— Мне искренне жаль принцессу, — грустно проговорила Маргарет. — Как ужасно быть выданной замуж за убийцу собственного дяди, который держит взаперти всю семью, а роль мужа выполняет по отношению к своей матери.

— Это уж чересчур, Мэг, — произнес Генри предостерегающе.

— Но он не относится к принцессе, как к жене, — возразила Маргарет. — Никто не видит бедняжку, а его мать в это время принимает послов и проводит какие-то советы со своим сыном, которые длятся часами и при этом никому не позволяется их беспокоить.

— Не переживай так из-за этого. Мы все равно скоро уедем отсюда. Ребенок должен родиться в июне. Значит, уже в июле мы можем планировать поездку. Дома мы окажемся к концу месяца.

— Как раз успеете ко дню рождения бабушки, — сказал Нэд, первый раз за вечер улыбнувшись. — В августе ей исполнится семьдесят. Мы думаем организовать специальное торжество: большой пир и много музыки, как она любит.

— Какая замечательная мысль! Конечно, нам хотелось бы успеть к этому времени. А как она, между прочим? — спросил Генри.

— О, ты же знаешь бабушку. Она никогда не меняется. Хотя мне кажется, она очень сдала за последний год. Она похожа на колосок, такая же изящная и прямая. Но она уже очень долго живет.

— Дольше других. Она старше всех, кого я знаю, — весело отозвалась Маргарет. — А это серьезный повод отпраздновать такое событие.

— Когда вы приедете, — сказал Нэд, — не забудьте, что валлийца ни за что нельзя называть королем. Она этого не потерпит, а ее язык теперь, когда короля убили, вообще никого не щадит.


Жарким днем в середине июня Маргарет родила прекрасного крупного мальчика, которого назвали Ричардом. В тот же день, семнадцатого июня, по городу поползли ужасные слухи. Лондон шептался. Сэр Джеймс Тирелл получил личное помилование от нового короля, простившего ему все обиды, так сказать, неосознанно нанесенные во времена старого правителя. Ему предложили получить на одну ночь ключи от Тауэра через голову констебля. Такое было невозможно во времена короля Ричарда.

Блекенбери, погибший в бою при Босворте, ни за что не позволил бы передать свои обязанности кому-то другому, не узнав причины. Но при Генрихе Тидре царил деспотизм, и никто не осмелился перечить ему, так как все боялись возможной мести. Новый констебль Тауэра показал, что будет исправно исполнять роль верного придворного при новом короле.

Семнадцатого числа в город просочились слухи о том, что принц Эдуард и герцог Йорк исчезли. Говорили об этом тихо и неуверенно: с одной стороны, никто не знал, на что решится Тидр в будущем, а с другой — все жалели принцессу и не хотели, чтобы она услышала об этом.

Генри постарался скрыть печальную весть от Маргарет, пока она еще не оправилась после родов. Но когда она все же узнала об этом, то пришла в неописуемое волнение.

— Я хочу домой, мне надо уехать отсюда, — страстно просила она. — Я все время думаю о бедной принцессе. Я не желаю становиться свидетельницей того, как коварством и интригами уничтожат всех остальных. Я хочу в Йоркшир, где чистый воздух, где каждый знает, кому он предан. Там все понимают значение верности.

— Мы немедленно поедем, как только это будет возможно. Тише, моя дорогая. Потерпи, пожалуйста. Через месяц мы уедем. И потом, может, это просто слухи. Ты же знаешь, как слухи иногда возникают из ниоткуда.

Его слова немного утешили Маргарет, но шестого июля то, что казалось неточной вестью, подтвердилось. Сэр Джеймс получил второе прощение от короля и новое назначение. Через два дня Маргарет и Генри забрали детей — месячного Ричарда и годовалого Генри, своих слуг, китайскую собачку Маргарет и отправились в путь. Они хотели покинуть печальный Лондон, где бедняжку принцессу держали в заточении, которое продолжится всю ее жизнь. Они поехали по старой римской дороге, ведущей на северо-восток. Палило жаркое июльское солнце, и их поездка напоминала побег из темницы вперед, к свету.


