Мэг Александер - Дитя любви

— А нельзя ли обойтись без подобных выражений?

— Мне приходилось часто слышать это слово, я давно к нему привыкла. Ублюдок, дитя любви — какая разница? Как бы там ни было, я хочу знать все.

— И поэтому решила продолжать поиски?

— Да! — кивнула Пруденс. — И вы не посмеете запретить мне!

— Я и не собираюсь ничего тебе запрещать. Просто ты должна знать, что к Лонгридж-Холлу не подойти ближе чем на милю. Манвелл держит свирепых собак, а в непрошеных гостей стреляют без предупреждения.

— Так, значит, он еще жив?

— Трудно сказать. Манвелл — отшельник. Себастьян крепче обнял ее за талию.

— Прошу тебя, не делай глупостей. Останься здесь и предоставь мне…

— Нет! — резко перебила Пруденс. — Я сама.

— А как же Дэн? Ты возьмешь его с собой? — (Пруденс молчала.) — По крайней мере предоставь ему право выбора. Мы будем рады, если он останется с нами.

Они уже подъехали к дому. Пока Себастьян помогал ей спешиться, она пообещала подумать. По пути в свою комнату она никого не встретила и, закрыв за собой дверь, с облегчением вздохнула. Разговор с Себастьяном утомил девушку, теперь она отчетливо сознавала, что рядом с этим человеком ей грозит опасность. Быстро переодевшись, Пруденс направилась в детскую. Няня дремала в кресле, мальчики дулись.

— А вот и Пруденс! — воскликнул Дамиан. — Наконец-то!

Его ликующий возглас разбудил няню.

— Мисс Пруденс, как хорошо, что вы вернулись! Прямо не знаю, что делать. Сегодня детям ничем не угодишь.

— Сколько можно сидеть взаперти! — проворчал Криспин.

Пруденс выяснила, что сегодня приезжал врач, убедился, что мальчики поправляются, и разрешил с завтрашнего дня поднять шторы.

— Вот и хорошо, а то торчим в темноте, словно на дне моря, — хмура добавил Криспин.

Чтобы отвлечь детей, Пруденс заговорила о море, кораблях и рыбалке и, когда мальчики немного повеселели, отослала няню отдыхать и предложила им игру в прятки, умело пресекая любые вспышки ссор и недовольства.

Няня вернулась в детскую незадолго до ужина. Пруденс поспешила к себе, чтобы переодеться. В комнате ее и нашла леди Брэндон.

— Как себя чувствует мадемуазель де Верней? — сразу осведомилась Пруденс.

— Ей гораздо лучше, дорогая. Сегодня она поужинает с нами. Бедняжка так расстроилась, узнав, что лишилась чувств прямо за столом! Мне пришлось долго уверять ее, что мы все понимаем. Видишь ли, во Франции остался не только Жиль, но и родители Габриэллы.

— Должно быть, она беспокоится о них, — сочувственно подтвердила Пруденс. — А как ваша дочь, мадам?

— Софи, уже взяла себя в руки и пообещала не поддаваться тягостным мыслям. — Ее светлость помедлила. — Пруденс, я хочу кое-что сказать тебе. Надеюсь, ты не обидишься… Дело в том, что Фредерик решил сделать тебе маленький подарок — в знак признательности за твою заботу о мальчиках.

— Мэм, это совершенно ни к чему…

— Дорогая, он настоял на своем. — Ее светлость вынула из кармана небольшой кошелек. — Он сам хотел выбрать тебе подарок, но не успел, поэтому оставил деньги. Купи себе, что пожелаешь.

Пруденс покраснела до корней волос.

— Мэм, я не могу их принять…

— Прошу тебя, не отказывайся. Вспомни о собственном великодушии. Каково бы тебе было, если бы кто-нибудь отверг его? — Леди Брэндон положила кошелек возле зеркала.

Пруденс решительно покачала головой.

— Я ни за что бы не настаивала, если бы не просьба Фредерика. Ладно, если ты не хочешь брать деньги для себя, почему бы не взять их для Дэна?

Пруденс в отчаянии опустила голову. Мысль о Дэне поколебала ее решимость.

— Давай покончим с этим нелепым разговором, — предложила ее светлость. — Сегодня наша кухарка превзошла себя. Она надеется убедить французских гостей в том, что в Англии знают толк в искусной стряпне. Не будем заставлять ее ждать.

Пруденс вышла из комнаты вслед за хозяйкой дома, надеясь, что никто не узнает о подарке Фредерика. Она вдруг почувствовала себя служанкой, которую вознаградили за услугу. Здесь, в Холвуде, к ней относились как к члену семьи, но Пруденс понимала: ей не место среди аристократов. Даже их доброта временами уязвляла ее.

