Хелен Филдинг - Дневник Бриджит Джонс

– Не хотите потанцевать? Ой. Ах. Извините. – Он протянул мне руку с таким видом, будто мы на дне открытых дверей в Итонском колледже, а он министр внутренних дел, заметивший, что не вполне соблюдает правила этикета. – Саймон Далримпл.

– Бриджит Джонс, – произнесла я, чопорно протягивая руку в ответ. Ощущение было, что я член кабинета министров военного времени.

– Приятно познакомиться. Правда приятно. Так можно вас пригласить? – спросил он, снова превращаясь в школьника.

– Ну, даже как-то и не знаю… – проговорила я, превращаясь в пьяноватую бабенку и хрипловато прихохотнув, как проститутка в заштатном баре.

– Предлагаю прямо тут потанцевать. Совсем чуть-чуть.

Я заколебалась. Но была польщена, если уж говорить начистоту. Сначала сотворила чудо у Марка Дарси на глазах, теперь вот меня добивается это юное создание. От собственных успехов у меня голова начинала кружиться.

– Ну пожалуйста, – не отставал Саймон. – С женщиной такого возраста я никогда в жизни не танцевал. Ой, мама, что я говорю, извините, я хотел сказать… – замялся он, увидев выражение моего лица.

– Я хотел сказать, не со школьницей, – он страстно сжал мою руку. – Будьте так добры. Я буду ужасно, ужасно вам благодарен.

Бальным танцам Саймона Далримпла явно обучали с детства. Он вел меня с уверенностью профессионала, и это было приятно. Но вот незадача, танец сопровождался – ну чего уж там, будем говорить откровенно – самой мощной эрекцией, с какой я имела счастье сталкиваться в жизни. И, учитывая, насколько близко друг к другу мы держались, не так-то просто было делать вид, что мальчик просто принес из школы пенал.

– Теперь моя очередь, Саймон, – послышался голос.

К нам подошел Марк Дарси.

– Давай-ка. Иди домой. Тебе бы уже спать пора.

Саймон был просто раздавлен. Он покраснел как рак и бросился обратно в дом.

– Вы позволите? – спросил Марк, подавая мне руку.

– Нет! – в ярости выпалила я.

– В чем же дело?

– Э-э… – Я судорожно пыталась найти объяснение своему гневу. – Нельзя так жестоко обращаться с неоперившимся юнцом, пользуясь своим старшинством. Вы унизили его, а у него такой чувствительный возраст.

Лицо у Марка Дарси стало озадаченным, и я невнятно залопотала:

– Хотя я очень благодарна, что вы пригласили меня на праздник. Здесь великолепно. Спасибо огромное. Банкет просто потрясающий.

– Да-да, кажется, вы это уже говорили, – быстро заморгав, произнес он. Если честно, вид у него был весьма взволнованный и несчастный.

– Я… – он запнулся, а потом стал мерить шагами дворик, вздыхая и то и дело проводя рукой по волосам. – Как вы… Читали ли вы что-нибудь интересное в последнее время?

Поверить не могу.

– Марк, – сказала я. – Если вы еще раз спросите меня, читала ли я в последнее время чего-нибудь интересное, я повешусь на ближайшем суку. Почему бы не задать мне какой-нибудь другой вопрос? Давайте сменим пластинку. Спросите меня про увлечения, или про мое отношение к единой европейской валюте, или не случалось ли у меня неприятных ситуаций при использовании изделий из резины…

– Я… – снова начал он.

– Или с кем бы я предпочла переспать, если бы мне предложили выбор: с Дугласом Хердом, Майклом Говардом или Джимом Дэвидсоном[13]. Хотя тут и сомневаться нечего: с Дугласом Хердом.

– С Дугласом Хердом? – переспросил Марк.

– М-м. Да. Он суров, но справедлив – такой мужчина!

– Хм-м-м, – задумчиво сказал Марк. – Не стану спорить, но у Майкла Ховарда очень красивая и умная жена. Наверное, есть в нем какие-то скрытые достоинства.

– И какие же? – игриво поинтересовалась я, думая, что он заикнется о сексе.

– Ну…

– В постели хорош, наверно? – подсказала я.

– Или невероятно искусный гончар.

– Или достиг больших успехов в ароматерапии.

– Вы поужинаете со мной, Бриджит? – вдруг спросил он отрывисто, и даже сердито, словно хочет усадить меня в ресторане за стол и сурово отчитать.

