Дневник идеальной жены

Наталия Доманчук

© Наталия Доманчук, 2015


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

История одного убийства

– Да не люблю я ее, понимаешь? Не-люб-лю! – раздраженно по слогам произнес Игорь и отвел глаза в сторону.

Алька опустила голову и заплакала. Игорь обнял ее за плечи:

– Ну не могу я перечить отцу, ну как ты не понимаешь, Аленький?

– Почему у меня нет богатого отца, как у Таксы? И зачем твоему отцу понадобились ее деньги? Он их с собой на тот свет забрать хочет?

– Да причем здесь деньги?

– А что тогда? Зачем ему нужен этот брак? Неужели ты думаешь, я не понимаю из-за чего он заставляет тебя жениться на ней?

– Такса любит меня…

– А я, значит, нет?

– Она ему как дочь. Он ее знает с пеленок… Ну чего ты, ну не плачь. Я с ней уже поговорил, все объяснил. У нас будет фиктивный брак. Она согласна.

Алька кивнула и вытерла слезы:

– Конечно, она согласна. Жить то вы будете вместе, на даче у отца. Спать будете в одной комнате…

– Отцу осталось три месяца. Максимум – три месяца. Я должен быть возле него. Как он умрет я сразу разведусь с Таксой и мы поженимся. Обещаю тебе. Хочешь, поклянусь?

– Нет, не хочу.

– Нужно только подождать? Всего три месяца!

– Всего три месяца? Всего? Рядом с женщиной, которая боготворит тебя?

– Но я ведь ее не люблю!

– Это не важно. Она тебя любит. За двоих.

– Глупости все это. Любить надо за себя.

– Ты это делаешь из-за денег?

Игорь обречено вздохнул, с видом мученика поднял руки к небу и умоляюще посмотрел на Алю.

Но она не смутилась и только повторила свой вопрос.

– Ты это делаешь из-за денег?

Игорь присел на стул.

– Это отличный старт. К тому же клиенты отца. Тебе не придется покупать ложки, вилки, стаканы. У тебя все это уже будет. Будет своя квартира, можем даже домработницу оставить, чтобы ты не мыла посуду и не прибиралась в доме.

– А я хочу покупать ложки и вилки. Хочу мыть посуду, хочу убирать в доме. Хочу воспитывать наших детей, – у Альки опять задрожали плечи.

– Я обещаю тебе – у нас все будет хорошо. Надо только потерпеть, хорошо?

Алька уткнулась в его плечо, навзрыд зарыдала и смирилась:

– Да.


***


Аля сидела у себя в маленькой комнатке, укутавшись в мохнатый плед, просматривала фотографии и вспоминала, как она познакомилась с Игорем. Так банально: подошел, представился, и сразу залез в самую серединку ее сердца. Она прижала к себе альбом и представила, как сейчас на даче, он, ее Игорь, сидит за одним столом с Таксой. Как домработница подает ароматные котлеты, плавятся бархатные, душистые свечи, и как Такса смотрит на него влюбленными глазами. Ей стало не по себе. Она набрала его номер и замерла. Длинные гудки разрывали ее веру на куски. Она с ненавистью кинула телефон на пол и зарыдала. Он бросил ее. Сейчас это уже очевидно даже ей. Три дня не звонил. Такса добилась своего. Какое все-таки подходящее прозвище у нее. Ее так прозвали из-за фамилии Таксович, но она, на самом деле, очень напоминала таксу: маленькие черные пугливые глаза – бусинки, курносый, суетливый носик, длинное туловище и маленькие короткие ножки. Она очень добрая, любезная, была у Альки в гостях всего три раза, но каждый раз бросалась к раковине помыть грязную посуду. Вся такая хорошенькая, вся такая правильная, ласковая.

Раздался звонок домашнего телефона. Сердце бешено забилось, Алька бросилась к нему, подняла трубку.

– Аленький, это я.

– Ты не звонил мне три дня. Три дня! – не справившись с эмоциями, закричала Алька.

– Я все время был возле отца. Он умер.

– Мне очень жаль… – все, что смогла выговорить Алька.

– Я завтра вечером приеду. Жди.

Зажав трубку в руках, как будто какой-то бриллиант, Алька присела на корточки и прошептала коротким гудкам:

– Ну вот и все. Конец мучениям. Семь месяцев, двадцать три дня и четыре часа. И сейчас он свободен.

Потом вскочила, как сумасшедшая, запрыгала по комнате, разбрасывая на ходу вещи, и закричала:

– Он свободен! Мой Игорь свободен!

