— Не думаю, что это будет разумно.

— Почему?

— Мы так долго хранили секрет: ты, Ли, Грегори, Кристабель и я — кроме нас, никто больше…

Внезапно я в ужасе замолчала. Был еще один человек, знающий эту тайну. Я снова увидела эти злобные, насмешливые глаза: «…Корчила из себя девственницу, тогда как приехала туда, чтобы произвести на свет своего маленького ублюдка!"

Харриет поднялась с места и обняла меня за плечи.

— Наша тайна так и останется тайной, — сказала она. — Только он и будет знать. Представь, как он обрадуется этому! Ты непременно должна сделать это, Присцилла!

— Нет! — воскликнула я. — Чем меньше людей посвящено в наш секрет — тем лучше! Харриет пожала плечами.

— Ну, тогда я должна признаться тебе кое в чем: он знает! Я с удивлением поглядела на нее. — Ты ему сказала?! Харриет, как ты могла?! — Равно как и твоя, это была моя тайна!

— Я решила, что лучше будет сказать ему, — ответила она и быстро продолжила:

— То, что я сделала, будет лучшим выходом для всех. Он скоро будет здесь — я просила его приехать, он хочет увидеться с тобой и поговорить.

Я была ошеломлена. Не было смысла упрекать Харриет: это было очень похоже на нее — сначала сделать так, как ей захочется, а после поставить в известность остальных. Мне хотелось наорать на нее, сказать, что это мое личное дело, но это было не так: она тоже участвовала во всем.

Примерно час спустя до нас донесся звук копыт со двора. Харриет и я спустились, чтобы приветствовать Роберта Фринтона. Увидев меня, он протянул руки. Нас обоих переполняли чувства, поэтому я кинулась ему в объятия, и мы крепко обняли друг Друга. Немного спустя он отодвинулся и посмотрел мне в глаза.

— Ты сделала меня таким счастливым, — сказал он, — таким счастливым! Для меня это равноценно чуду! Случилось нечто, о чем я никогда даже и не мечтал! Я ведь сразу полюбил эту девочку, я даже выразить не могу, что это означает для меня!

И когда я увидела его радость, я почувствовала, что простила Харриет.

Весь тот день мы провели вместе, и он, не переставая, говорил о Карлотте. Он привез ей в подарок золотую цепочку с алмазным кулоном. Она была очень рада ей: Карлотта любила подарки, и у нее была страсть к драгоценным камням.

Роберт Фринтон и я вместе вернулись в Эверсли. Все время он рассказывал мне о той радости, которая охватила его, когда узнал, что Карлотта — дочь Джоселина.

— Теперь, благодаря тому, что я знаю о ребенке Джоселина — и о каком ребенке! — я меньше тоскую по нему, — сказал он. — Как бы мне хотелось, чтобы все обернулось иначе! Ему вовек не найти бы лучшей пары, и Карлотта восхищает меня. Мне хочется все время смотреть на нее, я хочу слышать ее голосок. Она — самый прелестный ребенок, что я когда-либо видел! Я чувствую себя так, будто обрел вторую жизнь. Как я благодарен судьбе, что привела меня в Эндерби-холл! Ведь это действительно судьба, не правда ли? А в доме была она, в «Шкафу Карлотты». О, как я счастлив! Присцилла, не бойся, это будет нашей тайной до тех пор, пока ты сама не решишь открыть ее. Я ни в коем случае не буду заставлять тебя сделать это, тебя, подарившую мне такие прекрасные моменты счастья!

Так он говорил, и я подумала, что ничего плохого не случилось. Он был очень хорошим человеком, и не было сомнений, что это откровение доставило ему огромную радость.

Но когда я вскоре после этого поехала навестить его в Эндерби-холле, то, войдя в дом, я опять ощутила какие-то странные опасения. Этот дом принадлежал теням, и, несмотря на богатую мебель и запахи благовоний, которых слуги не жалели, в воздухе его все равно витало какое-то зло.

Когда же вышел Роберт, то настроение, казалось, мигом изменилось, но, пока я стояла в том зале одна, я чувствовала нечто зловещее. Я подумала, не была ли это тень прошлой трагедии, разыгравшейся здесь, однако что-то мне упорно твердило, что приближается новое несчастье.


После нашего с Харриет признания я все больше и больше открывала для себя Роберта. Мы очень сблизились, он стал частым гостем в Эверсли-корте, а я навещала Эндерби-холл. Каждый раз при виде меня он буквально лучился радостью. Порой со мной приезжала и Карлотта, и эти дни, разумеется, были для него настоящими праздниками.

