Беверли Льюис - Дитя мое

Келли приехала за десять минут до начала своей смены. Она заранее переоделась в форменную одежду. Оставшееся время она потратила на то, чтобы морально подготовиться. Келли боялась предстоящей работы. Тяжелой та не была, а вот сон после смены давался ей с огромным трудом.

Ожидая в своей машине возле той стороны здания, где находились подсобные помещения, Келли слушала местную христианскую радиостанцию. Ноздри щекотал дымок, тянущийся от закусочной напротив. Там жарили стейки на дровах дерева гикори. Сзади звякнул металл крышки мусорного бака. Келли порывисто обернулась и встретилась взглядом с улыбающимся Леном. Коллега помахал ей рукой и вернулся в помещение через черный ход. Желая немного успокоиться, Келли нервно забарабанила пальцами по рулевому колесу. Все ее мысли вертелись вокруг лабораторных анализов, ставших возможными благодаря ее поездке в Калифорнию.

Не следовало слишком обольщаться, но Келли не могла не думать: «А что, если вдруг…»

Будучи не в состоянии расслабиться, она подключила свой мобильный телефон к дешевому кассетному адаптеру. Включив собственную музыкальную подборку, Келли открыла большой кошелек и посмотрела на фотографию Эмили, сделанную почти девять лет назад. Губы тихо произносили слова древней молитвы.

Мысли нахлынули на нее. На волнах музыки она уплыла в прошлое… Миленькая детская комната в розово-белых тонах… Там она укачивала свою новорожденную дочку в ранние утренние часы… Там Келли осторожно носила ее, нашептывая на ухо малышке слова любви к Иисусу… Как же она мечтала о счастливом будущем… о близких отношениях с дочерью… Тогда все это казалось вполне реальным…

Когда до начала смены осталось пять минут, Келли выключила музыку и принялась мысленно читать молитву. Она с огромным трудом отгоняла от себя воспоминания о Малибу и встрече с премиленькой Сидни, единственной ее надеждой на данный момент.

Закончив молиться, она распахнула дверцу автомобиля и по переливающемуся на солнце тротуару зашагала к магазинчику. Впереди ее ждала нелегкая ночная смена. Легкий дождик увлажнил ей лицо. Келли остановилась и взглянула на ярко-красную неоновую вывеску, сверкающую на темнеющем небе. Неплохой символ того, во что превратилась ее жизнь.

«Не навечно, – пообещала она себе и повторила молитву, которую произносила уже восемь лет подряд: – Прошу! Убереги ее».

Джек постучал в дверь Натти.

– Родная!

– Все в порядке, – раздался тихий голосок.

Толкнув дверь, Джек оказался в мире Натти: украшенные цветочками премиленькие зеленые обои, лиловый коврик с узором из босых ножек, постеры с Ариэль, Беллой, Рапунцель и Немо[6]. Справа в углу, над туалетным столиком с зеркалом, висела большая сетка с мягкими игрушками племянницы.

«Она уже достаточно взрослая, чтобы отказаться от этого», – не так давно сказала ему Сан.

«Пусть подольше остается ребенком», – ответил ей Джек.

Переодевшись в ночную пижаму, украшенную розового цвета узором, Натти теперь сидела на кровати, скрестив ноги. Руки сложены на груди. Лицо чем-то запачкано. Девочка смотрела на дядю своими большими карими глазами. Тонкие каштановые волосы волнами обрамляли детское личико. Падающий сверху электрический свет отражался на них, образуя нечто похожее на нимб. Джек заметил, как по щеке ребенка катится слеза. Натти вымученно улыбнулась. Глаза ее блестели.

– Извини, что задержалась.

– С тобой все в порядке, родная?

Девочка состроила гримаску.

– Немного отвлеклась.

«Немного отвлеклась». Одна из любимых фразочек Лауры. Няня употребляла ее всякий раз, когда заведенный порядок вещей давал сбой: то Натти задерживалась в «Американском буфете», то надевала разные носки, то возвращалась с многочасовой прогулки в парке вымотанная до предела.

«Ты, дорогуша, немного отвлеклась, не правда ли?»

Сев рядом, Джек потрепал племянницу по волосам.

– О чем думаешь?

Покачав головой, Натти привалилась своим тельцем к руке дяди.

– Спать хочется.

Так рано! Джек взглянул на циферблат часов, сделанных в виде кошечки Хэллоу Китти[7]. Половина десятого. Летние каникулы только начались. Джек спросил, хочет ли она послушать сказку. Натти хотела, хотя произнесла это без особого энтузиазма.

Джек принялся в очередной раз пересказывать историю о молодом прекрасном принце, который влетел на своем самолете в черную дыру, образовавшуюся в небе.

