А почему тебя волнует, кто и как о тебе подумает, будь это даже твои родители? Ты собираешься это сделать для себя, разве не так?

Эллисон оторвалась от зеркала и обвела взглядом комнату.

Да, для себя. Это будет мой малыш. Мой ребенок. Существо, которое я буду любить и которое будет любить меня.

В-третьих…

В глубине ящика она отыскала тюбик с тушью для ресниц. Тушь высохла, но, размочив ее, Эллисон удалось подкрасить кончики ресниц.

Она впервые надела жемчужные сережки, которые мать подарила ей на Рождество. Волосы собрала пучком, на сей раз пучок был значительно более пышным, нежели обычно. На шею и на лицо выпустила несколько локонов. Взглянув в последний раз в зеркало, она осталась довольна результатами своих усилий.

Когда в дверях зазвонил звонок, Эллисон подпрыгнула и почувствовала, что ладони мгновенно взмокли. Аргументы относительно того, почему бы им не зачать ребенка, не выдержали даже ее собственных контраргументов. Они, без сомнения, просто рухнут под напором критики Спенсера.

– Черт бы его побрал за то, что он мне учинил, – пробормотала Эллисон, выключая свет в спальне и направляясь к двери.

В течение долгих секунд после того, как Эллисон открыла дверь, она видела только его глаза, которые буквально ощупывали ее с ног до головы, вызывая жар во всех частях тела.

– Вы очень красиво смотритесь, Эллисон. – Спенсер вошел в комнату, взял ее руку, поднес к губам и поцеловал в запястье, где бешено бился пульс. Затем нежно прикоснулся к губам.

– Вы тоже великолепно выглядите, – каким-то чужим голосом произнесла Эллисон, когда Спенсер отпустил ее. Он был в двубортном голубом блейзере, зеленовато-серых брюках и белоснежной рубашке. Галстука на нем не было. Воротник рубашки Спенсер расстегнул, открыв загорелую шею и верхнюю часть груди с черными-завитками волос. Из нагрудного карманчика блейзера щегольски выглядывал уголок шелкового красного платка. – Такое впечатление, что вы собираетесь поднять якорь и выйти в море.

Он дотронулся пальцами до ее щеки.

– Пока нет.

Где-то внутри Эллисон затеяли танец бархатные бабочки. Одна из них достигла горла, мешая говорить.

– Вы уже подготовились к отъезду?

– Сначала мне хотелось бы увидеть ваши апартаменты.

– Особенно нечего смотреть. – Она показала рукой на гостиную и кухню за разделяющим их баром. – Вот и все.

Когда они снова взглянули друг на друга, Эллисон ничего не смогла прочесть в его глазах.

– Пойдемте. У вас есть шаль или накидка?

– Нет.

Они стали спускаться по лестнице. Эллисон нервно вздрогнула, когда Спенсер обнял ее. Пальцы у него мозолистые и жесткие, но прикосновения были очень деликатные. У машины он придержал ей дверь. Когда они оказались в салоне, возникла пауза. Спенсер не спешил заводить машину. Напряженно сидящая Эллисон обернулась к нему.

– Что случилось? – спросила она.

– Об этом хотел спросить вас я.

– Не пойму, что вы имеете в виду.

– Каждый раз, когда я дотрагиваюсь до вас, вы вздрагиваете, словно боитесь меня. Это меня чертовски раздражает, и, может, нам лучше сразу же поставить точки над i. Я не собираюсь вас насиловать, Эллисон. Я не делал этого ни с кем и никогда, поэтому не надо вести себя так, словно вам предстоит стать моей первой жертвой.

Эллисон отвела в сторону глаза:

– Я не замечала, что так веду себя.

– Замечали… Поверьте, если я соберусь заняться с вами любовью, вы первая узнаете об этом. – Их взгляды встретились. – Если бы я хотел заняться с вами любовью до обеда, мы бы уже были в вашей спальне. Я бы снял с вас платье, комбинацию, лифчик, колготки, трусики, и вы бы лежали подо мной совершенно нагая. Я т бы целовал вас и гладил вашу грудь, живот и бедра, вы бы просили меня о любви, и я был бы готов к этому. – Он смотрел на нее магнетическим взглядом. – А пока что вам надо расслабиться.

Расслабиться? После того как он перечислил все предметы одежды под ее платьем, словно просветил рентгеном? После того как откровенно и детально описал любовную игру? И все же она кивнула головой, хотя бы для того, чтобы он наконец завел машину и перестал смотреть на нее столь пронзительным взглядом.

