пробормотал Джо, но Эдуард не успел ответить.

— Ани, немедленно принеси мой плащ. Я должна отправиться туда сама и узнать, что там произошло, — произнесла Элеонора.

Эдуард не стал спорить с ней, заранее зная, что это бесполезно. Втроем они тут же отправились в путь, направив лошадей сквозь утреннюю дымку, укутывавшую заснеженные поля. Их целью было как можно скорее добраться до Микл Лита.

Джон встретил их у двери старого холла. Он валился с ног от усталости. Под его глазами были черные круги, но он не был ранен.

— Ради Бога, скажи нам скорее, что же произошло? — воскликнула Элеонора, едва увидев его.

Он рассказал им, как по-предательски поступили с ними люди королевы.

— Будь проклята ее подлая душа! — выкрикнула Элеонора. — Что же с Томасом и Гарри?

— Гарри был со мной. Мы ничего не подозревали до тех пор, пока не прозвучала общая тревога. Томас находился с военачальниками, поэтому, когда они ринулись в бой, он оказался на передовой. У него не было ни малейшего шанса — горстка людей против этого полчища, но все равно он и другие бились так храбро, что оттеснили врага на некоторое время. Милорд был в самой гуще сражения, а Томас не отходил от него ни на шаг. А затем мы увидели, как милорд упал. Томас немедленно убил напавшего на герцога человека, но на него тут же набросились шестеро других.

Элеонора ошеломленно молчала, а затем едва слышным шепотом вымолвила:

— Томас убит?

Джон Батлер склонил голову. С губ Элеоноры сорвался нечеловеческий крик, который, казалось, потряс землю:

— Боже милостивый!!!

Затем наступило молчание, и Элеонора со страхом спросила:

— Лорд Ричард… тоже?

— Они пали вместе. Милорд Рутланд тоже погиб, милорда Солсбери захватили в плен, а на следующий день ему отрубили голову. Остатки армии разбежались. Некоторые отправились домой. Гарри присоединился к милорду Марчу. Я бы сделал то же самое, но мне приказали отправляться домой: королева теперь жаждет крови, поэтому мы должны быть готовы защитить наши семьи, если она появится здесь.

Не в силах унять дрожь, Элеонора спросила:

— Значит, Гарри в безопасности? Он не ранен?

— Он не получил ни царапины. Немало людей последовало за ним, так мы избежали смерти. Теперь, когда многие спаслись, и во главе станут Марч и Уорвик, королева подумает хорошенько, прежде чем двинуться на юг. Сегодня уже доподлинно известно, что она держит путь на Йорк, чтобы снова восстановить свои права. И… — Он остановился, словно сопротивляясь тому, что должен был произнести.

Лицо Элеоноры было залито слезами, но ее голос прозвучал решительно:

— Его сын должен продолжить борьбу отца. Молодой Эдуард. Он такой же хороший, да?

— Один из самых лучших, — ответил Джон. — Такой же храбрый солдат, как и его отец…

— О, Боже мой! — Элеонора закрыла лицо руками, безудержно рыдая.

Эдуард обнял мать за плечи, но его лицо тоже было в слезах.

— Ричард мертв. Томас мертв. Я не думала, когда они отправлялись в поход… такие храбрые, мужественные. Я не знала, что больше не увижу его. Умереть! И как умереть! Измена! О Боже милостивый, умереть от рук женщины! Подлой низкой женщины! Ричард должен был объявить себя королем. О Томас, сынок… Мой сын.

Джон Батлер не скрывал слез. Он низко опустил голову, и его следующие слова были едва слышны:

— Он умер, как солдат, сражаясь доблестно и отважно. Это лучшая смерть для мужчины. Он ни на секунду не покинул своего господина. Томас отомстил за него, поразив убийцу. Бог примет его с почестями, потому что небесам мила столь храбрая и честная душа.

Слова Джона утешали разум, но не сердце. Худшее же ожидало их впереди. Армия королевы собралась в Йорке. Солдаты мародерствовали, сжигали дома и насиловали женщин. Поместья Морландов пострадали незначительно, поскольку были хорошо укреплены, а вооруженная стража не позволила солдатне проникнуть на территории их угодий. Однако были сожжены амбары и уничтожены зимние запасы. В остальных местах пострадали целые деревни — там все было разграблено, а люди убиты.

В первый день своего приезда в Йорк Элеонора не могла сдержать дрожи, когда увидела выставленные на всеобщее обозрение отрубленные головы мятежников. Она с ужасом взирала на картину, которую не могла представить себе даже в самом кошмарном сне: для устрашения народа Маргарита приказала посадить на кол головы своих злейших врагов — юного Рутланда, Солсбери и Ричарда Йорка.