Потом, утопая в горячей, душистой ванне, Аля ощущала себя блаженно невесомой и счастливой, она даже почувствовала приятный привкус счастья, тягучий, как кофейная конфета. Солнечная, неуловимая энергия любви опьяняла и наполняла ее. Она даже устыдилась, что совсем недавно, каких-то три часа назад, думала о том, чтобы убить эту любовь. Хотя она прекрасно знала, что любовь нельзя убить, что она как Ванька-встанька, у которой есть какая-то специальная деталь, которая все время поддерживает его. Так и в любви – она будет всегда. Любовь – вечна!


***


Весь день Алька готовилась к встрече. Сколько они не виделись? Она подошла к календарю, посмотрела на зачеркнутые, будто мертвые дни. Семнадцать. И три последних дня она даже не разговаривала с ним. Но сейчас все будет по-другому. Она приготовила ужин, накрыла на стол, вытащила из серванта вазу – он обязательно принесет ей цветы. Они сядут здесь, на тесной кухоньке и будут говорить, говорить, говорить…

Позвонили в дверь и она бросилась навстречу своему самому любимому человеку. Открыла, и чуть не упала в обморок. На пороге стоял Игорь с Таксой. Он аккуратно пододвинул ошарашенную Альку, и зашел в квартиру.

– Я специально пришел с Таксой, чтобы ты не сомневалась в том, что я тебе сейчас скажу.

Такса прятала глаза, смотрела в пол и как-то отрешенно, но загадочно счастливо поднимала уголки своих тонких губ. Игорь что-то говорил про договор с отцом, клялся, что любит только Альку, ее одну, указывал руками то на Таксу, то на Альку, просил подождать еще пару месяцев, взад-вперед ходил по коридору и убеждал, убеждал. Только кого, Алька никак понять не могла. Очередной раз, посмотрев на блаженную, чуть скрытую улыбку Таксы, на ее огромный живот, который она прикрывала руками, она открыла входную дверь и, обращаясь к Игорю, процедила:

– Пошел вон!


***


Любовь прожила менее суток. Всю ночь она кричала, билась слезами об подушку, но к утру началась агония и вскоре она умерла.

Алька похоронила ее рано утром, в ближайшем кафе. Она потушила об нее окурок и, улыбаясь первым лучам солнца, вышла из накуренного помещения.

Чертова игра

Мы жили с ней в одном доме, в одном подъезде: я на втором этаже, она на пятом. Она была из неблагополучной семьи, как у нас любили говорить. Её отец часто входил в запои, нигде не работал и поговаривали, что он связан с криминальным миром, мать тоже была любительницей спиртного, работала дворничихой и мыла подъезды. Её, как и маму назвали Светой, но, наверное, боясь быть хоть в чем-то похожей на мать, она называла себя Веттой. Друзей в школе у неё не было. Может из-за родителей, но скорей всего она сама не стремилась заводить их.

Ветта была очень красивой. Я бы даже сказал необыкновенной. Да, я знаю, что это определение избито, но это действительно было так: белоснежная бархатная кожа, голубые, нет, васильковые глаза, небольшой немного курносый носик, слегка полноватые губы и темные прямые волосы. Она училась на отлично, красиво рисовала, была очень опрятной. В школу, вместо формы, носила короткую синюю юбку и мужскую рубашку. Девчонки одноклассницы побаивались её, а она держалась холодно как с ними, так и с мальчишками. Я знаю, что несколько девчонок пытались склеить с ней дружбу, но она все «Выходи вечером во двор» пресекала фразой: «Я занята». А мальчишкам вообще не давала никаких поводов даже просто подойти и заговорить.

Первый раз она обратилась ко мне в девятом классе. Мы собирались бежать стометровку, я разминался, она подошла и сказала:

– Если ты прибежишь первым, я сегодня приду к тебе в гости.

Я не знаю, чувствовала ли она, что нравится мне, чтоб делать такие смелые заявления, но стометровку я пробежал первым.

Потом еще около часа я крутился в школе, искал её, но так и не найдя поплелся домой. На ступеньках, рядом с моей дверью сидела Ветта.

– Ну, сколько можно тебя ждать? Надеюсь, родителей нет дома? – спросила она.

Я помотал головой, что нет, открыл ключом дверь и пропустил её вперед. Она прошла и сразу направилась в спальню родителей. Я пошел за ней, стал в проеме двери и смотрел как она раздевается.