– На каком самолете?

– На Марвине.

Так племянница назвала его «Цессну-182-турбо»[8].

Джек пересказал сказку, добавив несколько ярких подробностей ради того, чтобы Натти не заскучала. На этот раз у принцессы были длинные рыжие волосы, увенчанные украшенной бриллиантами короной, а одета она была в платье, сшитое из золотых нитей.

Мобильный телефон зазвонил в кармане. Скорее всего, это Лаура. Он забыл ей перезвонить.

– Минуточку, – тихо сказал он Натти.

– Кто это? – так же тихо спросила девочка.

Он поцеловал племянницу в макушку и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Направляясь в свою спальню, он по пути извинился перед Лаурой за пропущенный звонок.

– Я просто хотела удостовериться, что с Натти все в порядке.

В голосе Лауры слышалась тревога.

Джек ввел ее в курс дел.

– Вроде успокоилась, – подытожил он, – по крайней мере пока.

– Кое-что случилось в парке, – сказала Лаура. – Думаю, тебе следует знать.

– Дядя Джек! – позвала Натти из своей спальни.

– Извини, что помешала, – заслышав голос девочки, заторопилась Лаура. – Можно подождать до завтра.

Она звонила ему дважды, а теперь предлагает отложить разговор? Ладно. Попрощавшись, Джек поспешил обратно к Натти. Племянница сидела на кровати в обнимку со своими мягкими зверюшками.

– Ладно. Время молиться.

– Еще нет, – сказала Натти. – Я хочу кое-что спросить у тебя.

– Обожаю вопросы. Ем их на завтрак. Спрашивай.

Глубоко вздохнув, Натти улыбнулась. Заправив прядь волос за ухо, она спросила:

– Как думаешь, я похожа на Лауру?

Вытянув шею, Натти повертела головой из стороны в сторону.

Джек сделал вид, что тщательно изучает ее лицо.

– Гм-м-м… Немножко, пожалуй.

Натти выглядела расстроенной.

– Но она могла бы быть моей мамой?

– Что?

– Я знаю, что Лаура мне не мама, но мы похожи…

– Ну…

– Если вы поженитесь, то все так и решат.

– Кто «все», дорогая?

Натти попыталась объяснить:

– Когда люди нас увидят, никто не подумает, что меня удочерили. Вместо этого они будут говорить: «Ух ты! У нее мамины глаза… и нос… даже пальчики». Ты так не считаешь?

– Пальчики?

– Я серьезно! – воскликнула Натти. – Тебе ведь нравится Лаура? Она очень трудолюбивая, много работает. Для взрослой она вполне… прикольная и совсем не старая, как многие из моих учительниц в школе. Лаура уже знает, что я люблю покушать. – Помедлив, девочка добавила: – И она симпатичная, правда, дядя Джек?

Мужчина попытался приструнить мчащуюся галопом лошадь.

– Ну… конечно… но…

– Симпатичная и без косметики.

– Кажется, ты не учла одного важного обстоятельства, – сказал Джек. – Лаура одевается в одежду смиренных: белая косынка на голове, длинные передники и неуклюжие черные башмаки с квадратными носами. – Замолчав на мгновение, дядя, пристально глядя на племянницу, добавил: – Это не пустяки, дорогуша.

Натти пожала плечами.

– Она из амишей. Не говори вздор, дядя. Какая разница? Лаура и без того дни напролет проводит у нас дома. Она ведет себя так, словно она моя мама. Вы ведете себя так, словно вы уже женаты.

Джек нахмурился.

– Дорогуша! Люди не женятся друг на друге просто так. Они сначала встречаются.

Натти глубоко вздохнула, словно набираясь новых сил.

– Ну, тогда пригласи ее на свидание!

Что бы он ни ответил, племянница будет загонять дядю Джека в угол до тех пор, пока он не сдастся. Поэтому он пошел на мировую:

– Что мне надо сказать, чтобы ты сейчас легла спать?

Натти лукаво улыбнулась.

– Скажи: да.

В голове у Джека раздался голос Сан: «Тебя обвели вокруг пальца, братец».

– Дорогуша…

Склонившись, Джек поцеловал девочку в щеку. Как бы ему хотелось, взмахнув волшебной палочкой, дать малышке все, чего она пожелает!

– Ты из-за Лауры расстроилась?

Натти заморгала.

– Лаура никуда не денется. Мне не нужно брать ее в жены только ради того, чтобы она нас не покинула.

Девочка хихикнула, но глаза ее подозрительно сузились. Натти исполнилось всего лишь восемь лет, однако жизнь уже научила ее тому обстоятельству, что в этом мире нет ничего вечного.

– Лаура очень тебя любит, – заверил девочку Джек.