Внезапно ей стало стыдно. Пруденс знала свои худшие недостатки — упрямство и гордыню. Ей давно пора научиться быть покладистой и благодарной. С принужденной улыбкой она вошла в столовую.

Софи и Арман встретили ее приветливо. Габриэлла весело щебетала с Себастьяном. Перри хмурился. Глядя на него, Пруденс вопросительно приподняла брови.

— Сегодня я не в духе, — вяло объяснил он и поинтересовался: — А как дела у наших маленьких монстров?

— Гораздо лучше. Они рассказали мне, как ловили рыбу.

— Это великолепное развлечение, — оживился Перри. — Когда-нибудь я возьму тебя с собой на рыбалку.

Внезапно Пруденс почувствовала, что Себастьян не сводит с нее странного взгляда. Но вскоре он отвернулся и всецело посвятил себя беседе с француженкой. Пруденс прислушалась к шутливой перепалке Армана и Перри, сидящих по обе стороны от нее.

Кухарка и вправду постаралась на славу. За фламандским, супом последовали устрицы в тесте, запеченный омар, блюдо жареных цыплят с грибным соусом и пироги с индейкой и бараниной. Перри и Арман воздали должное каждому блюду, сырам, фруктам и орехам. Пруденс на десерт ограничилась лишь фруктовым салатом, проигнорировав хрустящие яблочные пирожки — излюбленное лакомство молодежи этого дома.

— Ну, Арман, что ты теперь скажешь об английской кухне? — осведомился Перри.

— А что я могу сказать? — Арман изящным жестом поцеловал кончики собственных пальцев. — Это бесподобно!

Кухарка, стоявшая у дверей столовой, смущенно покраснела и поспешила удалиться.

— Ты добился своего! — заметил Себастьян. — Теперь ты доволен?

Пруденс облегченно вздохнула, увидев, что братья помирились. Вскоре дамы удалились, оставив мужчин за столом. Покинув столовую, Себастьян подошел к Пруденс.

— Ты не передумала? — спросил он, понизив голос.

Пруденс отрицательно покачала головой.

— Пруденс, я же объяснил: мой поступок непростителен, но больше он не повторится.

— Да я об этом сразу забыла, — солгала Пруденс. — Не вы первый пытались поцеловать меня. Я давно перестала обращать внимание на подобные выходки…

Реакция Себастьяна ошеломила ее: он побледнел как полотно.

— Неужели мои поцелуи для тебя ничего не значат?

— Разумеется, сэр. Вы же сами сказали, что это был минутный порыв!

— Ты на редкость великодушна. — Поклонившись, Себастьян отошел.

Разговор между Себастьяном и Пруденс не прошел незамеченным для леди Брэндон. Выражение на лице сына встревожило ее. Она прошла через комнату и присела рядом с Пруденс.

— Что случилось? — негромко спросила ее светлость.

— Лорд Уэнтуорт считает, что мне не следует уходить отсюда.

— Себастьян желает тебе только добра, — заметила леди Брэндон. — А если он показался тебе слишком резким, прости его: мой сын искренне беспокоится о тебе и Дэне.

Пруденс застыла в неподвижности: ей казалось, что стоит пошевелиться — и весь мир вокруг разобьется на тысячи осколков. Будто что-то умерло у нее в душе, лишив способности смеяться, ходить и разговаривать, как другие люди. Пруденс молилась лишь о том, чтобы это оцепенение продолжалось как можно дольше — терпеть его было легче, чем мучительные мысли. Она выпалила жестокие слова не задумываясь, не собираясь причинить Себастьяну боль, но попала не в бровь, а в глаз. Внезапно ей вспомнилось, что врачи ампутируют безнадежно поврежденную конечность, чтобы спасти человека. Именно так поступила и. она.

Леди Брэндон подозвала к себе дочь, надеясь с ее помощью вывести Пруденс из шокового состояния.

— Поговори с Софи, дорогая, — мягко предложила она. — Она хотела узнать о том, как ты жила раньше… — И, бросив на дочь многозначительный взгляд, удалилась.

Софи была слишком умна, чтобы сразу заводить серьезный разговор. Она весело защебетала, не обращая внимания на то, что девушка отделывается односложными и безучастными ответами. Наконец Софи решила действовать напрямик:

— Пруденс… надеюсь, можно звать тебя просто по имени?.. Благодарю. Должно быть, тягостно знать, что ты одинок в этом мире, что у тебя нет ни единого родственника…

Пруденс встрепенулась, а Софи продолжала:

— Я пыталась представить, как чувствовала бы себя, случись такое со мной. Наверное, ты зла на родителей?