Я была рада тому, что Карлотта искренне любит его и перестала кокетничать с ним, но это не имело никакого значения: кокетство и умение очаровывать людей были у нее в крови. Такой была ее природа, и чем больше он радовался ее появлению, тем больше она любила его. Он даже пробудил в ней нежность, которой раньше я не замечала. Она обожала угощать нас кофе и шоколадом, что в последнее время стало очень модным в лондонских кофейнях. Карлотта занималась столом, а мы с гордостью наблюдали за тем, как она подносит нам разные напитки.

— Мои родители, когда были в Лондоне, пили чай, — говорила она нам. — Это какая-то странная заморская трава, как они говорят. Особенно она им не понравилась, но сейчас ее пьют все известные люди.

Ее глаза блестели. Я знала, как она хочет поехать в Лондон и встретиться со знаменитостями.

— Моя мать говорит, что, когда мне исполнится четырнадцать — то есть уже в этом году, — она повезет меня в Лондон!

Я никак не могла привыкнуть к тому, что она называет Харриет матерью, хотя времени уже прошло немало.

— А что ты будешь делать в Лондоне? — снисходительно спросил Роберт.

— Я хочу поездить по балам и чтобы меня представили королю! Жаль, что бедняжка королева умерла: это означает, что в королевском дворце все горюют. А на трон нет наследника, кроме принцессы Анны, и поэтому они тоже горюют. Но ведь на балах должно быть веселье, да? Я так хотела бы побывать там! Бенджи сказал, что еще очень весело ходить по кофейням: там встречаются важные люди и говорят, говорят… А потом есть еще лавки! О, как бы мне хотелось побывать в Лондоне!

— А что бы ты купила в лавках? — спросил Роберт.

— Я бы купила прекрасных тканей, чтобы сшить из них бальные платья, купила бы амазонку жемчужно-серого цвета с серой шляпкой, на которой бы качалось перо с оттенками голубого цвета, но чтобы не очень много голубого… скорее, голубовато-серого цвета! А потом я бы купила бриллиантовую брошь!

— Кажется, — прервала я ее, — за несколько часов ты бы потратила целое состояние! Может, для начала тебе следовало бы остановиться на чем-нибудь одном?

Я заметила, что Роберт про себя подсчитывает стоимость всего этого, и догадалась, каков будет итог. Скоро мы увидим Карлотту, щеголяющую в серой амазонке, в дом прибудут шелка, а там не заставит себя ждать и бриллиантовая брошь. Я долго спорила с ним.

— Вы делаете ей слишком много подарков, — протестовала я. — Она может задуматься — почему?

— Карлотте никогда не приходит на ум вопрос, почему люди стараются исполнить ее малейшие прихоти. Я никогда не видел такой восхитительной девушки!

Вскоре настал ее четырнадцатый день рождения — хмурый октябрьский день. Когда я проснулась, то, как всегда в это время года, вспомнила этот день в Венеции, когда я впервые услышала крик моей малютки.

Моя мать обожала праздновать наши дни рождения и всякие другие годовщины. Она была очень сентиментальна и пыталась сохранить дружбу семьи. День рождения Карлотты был особым, ибо та считала, что с этого дня она станет взрослой. Справляли его в Эйот Аббасе, так как, несмотря на то, что большую часть своего времени она проводила в Эверсли, там был ее настоящий дом. К списку ее почитателей и почитательниц добавилась и Амелия Гарстон, и между ними завязалась тесная дружба, которая когда-то связывала и нас с Кристабель. Харриет сказала, что хорошо бы, чтобы у нее появилась подруга примерно такого же возраста, может, чуть постарше, и тогда на сцене появилась Амелия.

Главный зал Эйот Аббаса был украшен всеми цветами и ветками, которые только можно было набрать в это время года. Приехали я с Дамарис, мои родители, Джейн с сыном и Салли Нулленс, которая искренне уверовала в то, что ей ни в коем случае нельзя отлучаться от детей.

Естественно, там был и Роберт Фринтон. Он ждал этого события уже многие недели, как он поделился со мной, и, вероятно, приготовил для Карлотты множество дорогих подарков. Карлотта, в чем я была абсолютно уверена, очаровательно улыбнувшись, поблагодарит его и пообещает, как она сама это называла, «всегда присматривать за ним». Ее чувства к нему никогда не переставали удивлять меня, так как она была постоянно занята своими собственными делами, но, кажется, находила его преданность особенно трогательной.

