Лаура Вульф - Дневник безумной мамаши

Стелла лишь таращилась на меня, ее большие карие глаза напоминали плывущие в пространстве спирали.

Стелла. Что это у тебя на туфлях, блевотина?

Вытирая остатки ланча со строгих кожаных лодочек, я пыталась сохранять хладнокровие.

Я. Да, перебрала вчера пива.

Стелла качнула головой — вверх-вниз. И снова вверх-вниз. И еще раз. Я уж было подумала, что она пританцовывает под какой-то ей одной слышный ритм или от травы у нее все члены онемели — включая голову и мозги. Но тут она кивнула на огрызок косяка и скрипучим голосом проговорила: «Это в лечебных целях».

Ах так, значит! Интересно, чем она болеет?

Сегодня днем Стивен сопровождал меня на прием к Заклинателю Вагин. Я уже на восьмой неделе, это первое УЗИ малыша, и Стивен хотел присутствовать.

И еще он впервые увидел моего знаменитого доктора. Стивен решил, что не пропустит ни слова из того, что скажет Заклинатель, поэтому специально встал к нему поближе. Пожалуй, слишком близко. Заклинатель Вагин, этот профессионал своего дела, шестидесятилетний старичок с мягкими сединами и сияющими голубыми глазами, явно решил, что Стивен к нему подкатывает, и каждый раз, когда тот приближался на шаг, на три шага отступал. В какой-то момент мне показалось, что он будет проводить осмотр из другого конца коридора. Слава богу, Стивен наконец понял намек и, подобно мне смирившись с неизбежным, стал читать по губам.

Хотя я знала, что ультразвук — быстрая, простая и совершенно безболезненная процедура, стоило медсестре вкатить в комнату видеомонитор, как нервы мои напряглись. Знакомая с процессом по описанию в «Моем ребенке», я все равно понятия не имела, чего ожидать. Сейчас я увижу малыша, но что именно означают эти слова?

Будет ли он вообще похож на ребенка? Может, я увижу у него в руках табличку «Привет, мама!», или он покажет нам «все о’кей»? А может, я неправильно поняла администраторшу, когда записывалась на прием, и нам сейчас покажут фильм «Танец-вспышка»? Зачем в комнате такая пропасть видеооборудования?

К счастью, блуждание моих мыслей прервалось, и процесс начался. Заклинатель встал у меня между ног, Стивен — сбоку, медсестра принялась давить на какие-то бугорки (на мониторе, не на мне), и на экранчике появилась картинка. Изображение моего будущего ребенка. Да, это он. Мой малыш, похожий на пучок смазанных черно-серых завитушек. Примерно так выглядит облачное ночное небо после нескольких порций мартини.

Я взглянула на Стивена. Он тоже был не в восторге.

Но прежде чем мы успели выразить свое разочарование, Заклинатель принялся тыкать в экранчик. Сначала меня это взбесило. Не мог, что ли, вытереть экран до нашего прихода? Эй! Подождал бы хоть, пока я надену белье!

И тут до меня дошло, что крапинка, в которую он тычет, задвигалась.

Стивен придвинулся ближе: «Это еще что за штука?»

Заклинатель улыбнулся и зашевелил губами. Из моего лежачего положения ничего было не разобрать. Но Стивен, видимо, все хорошо расслышал. Зрачки у него расширились, а на лице проступило такое изумление, будто ему сказали, что волнообразное пятнышко на экране — это жук, которого я проглотила в пять лет.

Что же сказал Заклинатель?!

«Пожалуйста, кто-нибудь, скажите пациентке, что вы там увидели!»

Медсестра нахмурилась. Будто я очередная хныкса, которая проворонила самое важное, а теперь возись тут с ней! Сестра посмотрела мне прямо в глаза и медленно, с расстановкой произнесла, по слогам проговаривая слова, будто я по-английски не понимаю: «Это сердце».

И тут я разревелась. У моего ребенка есть сердце!

До сих пор моя вера в то, что я беременна, ничем не подтверждалась — всего пара тестов, постоянная рвота и неразличимое бормотание Заклинателя Вагин. Можно было подумать, что это Стивен подстроил, чтобы я меньше денег спускала на суши.

Но теперь, когда я увидела сердцебиение, все обрело реальность.