Натти кивнула и скрестила свои ножки, облаченные в розовую ткань.

– Она говорила такое?

– Ей и говорить ничего не надо. У меня глаза еще есть, и я все вижу.

– Два глаза есть… по крайней мере я вижу, что у тебя два глаза.

– И я тебя люблю, милая, люблю больше, чем спагетти, – пошутил Джек.

Лицо Натти прояснилось.

– Я знаю, что ты меня очень любишь.

Глядя на племянницу, Джек прикусил губу, пытаясь справиться с нахлынувшими на него эмоциями.

Заметив неладное, Натти вытерла влагу со своей щеки, а затем, потянувшись, сделала то же самое со щекой дяди.

– Ну вот… Тебе полегчало?

– Спасибо.

– Если хочешь, я могу еще.

Выглядела она при этом вполне серьезной.

Наконец Натти сложила ладони, прикрыла глаза и принялась молиться о подругах в школе. Она попросила Бога помочь найти потерянную библиотечную книгу. Об этой пропаже Джек слышал впервые. А еще Натти молилась о «мире во всем мире»: «Пусть все ладят друг с другом». После девочка молилась о матери, давшей ей жизнь, о своей приемной матери, которая теперь на Небесах, и о «замечательной» няне Лауре.

Когда племянница приоткрыла глаза, Джек еще раз поцеловал ее в щеку и встал с кровати, оставляя в обществе медведя Мишки, кота Гепарда и пса Гровера. А еще компанию Натти составляли десятки суррогатных братьев, сестер, теть и дядь, скрывающихся под видом мягких игрушек. И что немаловажно, все они имели матерей.

Натти вытащила из-за спины Фелицию, единорога, и протянула игрушку дяде.

– Это тебе… на ночь…

Джек с умилением уставился на голубую лошадку с рогом на лбу.

– Она наделена тайной силой, – пояснила Натти. – Никогда не знаешь, когда она тебе понадобится.

«И то верно», – подумалось Джеку.

– Спасибо.

Закинув единорога на плечо, дядя встал у двери и немного задержался, положив руку на выключатель.

– Спокойной ночи, милая.

– Дядя Джек!

– Что?

– Я люблю тебя больше, чем спагетти.

В тусклом свете, царившем у него в спальне, Джек переоделся в изношенную футболку и полосатые пижамные штаны. Дождь теперь лил сильнее, нещадно барабаня по крыше. Молния осветила окрестности. В домах, занимаемых представителями среднего класса, уже все отходили ко сну. Струи дождя сверкали в свете уличных фонарей. Гроза приближалась. Как только эта мысль зародилась в его голове, окна осветила очередная вспышка. Миновали всего лишь две секунды, прежде чем ударил гром.

Эх, парень! Долгий выйдет вечерок. Набравшись терпения, Джек завязал пояс своего домашнего халата и уселся в кожаное кресло, стоявшее подле комода. Взгляд его упал на фотографию отца. Тот позировал на фоне одномоторного самолета. В юности Джек летал на нем. Другие фотографии отца висели внизу в его кабинете. Даже в своем офисе на аэродроме Джек Ливингстон повесил портрет отца. У него была только одна фотография матери, которую он предпочитал хранить в темноте на дне выдвижного ящика комода.

Как он и предвидел, раздался скрип открываемой двери. Маленькие ножки затопали по полу коридора. Пальчики Натти тихо постучали в дверь его спальни.

– Дядя Джек!

Девочка выглянула из-за приоткрытой двери. В глазах читалась мольба. В руках ребенок сжимал медведя Мишку. Улыбнувшись, Джек махнул ей рукой. Племянница, подбежав, устроилась у него на коленях.

– Не люблю грозу.

– А еще тебе сейчас не хочется спать.

Девочка уперлась носом дяде в шею и свернулась калачиком.

– И что мне с тобой делать, дорогуша?

– Ну… накорми меня.

Девочка понизила голос. Произнесено это было с таким смешным отчаянием, словно ребенок голодал уже не один день.

Джек рассмеялся.

– Скормить тебя львам?

– Нет. Лучше дай мне мороженого.

Мужчина отнес племянницу вниз, и там они, закутавшись в желто-коричневые одеяла, стали есть политое мятным шоколадом мороженое из стаканчиков и смотреть «Русалочку» в сотый раз.

Когда Натти наконец заснула, Джек, потянувшись за пультом дистанционного управления, выключил DVD-проигрыватель. После этого он потушил свет и в полном молчании сидел в темноте. Грудь Натти ровно вздымалась в такт ее дыханию. Он гладил ее волосы и прислушивался к тому, как бесконечная дробь дождевых капель превращается в настоящий ливень, впрочем несильный.