Я никогда не видела Карлотту такой красавицей, и, конечно, она была в центре внимания, ведь все-таки этот день принадлежал ей. Был приготовлен большой праздничный торт, который Карлотта торжественно разрезала. Она была в платье темно-синего цвета, сделанном из шелка, что прислал ей Роберт, а на ее груди переливалась бриллиантовая брошь — также его подарок. В волосы она вплела нитку жемчуга — подарок Харриет и Грегори, а на пальце сияло кольцо с сапфиром, подаренное мной и Ли. Может, слишком много драгоценностей для ее возраста, но это ее день рождения, и она должна была порадовать всех дарителей, надев на себя их подарки.

Она была очень счастлива, а когда радовалась, то старалась сделать так, чтобы все вокруг тоже были счастливы. Она долго танцевала с Бенджи, которому к тому времени исполнилось почти двадцать. Я была согласна с Харриет, что, несмотря на то, что она была намного моложе его, они бы хорошо смотрелись как семейная чета. Бенджи, когда был рядом с Карлоттой, действительно всегда выглядел слегка смущенным. Я задумчиво поглядела на него. Правда ли то, что он влюблен в нее, хоть и думает, что она его сестра? Каким сложным становится все, когда человек отступает от общепринятых правил! Интересно, какой была бы его реакция, если бы он внезапно узнал, что Карлотта не сестра ему?

Постепенно я начинала понимать, что рано или поздно мне придется открыть правду. Я могла бы рассказать ее матери — я была уверена, что она поймет меня, но мне очень не хотелось, чтобы узнал отец. Хотя почему он должен плохо думать обо мне, если он вообще никогда обо мне не задумывался? Ответа на этот вопрос я не знала, но чувствовала, что отец очень критически отнесется к случившемуся. Сам он неоднократно и с легким сердцем вступал в случайные связи, в этом я была уверена. Было, по крайней мере, одно доказательство этого — моя сестра Кристабель. Так как он может судить меня? Но все равно я бы не вынесла, если б он узнал. Он властвовал надо мной, его образ, как всегда, занимал мои мысли. Тот факт, что я спасла ему жизнь, мог бы что-то изменить… если б он знал! Порой я думала о том, что бы было, если б я ему рассказала; я, как наяву, слышала мои слова: «Карлотта — моя дочь! Да, у меня так же, как и у тебя, есть незаконнорожденная дочь! Я бы вышла замуж за ее отца, останься он в живых, твоя же связь была абсолютно другой: ты вступил в нее ради удовлетворения своей страсти, так как ты можешь критиковать меня? И я скажу тебе еще кое-что, тебе, который никогда не хотел дочери, а когда она случайно родилась, никогда не обращал на нее внимания, — я скажу тебе, что, не будь ее, ты бы сейчас был мертв и умер бы в ужасных муках! Я дорого заплатила за твою жизнь, и то, что случилось со мной тогда, оставило в душе шрамы навсегда!"

Я часто думала о том, что бы он ответил, если бы узнал об этом, но не переставала говорить себе, что такого никогда не должно случиться.

А теперь надо было подумать о Карлотте и Бенджи. Я заметила, что Харриет наблюдает за ними. Потом ее взгляд переместился на меня, и я поняла, что Харриет расскажет все Бенджи так же, как рассказала Роберту Фринтону. Может, она была права? Если кто-то оступился, почему от этого должны страдать другие?

В танцах наступил перерыв. Карлотта поднесла Роберту Фринтону бокал вина и присела рядом с ним. На его лице появилась счастливая улыбка, когда она прикоснулась к брошке на груди. Я поняла, что она говорит ему, как ей понравилась брошь, и благодарит от всего сердца. Она наклонилась и поцеловала Роберта. Он взял ее руку и нежно пожал. Она не отдернула ее, и я подумала, что она действительно любит его.

Вновь зазвучала музыка. Карлотта взяла у Роберта бокал и поставила его на стол. Затем она заставила его подняться с места и вышла на середину зала, чтобы начать танец. Он двигался с заметным трудом, и я подумала, каким же старым он выглядит, но, может, таким он казался на фоне яркой молодости Карлотты. Они прошли в танце вокруг зала, и к ним присоединились остальные. Вдруг Роберт Фринтон заметно побледнел и, пошатнувшись, упал. По залу пронесся общий вздох, музыканты резко оборвали мелодию, и на несколько секунд воцарилась полная тишина. Карлотта опустилась перед ним на колени и стала развязывать галстук. Из толпы выбрался мой отец.

— Доктора, быстро! — сказал он Харриет.

Так закончился четырнадцатый день рождения Карлотты. Роберта Фринтона сразу перенесли в постель, а вечером он умер. Лишь на пару минут пришел он в сознание, чтобы увидеть Карлотту, сидевшую у его кровати. Он нежно погладил ее по руке, а она опустилась перед ним на колени. По щекам ее катились слезы.