Джорджетт Хейер - Дитя дьявола

— Видала и в самом деле нет в Англии, — успокоила его Леони. — Но он увез с собой девицу!

— Что еще за девицу?

— Да так, одну потаскушку! Я даже приличного слова не могу подобрать для этой развратной особы!

— Ну и что за беда? Леони, ты же не станешь предаваться унынию из-за какой-то дурехи?

— Руперт, все гораздо серьезнее. Видал собирался уехать с той самой buorgeosie, а вышло… Руперт, он увез не ту сестру!

Его светлость тупо смотрел на герцогиню.

— Увез не ту сестру? Будь я проклят! — Он покачал головой. — Знаешь, Леони, в последнее время мальчик стал много пить! Если столь нелепое происшествие не образумит его, то…

— Он не был пьян, imbécile[61]! Во всяком случае, — честно сказала Леони, — я так не думаю.

— Иначе и быть не может! — объявил его светлость.

— Придется все тебе объяснить, — вздохнула Леони.

Сэр Руперт выслушал печальную повесть и глубокомысленно заметил, что его племянник окончательно сошел с ума.

— Эйвон знает? — уныло спросил он.

— Нет-нет, ему ни слова! Понимаешь, Монсеньор ничего не должен знать, вот почему ты немедленно отправляешься со мной во Францию.

Его светлость уставился на Леони с нескрываемым подозрением.

— Кто отправляется во Францию?

— Как кто? Я и ты!

— Только не я! — открестился Руперт. — В дела Доминика я вмешиваться не собираюсь. Лучше уж пусть отправляется в преисподнюю, не при тебе будет сказано.

— Ты должен! — возмутилась Леони. — Монсеньор никогда не позволил бы мне ехать одной.

— Не поеду, — упрямо повторил Руперт. — И ради Бога, Леони, давай прекратим этот досадный разговор! Когда я сопровождал тебя во Францию в прошлый раз, то получил пулю в плечо.

— Это уж совсем нелепо! — Леони округлила глаза. — Ну скажи на милость, кому придет в голову стрелять в тебя на этот раз?

— Если на то пошло, я не вполне уверен в драгоценном племянничке. Повторяю еще раз, я ради него даже пальцем не пошевельну.

— Прекрасно! — Леони твердым шагом направилась к двери.

Руперт с беспокойством посмотрел ей вслед.

— Что ты намерена делать?

— Я отправляюсь во Францию.

Его светлость попытался воззвать к здравому смыслу Леони, но герцогиня посмотрела на него невидящим взглядом.

Воодушевленный этим, сэр Руперт произнес пылкий монолог, посвященный безрассудству. Ее милость зевнула и открыла дверь. Его светлость выругался и сдался. И был тут же вознагражден сияющей улыбкой.

— Ты ужасно милый, Руперт! Мы отправляемся немедленно, ты не возражаешь? Я и так уже опаздываю на пять дней.

— Дорогая, когда отстаешь от дьявола на пять дней, можно сказать, что ты отстал навсегда, — философски заметил его светлость. — Боже, Эйвон меня убьет!

— Разумеется, не убьет! — отмахнулась Леони. — Он ведь ничего не узнает. Когда мы выезжаем?

— Как только я повидаюсь с моими банкирами. Я сделаю это завтра утром и от всей души надеюсь, что этим скрягам не придет в голову, что я бегу из страны. Мы можем поспеть на ночное почтовое судно, следующее из Дувра, но, если ты собираешься ехать быстро, дорогая Леони, внемли моему совету: поезжай налегке.

Герцогиня так и поступила. Когда на следующее утро карета сэра Руперта остановилась на Керзон-стрит, ее милость вышла из дверей особняка леди Фанни с одной-единственной шляпной картонкой.

— Леони, нельзя же путешествовать совсем без багажа! — не поверил своим глазам Руперт. — А горничная?!

Ее милость презрительно отвергла совет захватить с собой горничную и простерла обвиняющий перст в сторону многочисленных сундуков, громоздившихся на крыше кареты.

После недолгого, но темпераментного спора, в котором самое живое участие приняла леди Фанни, два громадных дорожных кофра лорда Руперта остались на попечении его сестры. За отъездом господ с интересом наблюдали мальчик-посыльный, несколько зевак и повариха. Мистер Марлинг прочел отъезжающим напутственную лекцию о том, какое количество багажа должен брать с собой путешественник, отправляющийся в Париж.

Когда карета наконец тронулась, леди Фанни заявила, что у нее мигрень, и поднялась наверх, отдав мистеру Марлингу распоряжение позаботиться о двух дорожных сундуках, сиротливо стоявших на мостовой.