Пиршество по случаю дня рождения Элеоноры Морланд было устроено с размахом и великолепием, которые трудно было себе представить. На стол подали больше пятидесяти блюд, включая жареного павлина, хвост которого каким-то хитроумным способом поварам удалось раскрыть, так что гости могли созерцать оперение птицы во всей красе. Поражал воображение и пирог, испеченный в форме замка, — даже маленькие флаги развевались на его крошечных смотровых башнях. Конечно, по традиции на стол не подали зайчатины, но вместо этого было приготовлено блюдо исключительно изысканное: сахарный белый заяц сидел на задних лапах и отбивался от нападавшего на него сокола. Это было произведение кулинарного искусства, созданное как комплимент Элеоноре. Она не могла не отметить, как хитро была выбрана тема. Заяц, который отбивается от сокола! Кто заказал это блюдо? Почему? Может, для того, чтобы напомнить Элеоноре, что сокол был символом ее давно умершего возлюбленного, Ричарда Йорка?

Мысли об этом занимали ее на протяжении целого дня. Ее окружала семья. Она видела, как счастливы ее домочадцы и слуги, потому что для них она была сердцем дома, старой гордой королевой, которая правила жестко, но справедливо. В основе всех поступков Элеоноры лежала любовь. Из всех ее детей с ней были только Эдуард и Ричард, потому что Анна не смогла приехать, ссылаясь на возраст (ей было уже больше пятидесяти, у нее у самой было много детей, которых Элеонора не видела, ведь ее дочь уехала после замужества на Юг Англии).

Элеонора сосредоточилась на внуках, которые доставляли ей массу радостей. Вот сидели Нэд и Ребекка, его жена. Она очень изменилась с того времени, как Эдмунд взялся за ее обучение. Ребекка ждала ребенка, хотя Нэд и казался удивленным этим фактом. А вот Сесиль и Томас, Маргарет и ее Генри. Они принадлежали к процветающему классу. Они были богаты и счастливы, и от них зависело благополучие Англии. В детской находились Элиджа и Мика, ее внуки, первому исполнилось пять лет, второму — три года. Мальчики прекрасно успевали под руководством своего нового наставника, и их несчастное младенчество, похоже, было забыто.

Далее за столом сидели ее правнуки: десятилетний Поль, гордость клана Морландов. Теперь он не будет при дворе короля, потому что Ричард погиб, но Элеонора не сомневалась, что найдет знатный дом, в котором Поль проведет несколько лет. Возможно, это будет дом герцога Норфолка, сына Джека Норфолка. Поль рос очень красивым мальчиком, легким и приятным в общении, похожим в этом на своего отца, но несколько серьезнее Нэда. Возможно, Поль чем-то напоминал Тома. Наконец, здесь же находились и дети от Баттсов: Анна, Алиса, Ричард и Генри. У них были прекрасные родители, которые могли позаботиться о старомодном, но от этого более надежном воспитании своих детей. Их кровь вновь соединится с кровью Морландов, чтобы добавить им силы. Анне суждено было выйти замуж за Поля. Теперь Элеонора не сомневалась в этом. Ребекка, возможно, родит еще сыновей и дочерей, и они породнятся с Баттсами. Эта фамилия нравилась Элеоноре, ибо принадлежала сильным и здоровым йоменам.

Все принесли подарки для именинницы. Подарки, независимо от их стоимости, были очень ценными, поскольку были преподнесены с любовью. От внуков она получила необыкновенной красоты гобелен, затканный фигурами. Он предназначался для ее спальни. На нем был изображен райский сад, полный цветов и зверей, вымышленных и реальных. Там были розы, люпины, колокольчики, маргаритки, анютины глазки и вьюнки, левкои, которые расцветали под копытами единорогов, лошадей и овечек. И еще леопарды, лисы, грифоны, а белый вепрь с золотым ошейником был просто красавцем. В центре белый заяц перескакивал через ветку вереска. Над ним порхали птицы самых ярких расцветок, а высоко в ветвях сидел белый сокол.

Зрелище было захватывающим, и Элеонора не могла отвести глаз от этой работы. Она постоянно возвращалась взглядом к подарку и восхищалась им, приводя своими эмоциями в восторг всех остальных. Ей подарили драгоценности, мебель, посуду, книги, ткань, но гобелен, подаренный внуками, был выше всех похвал.

Когда пир завершился и музыканты взялись за свои инструменты, а певцы стали услаждать слух гостей пением, началось представление на сюжет старинной легенды. Потом пошли танцы, и Эдуард торжественно повел свою матушку первой. Затем с ней танцевал Нэд, а потом и Поль настоял на том, что по праву законного наследника должен станцевать с ней. После трех танцев Элеонора побледнела и стала задыхаться. Ей пришлось сесть, чтобы прийти в себя.

— Я слишком стара, чтобы танцевать так подолгу и в таком темпе! — сказала она. — Я получу удовольствие от того, как танцуете вы. Всем приказываю продолжать танцы!