К беременности подготовиться невозможно. Занятия по сексуальному образованию, уроки биологии — им не передать восторг и ужас, который испытываешь, увидев, как бьется сердце твоего малыша. Теперь я понимаю, откуда у Лили с обложки это выражение благоговейного трепета.

Как мне хочется с ней об этом поговорить! Мы бы гуляли в парке, вместе ходили в магазин за колыбельками, в салон красоты, и я бы уговорила ее постричься помоднее, посовременнее…

Но это невозможно. Она все торчит под своим деревом, а мне только и остается, что говорить с самой собой.

У акушеров своя математика, совершенно идиотская. Конечно, я обрадовалась, узнав, что по какой-то загадочной системе вдруг сразу оказалась на четвертой неделе. Но, вспомнив, на какой день назначены роды, заподозрила неладное. Достала калькулятор и открыла «Моего ребенка».

И узнала шокирующую новость. Математика для беременных как вуду: настигает тебя, когда меньше всего ждешь. Беременность длится сорок недель. То есть десять месяцев. Общеизвестная цифра «девять», судя по всему, была навязана массовому сознанию во время средневековой рекламной кампании беременности.

Конечно, ради такого замечательного создания, как ребенок, можно потерпеть лишний месяц. Но поскольку теперь каждый день мой отмечен беготней в туалет, этот месяц для меня все равно что год!

Я сразу же обратилась за поддержкой к Стивену моему мужу любимому человеку отцу моего ребенка. Вместо поддержки я получила прагматичный ответ: «Вообще говоря, сорок недель — это не совсем десять месяцев, ведь в каждом месяце примерно тридцать дней, то есть чуть больше четырех недель, поэтому сорок недель — это примерно девять месяцев и две недели».

Но прежде чем я успела ответить: «Ну и отлично, сам вынашивай ребенка», мне пришлось бежать в туалет и выблевать ланч.

Беременность так утомляет, что сегодня я заснула за рабочим столом. Проснулась через пятнадцать минут в лужице слюны и с отпечатавшейся на лице клавиатурой.

В принципе, ничего страшного, только на неделе это случается со мной уже в четвертый раз.

Как оказалось, организм беременной женщины приобретает суперсвойства, о которых нормальный человек не смеет и мечтать.

Сегодня вечером, ожидая поезда в метро, я вдруг унюхала явственный запах брокколи, от которого меня чуть не вырвало. Сначала я решила, что спутала капустную вонь с чьим-то дешевым одеколоном или гнусным запахом пота. Что вполне возможно — дело было в час пик, а все знают, как несет от толпы наработавшихся людей. Но я ошиблась. Через минуту я была уже уверена, что это на самом деле вонь брокколи.

Осмотревшись вокруг, я не увидела никаких признаков этого овоща. На платформе валялся пластиковый стаканчик из-под кофе, полрогалика, обертка от «Твикса»… но брокколи нигде не было.

И тут я заметила парня, который ел из ресторанного контейнера что-то зеленое. Только одна загвоздка: парень стоял через платформу, в центре станции. Получается, я почуяла брокколи через два железнодорожных пути! На расстоянии шести метров, не меньше!

Но это же невозможно!

Или возможно?

Я сразу же стала искать объяснение в «Моем ребенке» — теперь я таскаю его в сумочке. Оказывается, обостренное обоняние — обычное дело во время беременности. Супер! Мало мне превращения в Суперблевалку, теперь я еще обладаю нюхом, который намного превышает возможности нормального человека!

«Намного» не то слово. Я бы сказала: в два раза. Если бы я жила в семидесятых, смогла бы вести собственное телешоу.

Человек с уникальным талантом унюхивать вонь с шести метров! С помощью одного только носа я могла бы найти иголку в стоге сена. Играть в «Что я ел на обед» с закрытыми глазами.

Короче, у меня собачий нюх.

Обзаведясь собачьим нюхом, я заподозрила, что беременность — это заговор. Грандиозный заговор мужчин. Ведь если бы женщины заранее знали, что их ждет, кто бы вообще пошел на такое?

Наглая ложь? Нечаянные недомолвки? Или необходимое зло в целях продолжения рода? Какая разница. Как бы то ни было, правда о беременности плохо освещается среди женщин. И хотя я радуюсь моему положению и, как и Лили, девушка с обложки, благоговею перед изменениями в моем организме, мне все равно кажется, что меня облапошили.

