Я ему верю.

Мы молча сидим в машине. Салон тускло освещается приборной доской, тихо играет радио. Если я сейчас наклонюсь к Шону и поцелую его, он поцелует меня в ответ. Я практически ощущаю на губах этот поцелуй, и это прекрасно. Но я не могу этого сделать, пока не задам ему один вопрос. Даже если это разрушит романтическую атмосферу.

– Ты знаешь, кто придумал эти слухи?

– Понятия не имею.

– Ты не думаешь, что это Ринзи?

Он аж подскакивает в кресле. Его брови взлетают вверх. Из его голоса исчезает вся мягкость, а вместо нее звучит явное недоверие:

– Ринзи? С чего ты взяла?

«Да с того, что она в тебя влюблена, и ей невмоготу видеть, что я тебе нравлюсь», – хочется мне сказать, но это испортит момент еще больше. Возможно, это испортит наши отношения вообще. Он ведь говорил мне, что Ринзи для него как сестра. Очевидно, что он отказывается видеть ее темную сторону.

Может, Шон и задумается. Но он, как миссис Дорио, не поверит мне без доказательств.

– Да так, – отвечаю я. – Просто я поспрашивала, и всплыло ее имя.

– Не надо верить всему, что ты слышишь вокруг, – говорит Шон. – Я вот не верю.

Он кладет руки на руль, словно готов уехать. Если бы я сейчас попыталась его поцеловать, уверена, он бы отпрянул и вместо поцелуя я бы стукнулась лбом о руль. Возможно, это сопровождалось бы гудком. Вместо этого я открываю дверь.

– Мне пора идти. Спасибо, что заехал меня проведать.

– До завтра! – По крайней мере, я удостаиваюсь его улыбки.

Я гляжу вслед удаляющимся задним фарам машины.

Насколько проще бы все было, если бы Ринзи не имела к этому никакого отношения… Вот если бы…

Бог мой!

Я пересекаю газон перед домом и сажусь на ступеньку крыльца. Достаю свой блокнот из холщовой сумки.

«Дорогой папочка, – пишу я. – Сегодня был ужасный день. То, что сказала про тебя Ринзи… Думаю, там, где ты сейчас находишься, ты не можешь слышать такие гадости. Иначе бы сделал так, чтобы ее поразило молнией. Не то чтобы я ей этого желаю. НЕТ!»

Я перечитываю написанное дважды, чтобы убедиться, что я не поменяла буквы местами и не пожелала Ринзи кары небесной. Нет, такого пожелания в моих записях нет.

«Но у меня все-таки есть пожелание. Пусть Ринзи разлюбит Шона и перестанет делать мне гадости. Мне кажется, я не так много прошу. Это сделало бы все в миллион раз легче для каждого из нас. Даже для нее самой».

Я захлопываю блокнот и улыбаюсь, полностью довольная собой.

Как я раньше об этом не подумала?

Теперь все будет хорошо.

Наконец-то.

12

Когда на следующий день я вхожу в класс мисс Ноулз, Ринзи уже там. Она машет мне рукой, улыбается и постукивает по соседнему стулу, приглашая занять место рядом. Я оглядываюсь посмотреть, кто идет за мной.

– Отем, – зовет меня Ринзи. И снова вся пантомима повторяется.

За соседней партой сидит Шон. Он тоже улыбается мне.

Украдкой, чтобы Шон этого не заметил, я проверяю стул на ощупь. Никаких кнопок, клея или кетчупа. Ну ладно.

Когда после урока звенит звонок, Ринзи поднимается и широко улыбается мне: «Пока, Отем! Увидимся на тренировке». Она выскальзывает из аудитории, прежде чем я успеваю даже встать.

Это не может быть из-за блокнота. Блокнот исполняет желания. Он не вправляет людям мозги.

– Я поговорил с Ринзи по дороге в школу, – сообщает мне Шон, когда мы идем по коридору.

Меня так и подмывает спросить, а не останавливались ли они по пути, чтобы провести быструю операцию по пересадке мозга.

– Да? И что ты ей сказал?

– Попросил ее тебя не обижать.

– Правда?

– Да. Но не потому, что я считаю, что это она стоит за всеми этими слухами.

– Тогда зачем было беспокоиться?

Он улыбается. Уголки его губ поднимаются вверх так соблазнительно.

– Ты мне нравишься. И мне хочется, чтобы ты ей тоже нравилась. До скорого, Отем.

Легкой походкой Шон направляется в свой класс.

Я ему нравлюсь! Я чувствую, как мои опасения развеиваются, и я расслабляюсь. С Ринзи не все так просто. Но я верю в силу блокнота. Может, эта навязанная ей Шоном перемена в отношении ко мне станет первым шагом к преодолению ее чувств к нему и неприязни в мой адрес?