Она заняла свое место и в ответ на взволнованное выражение лица Джо улыбнулась, не скрывая своего счастья. Он наклонился, чтобы наполнить ее чашу снова и заметил, что она не должна переутомляться.

— Я великолепно себя чувствую, — сказала она. — Ты так заботишься обо мне, что иначе и быть не могло.

Джо легонько коснулся ее руки. Этот жест мог показаться кому-то случайным, но так он проявлял свои чувства уже многие годы. Никто, кроме него, не ухаживал за Элеонорой за столом и не наполнял ее чаши. Джо подарил ей шар слоновой кости, который открывался, в нем обнаруживался такой же, но поменьше, тот открывался снова, и в нем был шарик еще меньшего размера, и так еще несколько раз. Этот подарок Элеонора прикрепила к своему поясу рядом с молитвенником. Большего одобрения своего выбора Джо не смел ожидать.

— Все выглядят так чудесно, правда? — произнесла она, обращаясь к Джо. Она наблюдала, как танцоры делают па и подпрыгивают под музыку. — Семью нельзя сломить. Дети играют, как ягнята, старшее поколение мирно пощипывает травку на своих пастбищах. Кто бы ни занял трон, валлиец или какой-нибудь другой самозванец, он не сможет одолеть нас.

— Бог об этом позаботится, мадам, — ответил Джо. — Валлиец надеется править, как во Франции, наводя страх и повышая налоги.

— О нет, мы из более прочного материала, — возразила Элеонора. — Нас так легко не одолеть. Я все время переживала после смерти короля…

— Мне это известно, — произнес Джо.

— Но теперь в моей душе поселился покой. Я знаю, что он никак не сможет нам навредить. — Она обратила к нему взгляд своих все еще прекрасных глаз. — Некоторые из нас умирают, мы все умрем однажды, но семья вечна. Ты этого не чувствуешь?

Он кивнул, выражая свое полное согласие с ее словами.

— Мне вчера приснился такой чудесный сон, Джо, — продолжала она. — Как наяву. Я бежала по торфяникам, по направлению к поместью Шоу. Я мчалась, спасаясь бегством, но затем странный голос зазвучал в моем сердце. Я услышала, как мне сказали, что я могу лететь, если пожелаю. Словно какая-то невидимая сила подняла меня в воздух. Я полетела без усилий, словно оседлав ветер. Я посмотрела вниз, увидела Морланд-Плэйс, наши земли, овец, пасущихся на лугу, потом увидела, как люди заходят в дом и выходят из него, причем там были слуги и члены нашей семьи. Люди шли бесконечно. Видно было, как каждый занимался своим делом. Я улетела, но покой снизошел на мою душу.

Она остановилась.

— Какой странный сон, госпожа, — проговорил Джо.

— Но это был очень хороший сон, — сказала она.

— Да, хороший.

— Теперь, бабушка, вам надо отдохнуть, чтобы снова потанцевать со мной, — произнес Том.

Она обернулась и вздрогнула. Нет, не Том, конечно. Это был Нэд. Их голоса звучали так похоже!

— Я отдохнула. Ты можешь взять меня за руку. Но не быстро. Не забывай, как я стара.

— Мы здесь как раз для того, чтобы не забыть об этом, — весело отозвался Нэд. — Хотя по правде говоря, бабушка, выглядите вы так молодо, что либо говорите неправду о своем возрасте, либо вы колдунья, которая знает секрет вечной молодости, а значит, никогда не постареет.

— Ах ты, мальчишка, пойдем же, — рассмеялась Элеонора. — Любой сразу поймет, что ты был при дворе. Где еще могут научить так умело льстить? Твой дедушка однажды сказал, что я не постарею, но это было тридцать лет назад. Если бы он увидел меня сейчас, боюсь, он не повторил бы своих слов.

— Тогда я вызвал бы его на дуэль. Вы королева сегодняшнего вечера, вы королева моего сердца… — начал говорить Нэд.

— Прекрати немедленно, Нэд. Ты меня очень смешишь. Так не годится.

Он поцеловал ее руку.

— Все, что вы делаете, уместно и прилично. Вы настоящая королева.

Она продолжала танцевать до самого вечера. Около полуночи слуги затушили факелы. Все разошлись по спальням. Нэд и Ричард принесли гобелен в комнату Элеоноры и повесили его временно поверх старого.

— Завтра мы сделаем все как положено, — сказали они. — Мы хотим, чтобы завтра утром он был первым, что вы увидите.