Но я этого так не оставлю! Я разоблачу заговор. С помощью списка.

Неприятная правда о беременности

1. Нельзя есть суши.

2. Утренняя тошнота продолжается круглые сутки.

3. Беременность длится сорок недель (десять месяцев).

4. Аспирин под запретом.

5. Обостряется нюх.

Утром позвонила Заклинателю, чтобы записаться на следующий прием. Уже хотела повесить трубку, но тут администраторша ляпнула: «Кстати, у вас будет мальчик».

Я обалдела. Откуда она-то узнала? Неужели ультразвук показал? Я вспомнила экранчик с черно-белыми завитушками, похожими на облака. Как игра «Найди Уолдо», только прячут пенисы и вагины. Где на том экранчике мог спрятаться половой орган?

Но это было неважно. Потому что мы со Стивеном решили, что не желаем знать пол ребенка. Хотели по-старомодному дождаться того момента в родильной палате, который так часто показывают в кино, когда врач восторженно восклицает: «Это мальчик!» или: «Это девочка!» (Хотя, если вспомнить шепот Заклинателя, придется мне, наверное, наклониться и самой посмотреть.)

В мире, где всем нужно знать все, где ни предпочтения Джулии Робертс в части эпиляции, ни последние слова Кеннеди ни для кого уже не тайна, нам хотелось до поры до времени сохранить в секрете пол ребенка. И в наше последнее посещение мы ясно дали это понять.

Так какого черта эта сорока все растрещала?! Неужели администраторши в гинекологической клинике не проходят специального обучения по медицинской этике? Неужели в их контракте нет пункта, обязывающего не раскрывать варежку? Болтун — находка для шпиона. Если бы сейчас была война, нас всех бы из-за нее поубивали!

Слава богу, что я ее не обматерила, а предпочла действовать осторожно.

Я. Откуда вы знаете, что это мальчик?

Она. Наверняка не знаю. По анализам не скажешь.

Я. Тогда откуда вы взяли?

(По звездам, что ли, прочитала? По гороскопу? По сельскохозяйственному циклу?)

Она. Не знаю. Мне просто кажется.

Кажется? Что значит «кажется»? Определила по походке, что ли? Может, я накреняюсь влево? Или источаю мужественный аромат одеколона «Арамис» или «Брут»? Бредятина какая-то!

Или нет?

Утренняя тошнота преследует тебя, как маньяк из психушки. Ходишь и все время боишься чего-то, одним глазом высматривая ближайший выход из комнаты.

Сегодняшний день не исключение.

Группа сотрудников «Бринкман и Бэйнс» собралась пораскинуть мозгами, что же нам делать с нашим клиентом Александром Хастингсом, едва достигшим половой зрелости членом городского совета. Недавно его видели на рок-концерте в Центральном парке: он напился и нырял со сцены в толпу. Стелла, представитель советника Хастингса в «Бринкман и Бэйнс», не понимала, что он такого натворил. Ясность мысли и тем более оценка общественного мнения — вещи, недоступные обкуренной двадцатилетке. Почувствовав, что молодежь не в теме, мистер Нили вызвал на совещание нас с Эдди.

Прежде всего требовалось представить скандальное происшествие в положительном свете, пока оппоненты советника на предстоящих выборах не облили его грязью. Был ли он пьян? Или это всего лишь юношеский всплеск эмоций? Общался он с избирателями или отрывался с друзьями? Может, это был символичный акт в преддверии выборов: советник Хастингс идет в народ.

Только мы придумали сей гениальный лозунг, как в животе у меня все перевернулось. Совпадение? Может, и нет. Короче, мой желудок конвульсивно сжимался, рвотный рефлекс грозил проявить себя в действии. Не подумав, я сглотнула комок и потерла виски.

К несчастью, именно в этот момент Стелла решила поставить диагноз: «Что, опять отходняк?»

Не желая раскрывать мистеру Нили правду (я еще матери-то не рассказала) и ставить под угрозу свою карьеру, я решила поддакивать. Прикинулась смущенной, промямлила, что опять танцевала всю ночь. И как бы невзначай обронила название клуба, о котором слышала от Николь. Как старший (относительно) сотрудник пиар-конторы, я подумала, что это не повредит мне в глазах шефа.