Леди Фанни надеялась, что герцог появится не раньше чем через три дня. Но его милость объявился через два, повергнув сестру в уныние. Когда лакей сообщил, что прибыл герцог Эйвон, леди Фанни лежала на кушетке в дальней гостиной, всерьез обеспокоенная воздействием восточного ветра на ее хрупкий организм. При имени брата леди Фанни вздрогнула. Его милость она встретила ослепительной улыбкой, начисто забыв про бушующий за окном восточный ветер.

— Джастин, неужели это ты? Я так рада тебя видеть. Ты только взгляни на книгу, которую дал мне Джон! Ее написала этот синий чулок, миссис Мор. Ты не находишь, что эта особа невыносимо скучна?

Его милость подошел к камину и одарил сестру загадочным взглядом.

— Разумеется, милая Фанни. Надеюсь, ты, как обычно, находишься в добром здравии?

Леди Фанни вдохновенно пустилась перечислять свалившиеся на нее недуги. Тема оказалась весьма благодатной.

Его милость выказал вежливый интерес, что побудило леди Фанни закрепить достигнутый успех. Это действо продолжалось минут двадцать и свелось к подробному изложению труда доктора Кокки «Пифагорейская диета, или овощи как единственное средство, способствующее укреплению здоровья и лечению болезней». Герцог был сама учтивость. Леди Фанни наконец утомилась и замолчала. Повисло молчание. Его милость неторопливо втянул в себя щепотку табака, захлопнул изящную золотую табакерку и неторопливо произнес:

— Насколько я понял, милая Фанни, вскоре в нашем семействе будет пополнение.

Леди Фанни выпрямилась на кушетке.

— Пополнение? — запинаясь, повторила она. — Почему… Что ты имеешь в виду, Джастин?

Его милость вздернул тонкие брови. Леди Фанни почудилось, что глаза брата свирепо сверкнули.

— Похоже, меня ввели в заблуждение. У меня сложилось впечатление, что моя племянница собирается стать супругой господина по имени Комин.

— О! — выдохнула ее светлость, едва не упав в обморок от облегчения. Она устало откинулась на подушки. — Разумеется, Джулиана ни о чем подобном не помышляет, Джастин. Разве ты забыл, что я отправила ее в Париж подальше от этого злосчастного молодого человека?

— Напротив, как я понял, ты спровадила ее во Францию, чтобы предотвратить mésalliance.

— Но… но я именно это и имею в виду! — недоуменно возразила леди Фанни.

Его милость стряхнул с рукава крошку табаку.

— Позволь, моя милая сестра, поставить тебя в известность, что я сторонник этого брака.

Леди Фанни принялась нервно шарить в поисках флакона с нюхательной солью.

— А я нет! Джастин, этот Комин не жених, а сущее пустое место! Я собираюсь подыскать для Джулианы партию получше. Я была уверена, что тебе этот нелепый брак не понравится! Скажи, что на тебя нашло? Ты даже не видел этого Комина.

— Мне не хотелось бы противоречить тебе, Фанни, — вежливо сказал его милость, — но, надеюсь, ты пока не считаешь меня впавшим в старческое слабоумие? Я встречался с мистером Коми-ном, и он получил мое искреннее одобрение. Он представляется мне приятным молодым джентльменом, обладающим завидным присутствием духа. Меня лишь удивляет его необъяснимое стремление связать свою судьбу с моей племянницей.

Леди Фанни наконец отыскала пузырек с солью.

— Мне кажется, ты сошел с ума, Джастин. Позволь возразить: у меня есть все основания полагать, что Джулиана выйдет замуж за Бертрана де Сен-Вира.

Его милость улыбнулся.

— Боюсь, милая Фанни, тебя ждет горькое разочарование.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, но уверена, что не желаю этого нелепого брака, — взбунтовалась ее светлость. — Следовало догадаться, что ты явился только для того, чтобы наговорить мне гадостей! И если ты приехал из Нью-Хейвена лишь затем, чтобы поощрять капризы Джулианы, то я нахожу твою снисходительность отвратительной!

— Фанни, прошу, успокойся. Я скоро избавлю тебя от своего присутствия. Не сомневаюсь, ты будешь рада узнать, что сегодня вечером я уезжаю из Лондона.

Леди Фанни вздрогнула и бросила на брата затравленный взгляд.

— В самом деле, Джастин? Могу я спросить, куда ты намерен отправиться?

— Разумеется, — его милость был сама любезность. — Но ты, конечно, уже догадалась?

Леди Фанни испуганно пролепетала:

— Нет… да… Откуда мне знать? Так куда ты едешь?