Как ни странно, едва они отъехали, Спенсеру удалось вовлечь ее в непринужденную беседу. Они говорили обо всем и ни о чем в особенности. Он спросил ее, разговаривала ли она в этот день с Энн.

– Да, когда приехала домой, я ей позвонила. Энн уже дома и готовит праздничный обед для Дэвиса. По ее словам, чувствует она себя отлично.

– С ума сойти – сделать такую вещь, – засмеялся Спенсер. – Надеюсь, Дэвис будет доволен.

– Думаю, что да. – Они улыбнулись друг другу, и Эллисон поняла, что она уже расслабилась.

Ведя ее к ресторану, он положил руку ей на талию и улыбнулся, довольный тем, что она не вздрогнула. В течение всего обеда, похоже. Спенсер делал все, чтобы она чувствовала себя непринужденно. Несколько раз Эллисон от души смеялась. До десерта Спенсер не касался предмета, который они хотели обсудить за обедом.

Сделав глоток кофе, он поставил чашку на блюдце и спросил:

– Вы обдумали наш проект? Чтобы не уронить ложку, Эллисон поспешила сунуть ее в остатки шоколадного мусса. Аппетитный и прохладный, он вдруг показался ей совершенно безвкусным.

– Да.

– И что решили?

– Возникнет целый ряд проблем.

– Позвольте прояснить некоторые туманные моменты. – Он отодвинул чашку с блюдцем, положил на стол руки и наклонился к ней. – Прежде всего вам не следует беспокоиться о финансовой стороне дела. Я обеспечу вас и до, и после появления ребенка.

– Я не прошу об этом.

Он бросил на нее испепеляющий взгляд:

– Да, я знаю, вы горды и упрямы. Именно поэтому я настаиваю на своем. Теперь помолчите и дайте мне закончить. Во-вторых, как вы намереваетесь рожать?

Она видела всю абсурдность подобного разговора, но тем не менее ответила:

– Это будут естественные роды, если не случится осложнений.

– Хорошо. Я хочу присутствовать при этом.

Ее глаза округлились.

– Присутствовать?

Ей казалось, что в таком интимном деле должны участвовать люди, которые любят друг друга.

– Да. – Он улыбнулся белозубой улыбкой. – Неужели вы полагаете, что меня не будет интересовать рождение собственного ребенка?

– Допускаю, вас это интересует. – Некоторое время она разглядывала ложку, затем негромко спросила:

– Спенсер, а почему…

– Скажите это еще раз!

– Простите?

– Снова назовите меня по имени. Вы ведь это сделали впервые.

– Я называла вас по имени множество раз.

– Но не как Эллисон.

Он настолько пристально смотрел на ее губы, что они будто начинали пылать, и она провела по ним кончиком языка, чтобы немного охладить.

– Спенсер, зачем вам это нужно?

– Вы поверите мне, если я скажу: это способ завоевать ваше сердце?

– Нет.

– Что ж, тогда давайте считать, что я делаю это, чтобы послужить развитию науки.

Она не могла заставить себя поднять глаза, когда задала следующий вопрос:

– А вы… Есть ли… Это будет ваш первый ребенок? Он сжал ее руку.

– Да. Первый и единственный. И я хотел бы часто видеться с ним. Давайте заблаговременно условимся, что с вашей стороны не будет никаких препятствий на этот счет.

– Конечно же, не будет. Я хочу, чтобы мой ребенок рос счастливым. Он должен знать своего отца. – На самом деле она не надеялась, что Спенсер со столь неуемной любовью к странствиям обоснуется где-нибудь поблизости и станет вмешиваться в воспитание ребенка. Ему это быстро приестся. Если и будет навещать, то лишь изредка. Поэтому на подобное условие согласиться нетрудно.

– Вы говорите о ребенке так, словно непременно родится мальчик, – заметила она. – А если будет девочка?

Не имеет значения. Я даже представляю себе эдакую рыжеволосую дочку. Эллисон уже была готова застенчиво улыбнуться, но после следующего вопроса у нее вытянулось лицо, и она не сразу сумела ответить.

– Вы планируете кормить грудью? Она не подозревала, что ее пальцы настолько чувствительны к ласке. Спенсер гладил их, и на нее накатывали сладостные волны. А может, это происходило потому, что он так откровенно разглядывал ее грудь? Или же потому, что она представила себе, как кормит ребенка – темноволосого, голубоглазого малыша, а Спенсер с восхищением смотрит на них.

– Постараюсь выкормить грудью, – каким-то скрипучим голосом ответила она.

– Отлично. Одобряю. – Взгляд его подернулся дымкой, лицо приобрело какое-то мечтательное выражение.