Если мне удастся избежать «эффекта обезьяньей лапки», все наладится.

Следующие несколько дней я настороже, но, похоже, блокнот действительно выполнил свою работу. Ринзи после того памятного дня больше не была столь же приторно-сладкой, но она вела себя еще лучше: полностью меня игнорировала. Она не пялилась на меня, не ехидничала, не насмехалась. Если мы встречались глазами, в них не отражалось вообще ничего, как если бы она смотрела на какую-то первоклашку.

Как будто я вообще не существую.

Это райское наслаждение.

А затем по дороге в школу вижу нечто настолько шокирующее, что хватаю Джей-Джея за руку так сильно, что у него, наверное, останется синяк.

– Ты это тоже видишь? – шепчу я.

Джей-Джей молчит. Повернувшись к нему, вижу, что его словно парализовало: его рот раскрыт, и он не моргает.

Возвращаюсь к просмотру «шоу». Красный «Мустанг» с откидным верхом припаркован в последнем ряду школьной стоянки под пальмами. На заднем сиденье Ринзи и Тревор – крутой парень, которого я видела на тренировке. Они обжимаются так страстно, что не пялиться на это просто невозможно.

– Если она теперь с Тревором, я могу считать себя исключенной из ее черного списка? – говорю я Амалите в школе после рассказа об увиденном.

У Амалиты сегодня контрольная по математике, и она вся погружена в подготовку.

– А? Да, наверное. Похоже, все хорошо. Пока… – И она опять углубляется в свой ноутбук.

Не могу упрекнуть Амалиту в излишней осторожности – она ведь не знает про блокнот. А Дженна знает, поэтому я пишу ей о случившемся, как только выпадает свободная минутка.

«Вау! – пишет она в ответ. – Блокнот = РЕАЛЬНОЕ исполнение желаний. Будь осторожна, ладно?»

Я совершенно спокойна. Через несколько дней состоится Зимний бал, и мне нужно подготовиться. Мама хочет пройтись со мной по магазинам и купить платье, но я уже решила сходить с Амалитой. Поэтому мы с мамой просто рассматриваем гламурные журналы. Забавно наблюдать, как ее возбуждает процесс поиска, хотя, если честно, предлагаемые ею варианты кажутся мне довольно скучными.

После уроков мы с Амалитой идем в торговый центр и направляемся прямиком в универмаг. Она находит обтягивающее фиолетовое платье в пол, украшенное с одной стороны стразами, а с другой – разрезом до середины бедра, которое на мне смотрелось бы просто смехотворно. Зато ей оно идет. Она выпархивает в нем из примерочной, разведя руки в стороны, и спрашивает:

– Как я выгляжу? Как я буду смотреться в нем под ручку с парнями, по одному с каждой стороны?

– Фантастически! Суперфантастически! – комментирую я.

Амалита, Джек и Джей-Джей собираются вместе пойти на бал в качестве друзей.

– Как ты думаешь, Джей-Джей на меня не сердится? – спрашиваю я, когда она выходит из примерочной и мы рассматриваем платья на вешалках.

– За то, что ты согласилась принять приглашение другого парня до того, как он смог озвучить свое? – уточняет Амалита. – Он к тебе явно неровно дышит, но он же не дебил.

Она выуживает изумрудное платье без рукавов, прикладывает его ко мне, хмурится и вешает обратно.

– К тому же, – продолжает она, – мы в прошлом году ходили как друзья, и это было очень весело. Я, Джек, Джей-Джей и Тейлор. Взяли напрокат лимузин, в полночь завалились в «Денниз»[57]. Мы поклялись, что будем повторять это каждый год. Сейчас…

Она показывает мне фотографии в телефоне. Они вчетвером позируют на фоне лимузина. Амалита и Тейлор стоят спиной к спине спереди, Джек свисает головой вниз с крыши, а Джей-Джей высунулся из люка с широко раскинутыми в стороны руками. На заднем плане хорошо видно желтую вывеску «Денниз».

– Похоже, вам было весело, – искренне говорю я.

– Сейчас отправлю Тейлор, – говорит Амалита. – Всю неделю я посылаю ей по одной фотографии в день, чтобы она помнила, чего себя лишила. – Она опускает глаза в пол. – Слушай, я знаю, что если Тейлор меня бортанула, значит, она меня не стоит. Но я ничего не могу с собой поделать. Мне все время хочется ее как-нибудь унизить.

Я изучаю ее лицо.

– Уверена, что тебе этого действительно хочется? Это уже немного напоминает одержимость.

Амалита кивает.

– Она скучает по мне. Скоро она приползет назад, я ее приму, но ровно настолько, чтобы она привязалась ко мне, и тогда-то я брошу ее, как она бросила меня. О! – восклицает она, выуживая платье. – Вот это! Примерь-ка!

