— А ты знал, что Майкл Ольшак в начале этого лета был в Манчестере и посещал семинар Тэры? — изогнув брови, осведомилась она. — Пока ты был в Японии?

Взгляд Сола едва заметно помрачнел, но Джорджиана уловила эту перемену и возликовала: значит, не знал.

— Джорджиана, — холодно и спокойно сказал ей Ксавьер, — однажды чрезмерное воображение доведет тебя до беды. — В его улыбке не было ни капли тепла. — Я пришел сюда, потому что тебе нужно было поговорить о каком-то серьезном деле и получить мой совет. Я пришел против воли, но был настроен доброжелательно. Так что не зли меня. Я не желаю выслушивать сплетни о своей жене, — твердо закончил Сол.

Его уход казался неминуемым.

— Нет! — Джорджиана вскочила, схватила его за руку и остановила. Затем порылась в сумке, вынула пачку фотографий и сунула ему в руку. — Это не просто сплетни!

Сол механически взглянул на снимки и уронил их на стол, как будто спасаясь от чумы. На столе лежали глянцевые фотографии Тэры и Ольшака, гуляющих по Лондону в обнимку; Ольшака, целующего темные волосы Тэры; Тэры, сияющими глазами смотрящей на Майкла снизу вверх…

— Нет, надо положить этому конец, — бешено процедил он сквозь зубы.

— Да! — жадно согласилась она. — Ты должен покончить с этим, Сол!

— Ради Бога, Джорджиана, я говорю о тебе и твоем беспардонном вмешательстве в чужие дела! — Его глаза извергали пламя. — Не смей больше делать ничего подобного! Никогда! И сейчас же отзови своих ищеек!

Джорджиана отшатнулась и вздрогнула, как будто он мог ее ударить.

— Однажды ты уже пыталась сделать нечто подобное. Помнишь, чем это кончилось? Я думал, тебя вылечили! — яростно бросил он.

Потрясенная Джорджиана задохнулась. Никогда с ней не разговаривали так грубо. Даже Сол.

— И не смей больше звонить в мой дом! — Его глаза опасно заблестели. — С кем ты рассчитывала поговорить сегодня? С Тэрой? С ней ты тоже хотела встретиться? Слава Богу, что ты попала на миссис Локтон! Она сразу же перезвонила мне. Думаешь, мы все дураки и не в состоянии раскусить жалкие игры женщины, у которой больше времени и денег, чем рассудка?

Джорджиана проглотила комок в горле. Все шло хуже некуда, но в ее колчане осталась еще одна стрела. Она тяжело вздохнула и пустила в ход последний козырь.

— Спроси у Тэры, когда должен родиться ребенок. Сопоставь сроки. Последние месяцы ты большей частью был в отъезде, — дрожащим голосом закончила она, наслаждаясь моментом триумфа. Теперь он все поймет и примет нужные меры. Но укрепления Ксавьера были неприступны.

Он не проявил никаких чувств, только презрительно скривил губы.

— Брось свои темные намеки, Джорджиана, — сказал он. — Наша жизнь с Тэрой проходит при свете дня. У нас нет секретов друг от друга. Даже такого рода, — заключил он, с презрением глядя на фотографии.

— Я только хотела предостеречь тебя, — в отчаянии пролепетала Джорджиана, пытаясь сохранить лицо.

— Не лги, Джорджиана. Забавляйся, но не за наш с Тэрой счет. Неужели ты не понимаешь, — добавил он, готовый взорваться от негодования, — что катишься по дороге, которую уже проезжала?

Голубые фарфоровые глаза уставились на него с недоумением.

— По дороге с ужасной трагедией в конце, — многозначительно напомнил он.

— Трагедией? — Она была сама невинность. — Ты имеешь в виду ту катастрофу?

— В частности.

— Но я тут ни при чем, Сол, — беспомощно сказала она. — Вы вместе ехали в машине и попали в аварию. Тэра пострадала…

Сол заскрежетал зубами.

— Джорджиана, — сказал он, сдерживаясь из последних сил, — я выслушал тебя и сказал все, что хотел. А теперь я ухожу. Ступай домой, к мужу, и оставь меня в покое. Пожалуйста, не звони мне больше и не назначай свиданий. Даже по моему мобильному телефону. Ты поняла?

— Да.

— Вот и хорошо.

— Прощай, — неуверенно прошептала она, но Ксавьера уже и след простыл.


