– Я думаю, самое время всем вздремнуть.

Я не пропустил легкую дрожь, которая прошла через нее, и которая зажгла огонь во мне. Быстро поднявшись на ноги, я подождал, пока Иден поднимет Мика, затем мы отнесли малышей в детскую, рядом с нашей спальней.

После того, как все дерьмо в деле об убийстве было улажено, я наконец-то смог освободить время, которое планировал для Иден. Я взял выходной и мы поехали в Коннектикут, чтобы заняться покупками для детской. Она покрасила стены в светло-коричневый, после чего местный художник разрисовал их цирковыми животными. Мы купили антикварную детскую мебель, и она восстановила все это сама, за исключением сильно оббитого, качающегося стула, где она кормила наших мальчиков после того, как они родились.

Сейчас она сидела в кресле, а я бездельничал с Элаем напротив комода, наблюдая, как Иден ухаживает за Миком. Она так чертовски великолепна, и было что-то такое в картине, где она кормит нашего сына, что вызывало сильное чувство собственничества и потребности. После того, как Мик наелся и задремал, мы поменялись малышами, и я уложил Мика в кроватку. Я укрыл его мягким вязаным одеялом и пробежался рукой по пушистым темным волосам. Маленький носик сморщился, и малыш засунул свой большой палец в ротик.

Иден покормила Элая и уложила его рядом с братом. Мы пытались однажды разделить колыбельки, но мальчики кричали и плакали до тех пор, пока снова не оказались вместе, поэтому мы убрали другую кроватку. Когда Элая уложили, его маленькая ручонка тянулась до тех пор, пока не дотронулась до Мика. Они всегда так делают во время сна. Мы были поражены, когда заметили эту привычку, и это только еще больше подтвердило мое мнение, что мои дети самые милые и самые яркие на планете. Джакс может весь день хвастаться своей Джеммой, но стоит мне напомнить ему, что у него есть только шестнадцать лет или около того, чтобы подготовиться к ее свиданиям, как он быстренько затыкается, и чаще всего уходит, бормоча что-то о замках и дробовиках.

Взяв Иден за руку, я вывел ее из комнаты, схватив монитор (прим.: что-то вроде нашей «радио няни») по пути. Когда мы вернулись в нашу спальню, я принялся снимать каждый элемент одежды с невероятного тела моей жены. Мои губы и язык поклонялись каждому участку, уделяя особое внимание ее слегка округлившемуся животику.

– Немного смущает, насколько сексуальным ты находишь мою округлость, малыш, – засмеялась она. – Я переживаю, что это перерастет в фетиш.

– Солнышко, нет ни единого дюйма в тебе, который не свел бы меня с ума к чертовой матери, и если моя одержимость этим делает меня фетишистом, то пусть так, – нагло ответил я. Потом я подмигнул ей и поднял ее на руки.

Уложив жену на кровать, я быстро избавился от своего костюма и боксеров. Ее взгляд задержался на моем длинном твердом члене, устремленном вверх и умоляющем о разрядке. Иден облизала губы и это стало причиной предэякулята, выступившего из фиолетового кончика, который закапал по всей длине. Я обожаю своих мальчиков, но, бл*дь, они всегда, кажется, знали, когда я был близок к тому, чтобы отыскать рай внутри Иден. Моя жена работала своей восхитительной головой и часто (прим.: give head – на сленге означает оральный секс). Получить друг от друга рты и руки – было всем, на что у нас имелось время. Очевидно, я бывал в ней достаточно, чтобы она снова забеременела, но все равно это было редко, и я скучал по ее тугой киске, обернутой вокруг меня, словно перчатка. По жару ее естества, пульсации ее стенок в ритме ее сердцебиения, ощущению ее спазмов, когда она кончает.

Я быстро залез на кровать, мысли о ее киске заставили меня немного капнуть ей на живот. Опустив голову, я втянул один из ее чувствительных сосков в рот и сильно пососал. Вкус ее сладкого молока ударил по моему языку, и я зарычал от почти бешеной реакции. Она выгнула спину и ее полные сиськи толкнулись ближе ко рту. Опустившись ниже, я прижал член между ее складок и начал раскачиваться. Ее ноги обернулись вокруг моей талии, ее маленькие ручки сжали мои бицепсы, и она застонала.

– Шшш, Солнышко. Ты должна быть тихой, мне нужно оказаться внутри тебя, – вымученно выдавил я. Крик прорезал воздух, и мой лоб встретил ключицу жены. – Бл*дь.

Судя по звуку всхлипываний, это плакал Элай, которому не особо нравился дневной сон или сон ночью. Его вины не было в том, что после двух поездок в больницу мы обнаружили, что у маленького бедняжки изжога, и расстройство желудка часто будит его. Мы подождали, надеясь, что он уснет снова, но он начал всерьез рыдать, и я со вздохом скатился и плюхнулся на спину. Иден начала вставать, но я обхватил ее руками и опустил обратно.

– Я займусь им, Солнышко. Отдыхай.

Заботясь о своем пульсирующем члене, я аккуратно встал с постели. Позже, приятель, пообещал я ему, уже формируя в голове план.

***

Я облизал все вокруг сосков Иден перед тем, как укусить, а после всосать один глубже. Она застонала, и я позволил ему выйти с шипением, тут же проделав с другим соском то же самое.

– Вот так, малышка. Я хочу слышать тебя, – поощрял я. В момент просветления и практически острой нужды, я позвонил своей теще и умолял ее взять мальчишек на ночь. Не то, что бы ее нужно было много убеждать, скорее Иден была той, кого пришлось убеждать. Она никогда не была отделена от детей более, чем на пару часов, но я выцеловал, нахрен, это из нее и прошептал грязное обещание, чтобы получить ее согласие.