– Когда вы будете готовы к воспроизведению?

Это был вполне закономерный с научной точки зрения вопрос. Однако он вызвал в ней чувственную дрожь. Она в смятении опустила глаза. Эллисон, постоянно оперирующая понятиями способность к, воспроизведению потомства и размножение, внезапно испытала не меньшее смущение, нежели викторианская девственница.

– В конце недели, – хриплым шепотом проговорила она. – Но нет необходимости слишком спешить.

– Я думаю, что чем скорее, тем лучше. Разве не так?

– Пожалуй. Но вообще-то это можно сделать в любое время, если я буду иметь… гм… ваш образец.

– Образец?

– Да. Он будет заморожен.

Спенсер прищурился и склонил набок голову.

– Должно быть, я что-то недопонял…

Что будет заморожено?

Она подняла на него глаза, но тут же их опустила.

Ну… вы же знаете что… Сперма.

– Будет заморожена! – Он громко рассмеялся, чем привлек внимание посетителей, обедающих за соседними столами. Эллисон нервно заерзала на стуле.

– Все на нас смотрят, – тихо зашептала она.

Он наклонился к ней, пытаясь подавить смех.

– Вы говорите об искусственном осеменении?

– Да, и, пожалуйста, не так громко. Спенсер вновь раскатисто рассмеялся.

Когда наконец смех его утих, он сказал конфиденциальным тоном:

– Мисс Лемон, вот что я вам скажу. У меня ничего не заморозишь. Распутина можно удовлетворить с помощью меховой перчатки, что касается меня, то, уверяю вас, это невозможно.

Эллисон покраснела до корней волос.

– Я надеюсь, вы не имеете в виду…

– Проверьте свою теорию.

Эллисон наклонилась к нему и прошипела:

– Вы знаете другой способ оплодотворения?

Спенсер широко улыбнулся:

– Да. Старый, традиционный способ.

– Н-но я не м-могу… традиционным способом!

– Никаких проблем! Мы сделаем это в любой позиции, какая вам только понравится. Я человек разносторонний, почему бы мне не попробовать что-то новое…

– Перестаньте! Я имею в виду, что, – она рукой провела разделительную линию, – между нами это невозможно.

– Почему?

– Потому что мы обсуждаем лишь одно: необходимо произвести человеческое существо. Все, что мне нужно, это получить образец спермы от вас, а затем я могу делать сколько угодно попыток, пока не произойдет оплодотворение.

Спенсер плутовато сверкнул глазами:

– Это нисколько не помешает воспользоваться моим способом. Мне вполне по душе идея сделать как можно больше попыток. – Он не дал Эллисон вскочить, удержав ее за руку. – Почему для вас это такая неожиданность? Вчера я сообщил вам, что хочу вас. Я откровенно сказал, что хочу затащить вас в постель.

– Вы сказали это, имея в виду Энн.

– Проклятие! Да я еще и в глаза не видел Энн, когда это сказал.

Похоже, Спенсер не на шутку рассердился. Он крепко сжал ее пальцы, его рот вытянулся в жесткую линию.

– Ну… я вовсе не желаю идти с вами в постель.

– Обманщица.

– Нет!

– Да! И к тому же вы хотите ребенка. Эллисон решила зайти с другого бока. Приведенные ею аргументы явно не действовали.

– Неужели вы думаете, что я поверю, будто вы хотите ребенка от женщины, которая стукнулась лицом о тротуар, весь вечер тыкалась как слепой котенок из-за того, что потеряла контактную линзу, спотыкалась и делала все невпопад, и вообще…

– Я приехал за вами, не правда ли? Так что перестаньте городить эти глупости и скажите прямо: да или нет?

Она закусила нижнюю губу.

– Не знаю. Я совсем о другом думала. Мне и в голову не приходило, что вы падете так низко и потребуете от меня этого.

– Вы очень удивитесь, насколько далеко я пойду в своем желании, – сказал он, подзывая знаком официанта. – Подумайте об этом. У вас есть время подумать, пока мы будем добираться до вашей квартиры.

Они ехали молча. Лишь один раз Спенсер заговорил:

– Вы думаете о том, о чем я просил?

– Да. Помолчите.

У двери квартиры она набрала побольше воздуха в легкие и повернулась к нему лицом.

– Ладно. Я хочу ребенка. Это важно для моей работы и жизни. Поскольку никакой другой мужчина с подходящими данными не ждет меня с распростертыми объятиями и раз вы этого хотите, я согласна, чтобы вы стали его отцом.