Я уставилась на него, открыв рот.

– Это моя мама вас подговорила? – с подозрением спросила я.

– Нет… я…

– Юна Олконбери?

– Нет-нет…

И тут до меня дошло.

– А-а-а, ваша мама, значит?

– Моя мама…

– Не стоит приглашать меня на ужин по той лишь причине, что вашей маме так хочется. Да и вообще, о чем мы с вами станем говорить? Вы спросите меня, не читала ли я чего-нибудь интересного в последнее время, мне придется срочно сочинять какую-нибудь ерунду…

Он в оцепенении уставился на меня.

– Но Юна Олконбери говорила, что вы великий знаток литературы, книги глотаете одну за другой, жить без них не можете.

– Неужели?

Характеристика эта вдруг показалась мне весьма лестной.

– А что еще она вам говорила?

– Ну… что вы ярая феминистка, что ведете шикарную жизнь…

– Ох.

– …и мужчины вам проходу не дают.

– Ах.

– Я слышал про Дэниела. Очень сочувствую.

– По-моему, вы пытались меня предупредить, – мрачно пробормотала я. – Кстати, что вы против него имеете?

– Он спал с моей женой. Через две недели после нашей свадьбы.

Я уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова, и тут над нами послышался голос:

– Марки-и-и!

В окне появилась фигура Наташи, она стояла спиной к свету, вглядываясь в темноту и пытаясь увидеть, что происходит внизу.

– Марки-и-и! – снова позвала она. – Чем ты там занимаешься?

– В декабре, – торопливо заговорил Марк, – моя мама столько о вас талдычила, что я думал, если она еще раз произнесет «Бриджит Джонс», я пойду в «Санди пипл»[14] и заявлю, что в детстве она надругалась надо мной с помощью велосипедного насоса. А когда мы с вами познакомились… и на мне был идиотский джемпер с ромбами, который Юна вручила мне на Рождество… Бриджит, все мои знакомые девушки так зажаты в рамки формальностей. Никто из них не прицепит себе заячий хвост и не…

– Марк! – Наташа спускалась к нам по ступеням.

– Но у вас же есть подруга, – сказала я, в сущности констатируя очевидное.

– Уже нет, – ответил он. – Просто ужин, как-нибудь?

– Хорошо, – прошептала я. – Хорошо.

Вскоре я ушла с банкета домой: а что еще оставалось, если Наташа следила за каждым моим движением, точно она крокодилица, у которой я хочу стащить яйца, и если я дала Марку Дарси свой адрес и телефон и договорилась о встрече на вторник? Идя по бальному залу, я заметила, что мама, Юна и Элейн Дарси оживленно о чем-то беседуют с Марком, и не могла удержаться от мысли: глянуть бы на их лица, если б они узнали, что произошло минуту назад. Неожиданно я представила себе новогоднюю индейку этого сезона: Брайан Эндерби подтягивает ремень на брюках и говорит: «Кхм-кхм, на молодых глянешь – сердце радуется, любо-дорого смотреть», – а мы с Марком, будто пара дрессированных тюленей, веселим честную компанию: тремся друг о друга носами и занимаемся при всех сексом.

56 кг, алкоголь: 3 порц., сигареты: 21 (плохо), кол-во произнесений слова «сволочь» за последние двадцать четыре часа: 369 (приблиз.)

19.30. Состояние полнейшей паники. Марк Дарси зайдет за мной через полчаса. Только что пришла домой с работы, на голове черт знает что и одета в жуткое платье, т. к. вся одежда в стирке. Решила было надеть джинсы, но потом подумала: а вдруг он из тех, кто водит дам исключительно по пугающе роскошным ресторанам? О господи, у меня ничего роскошного из одежды нет. Может, он ожидает увидеть меня с заячьим хвостом? Ой, можно подумать, Марк Дарси меня интересует!

19.50. Боже, боже, боже. Голова еще не мыта. Быстренько залезаю в ванну.

20.00. Сушу волосы. Оч. надеюсь, Марк Дарси опоздает, не хотелось бы, чтоб он узрел меня в халате и с мокрой головой.

20.05. Волосы более-менее сухие. Осталось только подкраситься, одеться и запихать за диван весь хлам, который я пораскидала. Нужно правильно расставить приоритеты. Так, макияж на первом месте, на втором – сокрытие хлама.