Его милость направился к двери, насмешливо глянув на леди Фанни.

— К кузине Генриетте, дорогая. Куда же еще?

Он поклонился. Ее светлость в ужасе смотрела на брата, не в силах вымолвить ни слова. Прежде чем она успела собраться с мыслями, дверь за его милостью затворилась.

Когда мисс Марлинг узнала, что ее дорогая Мери надумала стать гувернанткой, у нее хватило благоразумия скрыть свою тревогу. Этой смышленой особе не составило труда проникнуть в мысли Мери, после чего Джулиана преисполнилась решимости во что бы то ни стало выдать подругу за своего кузена. Она терпеливо выслушала страстный монолог мисс Чаллонер о полном отсутствии в ее душе хотя бы намека на нежные чувства к маркизу. Разумеется, мудрая мисс Марлинг не поверила ни единому слову подруги и, когда Мери попросила помочь найти достойную семью, куда она могла бы поступить гувернанткой, откровенно сказала, что не знает такой. Мисс Чаллонер, имея в кармане лишь несколько позаимствованных гиней, поняла, что по-прежнему находится в полной власти милорда. Поскольку ей совсем не хотелось посвящать в свои тайны тетушку Элизабет — из опасения, что ее немедленно вышвырнут из дома, пришлось положиться на милость Джулианы. Мысль очутиться на улице в чужом городе оказалась слишком смелой даже для бесстрашной мисс Чаллонер. Мери с грустью подумала, что исчерпала почти все возможности для борьбы. Когда просьба, обращенная к Джулиане, не получила никакого отклика, девушка простилась с последней надеждой избавиться от его светлости.

Джулиана, без всякого сомнения, унаследовавшая от леди Фанни житейскую мудрость, указала мисс Чаллонер на преимущества брака с ее кузеном. Разумеется, Видал вряд ли будет образцовым мужем, но Мери поступит крайне глупо, если станет воротить нос от столь завидного жениха. Особенно, если принять во внимание, что целая армия девиц на выданье спит и видит, как бы связать себя брачными узами с его светлостью.

На эту страстную тираду Мери ответила с самым разнесчастным видом:

— Ох, Джулиана, я просила, я умоляла тебя помочь мне вырваться из этой золотой клетки! Неужели моя судьба тебе безразлична?

— Милая Мери, я буду на седьмом небе от счастья, если ты станешь моей кузиной, — заявила мисс Марлинг. Она нежно обняла подругу. — Честно говоря, дорогая, я боюсь Доминика. Я обещала Видалу, что не стану прятать тебя, но, даже рискни я это сделать, дьявольское отродье вмиг разыскал бы свою бесценную добычу. Что ты наденешь на сегодняшний бал?

— Я не пойду на бал, — ответила Мери бесцветным голосом.

— Господи, Мери, да почему?

— Я пробралась в дом твоей тетушки обманом, — с горечью сказала мисс Чаллонер, — вряд ли она взяла бы меня на бал, если бы знала правду.

— Ну так она же ее не знает! — беззаботно улыбнулась Джулиана. — Пойдем, милая моя, там будет Видал.

— У меня нет ни малейшего желания встречаться с его светлостью, — выразительно ответила Мери.

Мадам де Шарбонн, самая беспечная женщина на свете, проявила откровенное равнодушие к тому, что Мери остается дома, как, впрочем, и к ее внезапному появлению в Париже. В приступе отчаяния Мери сообщила легкомысленной хозяйке, что подыскивает работу. Донельзя изумленная мадам де Шарбонн сочла свою гостью rara avis[62] и решила, что балы и прочие светские развлечения вряд ли заинтересуют столь экстравагантную особу. На вопрос мисс Чаллонер, не может ли мадам порекомендовать ее какой-нибудь достойной семье в качестве гувернантки или компаньонки, она ответила крайне туманно.

Тем временем все шло своим чередом, и бал, которого с таким нетерпением ждала мисс Марлинг, приближался. Оценив по достоинству наряд Джулианы — платье из светло-розовой тафты, отороченное серебристой шиншиллой, с необъятным кринолином, — мисс Чаллонер попрощалась с подругой и приготовилась провести спокойный вечер в гостиной. Она намеревалась серьезнейшим образом обдумать побег, но ее ждало разочарование: спустя не более получаса после ухода мадам де Шарбонн и мисс Марлинг появился мистер Фредерик Комин.

Со времени злосчастной встречи в Дьепе Мери лишь однажды виделась с мистером Комином, и ей показалось, что он искренне сочувствует ей. Во время второй встречи мистер Комин вел себя подчеркнуто уважительно.