Алессандра спустилась в метро, доехала до Риджентс-парка и пошла к пруду. Родители любили гулять здесь, когда она была ребенком. Мать приносила в пакете хлебные крошки, и Алессандра пыталась подманить ими надменных лебедей. Стояла ранняя осень. Парк выглядел ясным и безмятежным. На поверхности пруда играло золотое солнце, окруженное кремовой пеленой. Эта спокойная картина не имела ничего общего с бурей, бушевавшей в душе Алессандры. Ее одолевали сомнения и мрачные предчувствия.

Она брела, пиная ногами рано опавшие листья и перебирая в голове разговоры с родителями. Ей не давала покоя одна застрявшая в памяти короткая фраза отца: «Мама рассказала тебе свою новость?» Свою новость. Не нашу. Ужасно многозначительно.

Мысли Алессандры совершили прыжок и приземлились в отвратительном болоте. Выходило, что к беременности матери Ольшак имеет большее отношение, чем отец.

Нет, невозможно. Но если так подумает отец, брак родителей обречен.

Алессандра представила себе черную комедию, согласно которой Тэра производит на свет ребенка с огненно-рыжими кудрями. Становится очевидным, что его отец Ольшак. И об этом узнает весь мир.

И все начнут трещать, мрачно подумала Алессандра, что мать вообще не имела права беременеть в таком возрасте.

Она сильно зажмурилась, а затем открыла глаза.

— Рафаэль! — обратилась она к траве, воде и небу. — Ты нужен мне. Прямо сейчас. Очень.

Одинокий черный лебедь подплыл к берегу пруда. Изящная длинная шея покачивалась из стороны в сторону, словно он прислушивался к ее мольбе.

Алессандра улыбнулась лебедю, хотя в его блестящих глазах не было сочувствия. Птицу интересовала лишь еда.

— Ничего, — сказала она лебедю и обхватила себя руками. — Пусто. Прости. Все пусто.


Сол позвонил в кабинет Дейнмана.

— Ксавьер, — лаконично бросил он. — Слушай меня внимательно. Джорджиана опять принялась за свои фокусы.

— Угу, — буркнул доктор.

С Солом Ксавьером нужно держать ухо востро.

— Она следит за Тэрой. Думаю, с помощью какого-то частного детектива. У нее фотографии, на обороте которых записаны даты и время. Безвкусная дешевка.

Его сухой сарказм настораживал больше, чем ярость или прямая угроза.

Дейнман вздохнул:

— О Боже…

— Она уже не в первый раз использует наемников. Похоже, ей это нравится. Когда наш брак умирал, она подсылала мне эффектных девушек по вызову. Считала, что они удовлетворят мои нужды и ей не придется «делать мне одолжение»!

— Знаю, — сказал Дейнман. — Я был тогда ее врачом.

— Ах да, конечно. От личного врача нет секретов.

Да уж, молча согласился Дейнман.

— Ты обязан положить этому конец, — резко сказал Ксавьер.

— Попытаюсь. Я поговорю с ней.

— Не попытаешься, а сделаешь! — отрубил Сол.

— Я попытаюсь, — спокойно повторил Дейнман.

Несмотря на внешнюю мягкость, запугать его было нелегко. Даже грозному Солу Ксавьеру, которого доктор считал самым крепким орешком из всех своих знакомых. То, что Сол — бывший муж Джорджианы, здесь роли не играло. Просто он сильная личность.

— Сделай это с помощью своих психологических фокусов, — потребовал Сол. — Гипнозом или колдовством, если нравится. Только поскорее.

— Да, — задумчиво кивнул Дейнман. Рисуя в блокноте закорючки и размышляя о предстоящем деле, он услышал сигнал отбоя.


Тэра вернулась домой ближе к вечеру, приняла предложение миссис Локтон выпить чаю, но унесла чашку в спальню. Неуклюже забравшись на кровать (внутри уже шевелился ребенок), она с наслаждением вытянулась и закрыла глаза. Тело ныло, как после тяжелой работы.

Сначала она отправилась в больницу. Возникли какие-то проблемы с ультразвуковой установкой, и Тэре пришлось целый час ждать.

Затем она поехала на Харли-стрит к своему гинекологу. Похоже, все шло прекрасно. Ее врач уже связалась с больницей и узнала результат исследования: плод развивается нормально. Кроме того, она сообщила, что сделанный неделю назад анализ водной оболочки плода не показал никаких генетических отклонений, риск которых для немолодых матерей достаточно велик.

Однако, несмотря на хорошие известия, ожидание, осмотры и разговоры заставили Тэру почувствовать усталость и странную подавленность. Она с трудом доехала домой.