20.15. Его нет. Оч. хор. Хвала мужчине, который приходит с опозданием. Несравненно лучше тех, кто заявляется раньше времени, волнуется, суетится и обнаруживает в гостиной не предназначенные для чужого глаза предметы, которые ты не успела затолкать за диван.

20.20. Что ж, вполне готова. Может, что-нибудь другое надеть?

20.30. Бред какой-то. Вряд ли уж он больше чем на полчаса опоздает.

21.00. Поверить не могу. Марк Дарси меня надул. Сволочь!

56,6 кг (плохо), шоколад: 4 пл. (плохо), просмотр видеокассеты: 17 раз (плохо).

11.00. В туалете на работе. Нет, нет. Только не это. Мало мне Дарсиевой подлости, так еще на планерке сегодня я оказалась в центре внимания.

– Так, Бриджит, – начал Ричард Финч. – Даю тебе последний шанс. Суд над Изабеллой Росселлини. Сегодня выносят вердикт. Мы думаем, она отделается. Едешь в суд. По шестам и фонарям постарайся не лазать. Мне нужно смелое интервью. Спроси ее: мы все теперь можем кидаться убивать каждого, с кем не захотим иметь секса? Ну, что стоишь, Бриджит? Вперед.

У меня не было ни малейшего представления, даже проблеска догадки, о чем он говорит.

– Ты же слышала о суде над Изабеллой Росселлини? – спросил Ричард. – Газеты-то читаешь время от времени?

Трудность моей новой работы заключается в том, что в разговоре с тобой постоянно упоминаются разные имена и события и за долю секунды ты должна решить, стоит ли признаваться, что ты понятия не имеешь, о чем речь. И, если момент упущен, следующие полчаса ты проведешь в лихорадочных попытках сообразить, что же ты с уверенным видом и в таких подробностях обсуждаешь. Именно так и произошло с Изабеллой Росселлини.

И вот через пять минут мне нужно ехать в суд на встречу с наводящей ужас съемочной группой и делать по телевидению репортаж, совершенно не представляя, о чем в нем должно говориться.

11.05. Господи, благослови Пачули. Я вышла из туалета, а тут как раз Ричардовы собаки тащат ее по коридору.

– С тобой все нормально? – буркнула она. – Видок пришибленный.

– Да нет, все в порядке, – ответила я.

– Точно? – она пристально поглядела на меня. – Слушай, это, ты же поняла, он не про Изабеллу Росселлини говорил. Он Элену Россини берет, лады?

Господи, хвала тебе и всем ангелам на небеси. Элена Россини – это няня, обвиняемая в убийстве своего нанимателя, отца детей, за которыми она ухаживала. Как она утверждает, он полтора года держал ее взаперти и много раз насиловал. Я схватила пару газет, чтобы получше войти в курс дела, и побежала ловить такси.

15.00. Поверить не могу, что произошло. Целую вечность я топталась у здания суда вместе со съемочной группой, там же была толпа других репортеров. Все ждали окончания суда. Вообще, было страшно весело. Я даже с юмором стала смотреть на подлую выходку совершенного во всех отношениях Марка Дарси. И вдруг обнаружила, что у меня кончились сигареты. Я шепотом спросила у оператора, свойского парня, стоит ли мне рискнуть и выскочить на пять минут в магазин. Он ответил, что, разумеется, стоит, поскольку перед выходом подсудимых всегда бывает объявление и, если что-то произойдет, за мной сразу прибегут.

Когда вокруг услышали, что я иду в магазин, на меня со всех сторон посыпались просьбы купить разных сигарет и сладостей, так что немало времени ушло на запоминание, кому что принести. И вот, когда я стояла у прилавка и пыталась добиться от продавца, чтобы сдача была распределена по отдельным кучкам, в магазин ввалился какой-то тип, явно в огромной спешке, и сказал: «Коробку шоколадного ассорти, пожалуйста!» – будто меня там и не было. Лавочник беспомощно посмотрел на меня, не зная, как поступить.

– Прошу прощения, слово «очередь» вам не доводилось слышать? – возмущенным тоном изрекла я, поворачиваясь в его сторону. Изо рта у меня вырвался сдавленный писк. Передо мной стоял Марк Дарси, в полном адвокатском облачении. Он уставился на меня – как он всегда, впрочем, и делает.

– Где тебя вчера вечером черти носили? – не смогла сдержаться я.