– Айзек, – захныкала она. – Поторопись.

Отпустив ее сиськи, я нахмурился – ни в коем случае. У меня есть вся гребаная ночь и я никуда не тороплюсь. Я буду наслаждаться каждой секундой. Припечатал свой рот к ее, наши языки танцевали и пробовали на вкус, пока я подавлял желание последовать ее команде и трахать ее быстро и яростно.

Ее пальцы неожиданно опустились вокруг моего члена так далеко, насколько она могла, и сильно сжали.

– Бл*дь! – закричал я. Я вперился в жену взглядом и убрал ее руку, удерживая оба запястья одной рукой над ее головой. – Это было очень дурно, Солнышко. Сейчас тебе придется держать свои ручки на этом месте до тех пор, пока я не скажу иначе.

С самодовольной улыбкой она подняла бедра и слегка посопротивлялась, заставляя меня глухо застонать. Я предупреждающе сузил глаза. – Мне что, нужно привязать тебя к кровати?

– Если хочешь, чтобы я сделала то, что мне сказано, может, тебе и следовало бы, – парировала она. Я сжал губы, пряча свою ухмылку от того, насколько она чертовски очаровательна. Теперь была моя очередь выглядеть дерзким. Я дошел до ящика тумбочки и вытащил два шелковых пояса. Ее глаза расширились до размера блюдец, удивление и похоть закружилась в их океанских глубинах.

Без объяснений я закрепил ее руки у изголовья, проверив узлы, чтобы убедиться, что они были мягкими и не навредят ей. Затем я занялся тем, чем планировал – наслаждался, пожирал, заново изучал каждый холм и долину. Когда я наконец добрался до набухшего бутона между ее ног, она закричала и с дрожью взорвалась от оргазма. Беременность сделала ее сверхчувствительной, и не требовалось многого, чтобы подвести ее к краю. Еще один плюс в пользу того, чтобы делать ее беременной в ближайшем будущем.

Наконец, наконец, я схватил ее бедра и медленно погрузил свой член в ее маленькую киску, дюйм за дюймом, позволяя ей привыкнуть ко мне.

– Бл*дь, ты такая тугая, малыш. Дерьмо!

Она истекала, и ощущение ее соков, покрывающих мой член, делало ее стенки гладкими, это заставило меня задыхаться, пытаясь, черт возьми, не кончить.

– Пожалуйста, Айзек. Быстрее, – умоляла она. Это было моей погибелью, и я со шлепком преодолел остальной путь внутри нее, пока не был похоронен в ней до основания. – Да! – Закричала она, ее тело выгнулось, а стенки ее киски сжались, подвигая мой оргазм ближе к краю.

Это длилось слишком долго, и я растерял все чувство реальности. Я поднял ее руками за задницу и начал объезжать с диким забвением.

– Бл*дь! Иден! О, черт! – Зарычал я, вбиваясь в нее так сильно, что кровать ударялась о стену с каждым толчком.

– Я так близко, Айзек. Так наполнена. Да! – Завопила она.

– Черт, это горячо, – застонал я. – Я скучал по звукам, которые ты издаешь, когда я трахаю тебя, Солнышко. Я убежден, что у тебя не будет чертового голоса после этой ночи. Трахну тебя так жестко, что ты не будешь в состоянии сделать ни единого шага, не вспоминая, кому ты принадлежишь. – Я скользнул рукой между ее ногами и надавил на ее клитор. – Кто владеет этой киской.

Ее ноги обернулись вокруг меня, я отпустил ее задницу, встал на колени и наклонился вперед, чтобы ухватиться за железный поручень изголовья. Мои бедра сильно раскачивались, мой член задевал то идеальное местечко, внутри нее, и выписывал круги вокруг ее клитора с каждым толчком. Опустив голову, я поймал ее рот в восхитительном поцелуе, едва поднявшись, сжатие ее киски сообщило мне, что она почти выходит за край.

– Позволь мне услышать это, Иден. Я хочу слышать, как ты кончаешь, пока твоя киска доит каждую каплю спермы из моего члена, – прорычал я.

Все ее тело напряглось, а затем она начала сильно дрожать.

– Да! Айзек! О, да! Да!

Осознание того, что я был причиной этих слов и криков, вырывавшихся из ее груди, сломало остатки моего контроля, и спустя еще один толчок, я разрядился внутри нее, а мои собственные крики экстаза наполнили комнату.

– Чееерт! – Наши бедра были практически склеены вместе, и вибрации моего оргазма отдавали в ее клитор, когда теплые струи семени разлились в ее лоне, снова заводя ее, прежде чем она даже смогла полностью оправиться после своего прошлого оргазма.

К утру я выполнил свое обещание и мы оба охрипли. Мы шептались друг с другом, пока ласкались. Мы были истощены и наполнены друг другом, наслаждаясь нашим временем наедине. Через некоторое время дом стал казаться чрезмерно тихим, и я забеспокоился. Я взглянул на Иден и заметил то же выражение в ее тусклом взгляде.

– Как насчет принять быстрый душ, забрать мальчишек и выйти позавтракать? – Тихо предложил я. – Я тоже по ним соскучился.

Послеоргазменный (прим.: дословно – «посткоитальный», т. е. после полового акта) румянец, что начал затухать, превратился в яркий солнечный свет, и улыбка Иден стала огромной.

Она села и обхватила мои щеки, притянув мое лицо для смачного поцелуя.

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Солнышко. – Я потерся о ее носик и снова чмокнул в губы. – Мое единственное солнышко.