Все это время Тэра думала об Алессандре. Она поняла, что дочь несчастна. Собственные чувства Тэры, вызванные беременностью, грянувшей как гром среди ясного неба, были путаными. Но если раньше Тэру волновала главным образом реакция Сола, то теперь не давала покоя легкость, с которой она получила этот дар. Пока она мучительно привыкала к чуду, Алессандра отчаянно старалась достичь того, что Тэре далось само собой.

О Господи, пусть сбудется ее мечта, взмолилась Тэра. Моей дочери нужно, чтобы внутри нее рос маленький Савентос. Так же, как мне нужен растущий внутри маленький Ксавьер.

Трое сидели за простым ужином — холодное мясо, салаты и сыр.

Тэра была бледной и не такой выдержанной, какой ее помнила Алессандра. На ней были старые застиранные мягкие джинсы и просторная белая рубашка. Волосы, вымытые перед обедом, еще не совсем просохли. Она походила на девочку.

Сол передавал им тарелки с едой и рассказывал подробности своей встречи с Роландом Грантом.

Как хорошо, подумала Алессандра, что отец — светский человек. Иначе они были бы приговорены к унизительной необходимости избегать пауз, как собравшиеся вместе незнакомцы. И в то же время притворяться счастливой семьей.

Она наблюдала за родителями, как только что назначенный детектив, посланный на встречу с заданием найти ключ к разгадке.

— Роланд все еще старается убедить меня разрешить Майлзу Кингу написать мою биографию, — сказал Сол, нарезая хлеб удивительно ровными ломтиками.

Алессандра, напряженно следившая за реакцией родителей друг на друга, заметила, что глаза Тэры вспыхнули.

— Разве я не говорил об этом? — спросил Сол. — Наверняка говорил.

— Нет, — лаконично бросила Тэра, разрывая пополам кусок хлеба.

— Неужели? — поднял брови отец.

— Мне рассказал Роланд.

— А… Понятно.

— Ему показалось странным, что я не знаю этого, — с загадочной улыбкой промолвила Тэра. — Он думает, что у нас нет секретов друг от друга.

Родители обменялись коротким взглядом, похожим на электрический разряд, и Алессандра затаила дыхание. Она вдруг вспомнила звонок по мобильному телефону и короткие ответы отца. О Господи, нет!

— Майлз Кинг — великолепный писатель, — промолвила Тэра.

— То же самое говорит Роланд, — улыбнулся Сол. — Кинг хочет месяц понаблюдать за моей работой, прежде чем начать писать.

— Это было бы чудесно! — рассмеялась Тэра.

— Для него или для меня? — прищурился Сол.

— Для обоих. И что, ты согласишься?

На этот раз у взгляда, которым они обменялись, было куда более высокое напряжение. Алессандре пришло в голову, что лязг мечей в доме Савентосов честнее и предпочтительнее этой напряженной, сдержанной уклончивости.

Что-то пробормотав, она выскользнула из-за стола, взбежала по лестнице в спальню и позвонила Рафаэлю.

Когда раздались длинные гудки, у нее упало сердце. В третий раз за вечер она пыталась связаться с Рафаэлем. Там снимали трубку и молчали. Она могла поклясться, что слышит чье-то осторожное дыхание. Алессандра называла себя и просила позвать Рафаэля. Наступала тишина, а затем слышался щелчок разъединения связи. Изабелла, решила Алессандра. Сука.

Неудовлетворенность и беспокойство нарастали. Неужели она так и не поговорит с Рафаэлем? Ее затопила волна головокружительной дурноты.

Алессандра вновь набрала длинную цепочку цифр и с тяжелым сердцем принялась ждать.

Теперь включился автоответчик, говоривший вежливым голосом Катрионы.

Алессандра села на край кровати и закрыла глаза. Дикое и пугающее чувство утраты чего-то бесконечно ценного поглотило ее.

Ночь просачивалась в оксфордширский дом семьи Ксавьеров, достигала самых отдаленных уголков и щелей и наполняла их тайнами.

Лежа в постели, она прислушивалась к последним звукам уходившего длинного дня. Дом тихо поскрипывал в тишине: остывало отопление. За окном монотонно повторяла свой печальный призыв сова.

Она слышала тихие шаги родителей по лестнице. Сначала поднялась мать, а спустя час — отец. Алессандра представила себе, как они лежат в огромной кровати, отвернувшись друг от друга. Близко и в то же время очень далеко.

Она пыталась забыться сном, воображая, как завтра вернется на самолете в Испанию. Но беспокойство распаляло ее воображение…