— Раньше я чувствовала гнев и горечь, но теперь уже нет. Должно быть, у родителей были веские причины отказаться от меня.

— А ты хотела бы найти их? Будь я на твоем месте, я непременно их разыскала бы!

— Мадам, в этой семье только вы согласны со мной…

— Зови меня просто Софи. Надеюсь, мы подружимся.

Пруденс растерянно отвела взгляд. Обаяние новой знакомой было подкупающим.

— Да, мне хочется найти родителей, — вдруг прошептала Пруденс.

— Ты права. Всегда поступай так, как считаешь нужным. Никому не позволяй сбить тебя с пути.

Эти неожиданные слова укрепили решимость Пруденс. Как оказалось, у нее с Софи есть немало общего. Мучительная боль одиночества вдруг утихла, а вместе с ней — и желание отомстить, и слепая ненависть. Пруденс уставилась на Софи широко распахнутыми глазами.

— Приходи завтра ко мне, — предложила та. — Я постараюсь чем-нибудь тебе помочь.

В этот момент в душе Пруденс шевельнулось первое подозрение. Неужели все члены этой семьи озабочены ее участью? Ей вспомнился подарок графа. Она не заглядывала в увесистый кошелек, но поняла, что в нем золото. Чтобы купить какой-нибудь милый пустячок, ей хватило бы нескольких шиллингов…

А теперь и сестра Себастьяна предлагала ей помощь! Это выглядело странно — тем более что они едва успели познакомиться. К тому же у Софи сейчас хватало своих забот. Вероятно, кто-то попросил ее поддержать сироту.

— Почему вы хотите помочь мне? — спросила она. — Мне не нужна жалость.

— Жалость тут ни при чем, — заверила ее Софи. — Все мы — мама, Себастьян и я — восхищаемся твоей силой духа. — И она оглянулась на брата.

Забыв о недавнем происшествии, Себастьян увлекся беседой с Габриэллой. Что ж, трудно его винить: сегодня миниатюрная француженка в своем бледно-голубом шелковом туалете выглядела особенно прелестно. Цвет платья выгодно подчеркивал оттенок ее глаз.

— Красивая пара, правда? — негромко спросила Софи. — Мамино заветное желание — поскорее женить Себастьяна.

Понятно; ее светлость не прочь породниться с французскими аристократами. Вероятно, ей неизвестно о том, что Габриэлла уже помолвлена.

— А разве мадемуазель де Верней еще не… Ее брат говорил…

— Что она обручена с Люсьеном? Еще ничего не решено. Габриэлла слишком молода. По-моему, она до сих пор сомневается в своих чувствах. — Софи улыбнулась. — Знаешь, она моя лучшая подруга.

Пруденс вскинула подбородок. Неужели это было предостережение? В таком случае Софи старалась зря: решение уже принято.

Но прежде следовало поговорить с Дэном. Пруденс твердо знала, что мальчик не согласится остаться в Холвуде. Уйти, не сказав ему ни слова, было бы слишком жестоко. Поглощенная своими мыслями, Пруденс не заметила, что разговор перешел на положение во Франции, и встрепенулась, лишь услышав обращенный к ней вопрос Армана:

— Мисс Пруденс, вы согласны, что Австриячка — источник всех бед моей милой родины? — Его лицо раскраснелось от волнения.

Пруденс покачала головой:

— Мне трудно судить. Я слишком мало знаю о королеве Марии Антуанетте…

— Арман, ты слишком сурово судишь ее, — вмешалась Габриэлла. — Ее выдали замуж в пятнадцать лет, с самого начала ее окружали враги — вспомни, к примеру, Дюбарри! — В пылу спора никто не подумал о том, как неприлично обсуждать бывшую любовницу короля.

— Австриячка — предательница! — яростно выпалил Арман. — Помнишь письма, которые австрийский посол передавал ее матери? Мария Терезия знала о том, что происходит во Франции, лучше нашего короля!

— Кто же в этом виноват? — возразила Софи. — Он сам не проявлял ни малейшего интереса…

— Королева могла бы убедить его. Она же непрестанно вмешивалась в политику…

— Но разве сейчас она не заслуживает сочувствия? — Лицо Габриэллы опечалилось. — Вспомни, шесть месяцев назад она потеряла старшего сына!

— Я сожалею о смерти дофина, но в конечном итоге в ней виновата именно она.

— Прости, Арман, но ты ошибаешься, — впервые вступил в разговор Себастьян. — Прежде всего, вы с Габриэллой слишком молоды, чтобы понимать всю сложность положения.

Его слова были встречены молчанием. Софи обратилась к Пруденс.

— Должно быть, наши споры утомили тебя, — негромко заметила она. — Несмотря на все старания, мы никак не можем отделаться от мрачных мыслей.