Платье ярко-красного цвета, которое я сама в жизни бы не выбрала. Мне кажется, что с моими волосами я буду похожа в нем на извергающийся вулкан. Оно без бретелек, обтягивающий верх как корсет, а внизу – каскад прозрачных рюшей, заканчивающихся чуть выше колена.

Я отношусь к себе довольно критично, но в этом платье я сногсшибательна. Я делаю фото на телефоне и отправляю Дженне. Ее ответ заставляет меня рассмеяться в голос:

«НЕМЕДЛЕННО покупай!»

– Амалита, ты просто гениальный стилист, – говорю я, открывая дверцу примерочной.

– Ну, это я и без тебя знаю, – отвечает она. Она обходит меня кругом, проверяя, как сидит платье.

– Perfecto[58]! – выносит она свой приговор. – Ты так прекрасно выглядишь, что сможешь даже надеть его на «Вечер мечты с Кайлером Лидсом». Если, конечно, предположить, что я приглашу тебя пойти со мной.

– Если предположить, что ты выиграешь. Что тебе не светит.

– Светит. Сейчас идет последняя неделя конкурса. Времени, чтобы ты передумала и приняла в нем участие, еще вполне достаточно. Если не грохнется их сервер. Как они утверждают, желающих такое количество, что их компьютерная система может просто не справиться со всеми заявками.

– И это, по-твоему, должно меня мотивировать? – спрашиваю я.

– Но кто-то же должен выиграть, Отем.

– Да, – соглашаюсь я. – Кто-то должен, но только не я. – Я кручусь перед зеркалом. – Ты и правда думаешь, что мне идет?

– По-честному? Безумно!

* * *

Наконец наступает день проведения Зимнего бала. Я сижу у себя в комнате в ожидании Шона, который должен за мной заехать. Я на связи с Дженной по скайпу. Она должна оценить мой наряд в сочетании с заранее одобренными Амалитой туфельками на каблуках, сережками, браслетом, прической, маникюром и макияжем.

– Тебе правда нравится? – спрашиваю я, совершая полный круг перед экраном.

– Ты неотразима! – говорит она. – Фоткайся побольше!

Звенит звонок входной двери.

– Ой, не-ет! – задыхаюсь я от волнения. – Я хотела быть уже внизу, когда…

– Ну, здравствуй! Ты, должно быть, Шон! – доносится снизу мамин неестественно чирикающий голос. – Ты такой красивый!

Я зажмуриваюсь.

– Иди, – говорит Дженна. – Люблю тебя!

– А я тебя еще больше!

Я выключаю компьютер, скидываю туфельки и несу их в руке, чтобы удобнее было бежать вниз по ступенькам.

– Отем! – восклицает мама. И добавляет тихо: – Эрик, пожалуйста, засними, как она будет спускаться по лестнице.

Естественно, мой брат тут как тут: снимает всю эту неловкую сцену на видео.

– Пожалуйста, никакого видео! Снимать мы ничего не будем! Это позорище! Извини, пожалуйста, – последние мои слова адресованы Шону.

Но он, кажется, совершенно не смущен:

– Это здорово. Я не возражаю!

Мама издает тяжелый полувздох-полувсхлип. Он болью отдается в моем сердце. Я точно знаю, о чем она думает. Если я взгляну на нее сейчас, я буду думать о том же. А я не хочу. Только не сейчас!

Я смотрю на маму. Она улыбается, стараясь не заплакать. Я беру ее руки в свои.

– Мамочка, все хорошо.

– Ты такая красивая! – произносит она, касаясь моей щеки. – Если бы только папа мог тебя сейчас увидеть…

О, пожалуйста! Я чувствую огромный ком в горле. Мои глаза медленно наливаются слезами. Если сейчас они прольются – все, конец. Я часто моргаю.

– Пожалуйста, не надо! Это всего лишь школьные танцы! Я очень люблю тебя, но мне совсем не хочется сейчас разреветься.

– Конечно, – соглашается она. Потом глубоко вздыхает и улыбается. – Отличного вам вечера! К полуночи чтоб была дома.

– Обещаю.

– Очень приятно было с вами познакомиться, миссис Фоллз, – прощается Шон.

Мама делает несколько фотографий на свой телефон, и мы уходим.

Пока мы идем к его машине, он держит меня за руку, а я едва сдерживаюсь, чтобы не показать за спиной средний палец братцу Эрику, который в этот момент – я уверена на сто процентов! – снимает нас на камеру через окно.

– Ты в порядке? – спрашивает Шон, когда мы отъезжаем от дома.

– Да, – говорю я, приглаживая ткань на юбке. – Извини за это, хм, драматическое представление.