Она сняла сначала рубашку, оставаясь по пояс голой, но не спешила снимать с себя остальную одежду: подошла к зеркалу, слегка запрокинула голову, обнажив длинную, тонкую шею, расстегнула серебряную цепочку с крестиком, положила на трюмо, взъерошила волосы, стала снимать юбку, потом трусики. Обнаженная она подошла ко мне, немного склонила голову и спросила:

– Надеюсь тебя уговаривать не надо?

Пока я мотал головой, давая понять, что уговаривать меня не придется, и быстро снимал с себя одежду, она прогуливалась по спальне, касаясь рукой портьер и стен, как будто никогда этого не видела и хотела узнать, какие они на ощупь. Стесняясь, я нырнул в кровать и накрылся одеялом. Она стояла спиной ко мне и указательным пальцем водила по искусственным цветам, которые стояли в большой хрустальной вазе. Потом повернулась ко мне лицом, подошла к кровати, откинула в сторону одеяло, без смущения оценив все мои выпирающие органы, улыбнулась и стала нежно меня целовать.

Я очень хорошо помню эти ощущения моего первого сексуального контакта. Когда прелюдия, по её мнению, была закончена, а я, все еще, как болван, лежал на спине и боялся пошевелиться, она легла рядом и спросила:

– Боишься?

– Нет, – ответил я и лег на неё, – Ты девственница?

Она кивнула.

– Почему ты выбрала меня? – опять поинтересовался я.

– Ты много задаешь вопросов. Займись лучше делом.

И я занялся. Я все ждал, что она сейчас закричит или заплачет. Почему-то у меня были именно такие ассоциации с потерей девственности, но ничего такого не происходило. Она только то целовала меня жадно, как будто прощаясь навсегда, то брала руками мое лицо и целовала урывками в щеки, в лоб, потом опять нежно и сладко в губы, не давая глубоко вздохнуть.

Когда все закончилось, она встала и начала медленно одеваться.

Я молчал. Я совершенно не знал, что надо говорить в таких случаях, да и говорить особенно не хотелось.

Даже не взглянув на меня, она оделась и покинула спальню. Хлопнула входная дверь, а я все лежал и думал, что будет дальше?

На следующий день она в школу не пришла. Потом были выходные.

Я весь извелся. Я так переживал, что меня стало ни с того ни сего кидать то в жар, то в холод. Суббота и воскресенье тянулись мучительно долго. Я несколько раз выходил погулять и посмотреть на её окна, несколько раз поднимался на пятый этаж, прикладывал ухо к двери и прислушивался к шагам.

Она пришла в школу в понедельник, даже не взглянув на меня, уселась за последнюю парту и уткнулась в учебник.

Я старался не поворачивать голову и не смотреть на неё, но ничего не мог с собой сделать. Я написал ей записку, в которой сообщил, что буду ждать её в пятницу, подробно написал, что моя мама работает каждый день с утра до пяти, кроме субботы и воскресенья, а отец по сменам. Я объяснил, что мы сможем встречаться только два раза в неделю, когда отец работает с утра. На этой неделе выходила только одна встреча: в пятницу.

Я отдал ей записку на перемене, а сам сбежал с уроков домой.

Как я дожил до пятницы, не помню. Я забросил все уроки, во время занятий я постоянно пялился на неё, а в голове у меня было только оно слово, вернее имя: Ветта.

Но в пятницу она опять не пришла в школу и у меня началась паника. Я сбежал со второго урока. Мимо своего этажа смело поднялся на пятый и позвонил в дверь. Она открыла, посмотрела мне в глаза, и улыбнулась:

– Пойдем, – сказала она, взяла меня за руку и мы направились ко мне домой.

Во второй раз мне понравилось еще больше, чем в первый. Я накинулся на неё как голодный зверь на жертву, она только слегка ухмылялась, но не сопротивлялась.

Получив удовлетворение один раз, мне захотелось еще, но она меня слегка оттолкнула, встала с кровати и подошла к окну.

– Я хочу еще. Иди ко мне, – попросил я.

Она села на подоконник и сказала:

– Если первым на остановку придет автобус – будет тебе второй раз. Если троллейбус – я пойду домой.

Я вскочил, как ненормальный, подошел к окну и стал вместе с ней наблюдать.

К остановке подъехал автобус. Я улыбнулся и потянул её в кровать.

На следующей неделе звезды, а вернее расписание папиной работы не дали возможность нам встретиться. Всю неделю я пожирал её глазами в школе, а дома жил воспоминаниями её девичьей груди, её запаха, её бархатной кожи.

А она делала вид, что ничего между нами не было, и не обращала на меня никакого внимания.

На следующей неделе выпадало целых два дня свидания.