Она буквально сгорала от стыда и вины. Она бы не была так ошарашена, если бы он ее изнасиловал, это было бы проще, но все случившееся произошло с ее полнейшего согласия. Она сидела в машине, включив на полную катушку печку, и тряслась от холода. Самое страшное осознание пришло ночью — она влюбилась. Возможно, это случилось давно, но Даша этого не замечала. А теперь на окончательно осознала. Ее сыну пять, у нее хороший муж… ну зачем?! Одна ночь превратила ее жизнь и ее брак в ад.

Утром третьего февраля Даша встала разбитая, пришла в офис, как на собственную казнь. В душе теплилась надежда, что Алекс образумится, скажет, что на самом деле не Карина для него идеал, а она, простая секретарша из смежного кабинета. И Даша, не задумываясь, бросила бы мужа и ребенка ради него! Эта мысль ее так потрясла, что женщина застыла около копировальной машины. И тут открылась дверь. Алекс начал прямо с порога:

— Даша, я хотел попросить у тебя прощения. Я невероятно виноват, прости меня. Господи, я вообще не знаю как это произошло, то, что я сделал совершенно непростительно. И если я могу что-то сделать для тебя или твоей семьи, скажи, я обязательно сделаю! — Он принес ей роскошный букет белых лилий. В знак признания своей вины.

А она прошептала, что все в порядке, хотя все было ужаснее некуда. Алекс постоял рядом с ней, будто, раздумывая, что еще сделать, но не придумал ничего лучше, чем уйти. А Даша не выдержала, швырнула цветы на стол, бросилась в кабинет своей подруги Маи и все ей рассказала. Она думала, что женщина, у которой тоже есть и муж, и сын, и чудесный начальник, сможет ее утешить. Но та только пришла в откровенный ужас. Она просто стояла и смотрела на Дашу огромными перепуганными глазами. И молчала. Потому что решения не было!

— Кофе, — Алекс спиной толкнул дверь и внес два стаканчика. Даша ему не призналась, что второго февраля возненавидела этот напиток, продолжала притворяться, что ничего не случилось. Боялась проколоться. Она слегка пришла в себя и постаралась вернуться к непринужденной манере разговора, но не успела открыть рот, как Алекс ее опередил:

— Если мы уходим, то я забираю с собой весь мой штат, — начал он, неправильно истолковав причины замешательства секретарши.

— То есть почти всех? — удивилась Даша, сосредотачиваясь на делах. — Но как же Виктор и его дети…

— Из семьи Граданских я в долгу только перед ним, если он попросит меня оставить кого-то, я постараюсь подыскать замену на это место, но мой штат это мой штат, я собирал людей не для того, чтобы отдать их Константину. Виктор с моим условием согласился. У него в собственном банке уже есть обученный персонал, вот пусть он и делится. Да что там, данный банк — просто погремушка для его детишек, попытка перемирить всех родственников. Выгорит — хорошо, не выгорит — хуже тоже уже некуда, — пожал плечами Алекс.

— Зачем мирить родственников? — Она не понимала.

— А затем, что либо детей сам воспитываешь, либо всю жизнь платишь, лишь бы одним глазком взглянуть! Вот он и платит. Охапками… банков.

— Ты не об Эле с Константином, верно?

— У Виктора есть блудная дочь. А у Константина — блудный сын. Так что набитая валерьянкой мышка для них.

— Это Карина? Блудная дочь это Карина?

— Карина Викторовна Граданская, — потянул он с необычный, видно одному только этому имени присущей интонацией и сделал глоток кофе. По лицу Алекса невозможно было что-то прочитать.

— И как же эта блудная дочь заблудилась? — закинула удочку Даша. Она уже не один месяц искала возможности об этой особе спросить.

Алекс весело сверкнул глазами, догадавшись, что секретаршу просто распирает от любопытства. А что? Она хотя бы по адресу обратилась! А то ведь пойдет еще сплетни собирать. И он решил кинуть Даше парочку костей.

— Да поговаривают, где-то в Европе, — хмыкнул Алекс. — Сегодня во Франции, завтра — в Италии, от последнего домишки в Лондоне, и от того избавилась! Живет на колесах, путешествует в собственное удовольствие.

— И что, никто не знает где она?

— Слышала о Бабочках Монацелли? Это хакеры, которые ездят по черт знает чьим документам и выполняют заказы, за которые платят баснословные деньги. Их не так-то просто обнаружить, знаешь ли. Наперерез Монацелли сунется только суицидник. А уж тем более к Пани — одной из четырех его любимчиков. Даже если распутаешь клубок подставных личностей и выйдешь на нее, останешься без гроша на счете быстрее, чем успеешь сказать «попалась».

— Но если ей так хорошо платят, то зачем ей банк?

— Затем же, зачем собаке пятая нога, — сухо рассмеялся Алекс. — Это просто еще одно доказательство того, что все остальные попытки Виктора достучаться до Карины провалились! Эдакий крик отчаяния.

Даша даже набрала воздуха в легкие, не в состоянии оценить сказанное. И вдруг решилась, будь что будет:

— А если она вернется?

— В смысле? Ну вернется, и что?

— Что ты будешь делать?

Алекс замер, а потом горько усмехнулся:

— Решать проблемы по мере поступления.

— Проблемы?

— Карина не Граданская. В смысле она близнец Эли, но это не делает ее Граданской. Она не росла под их крышей. И на своих родственничков совсем не похожа. Ничего общего. То, что она взяла фамилию Виктора вообще ничего не значит. Свою семейку она ненавидит. Не представляю зачем ей может понадобиться возвращаться. У нее же идеальная жизнь! Разве что случится нечто действительно серьезное. Так что если она вернется, я буду сделать только одно — решать проблемы по мере их поступления. И, надеюсь, я удовлетворил твое любопытство, потому что эта тема мне надоела.

Но Алекс не угадал. Потому что на следующий день разговор о Карине завел Виктор лично.

— Так… она возвращается? — Алекс коснулся стекла рукой и оперся о нее лбом. Его голос звучал спокойно, но на самом деле ему хотелось орать и крушить мебель. Он не хотел возвращения Карины. И до боли хотел. Обманывать секретаршу он мог. Граданских — нет. В отличие от Дарьи они своими глазами видели то, что было до, и то, что осталось после.

— Я не знаю, — хмыкнул Виктор. — Она ответила мне на поздравление с днем рождения, Алекс. Поздравлял я ее, разумеется, в октябре, а на дворе уже май. Но на прошлые два поздравления она не ответила вовсе. И сейчас как бы невзначай обмолвилась, что, вероятно, будет в России… Ты ее знаешь лучше, а потому я спрашиваю у тебя, что это значит?

— Если уж она ответила, значит у нее причина есть. А веская причина у нее одна — как всегда по уши в дерьме и надо срочно валить, — огрызнулся Алекс.

— Ты только моей дочери этого не скажи!

— Твой дочери, Виктор? — усмехнулся Алекс. — Она тебе не дочь. Прости, но все это фарс, она никогда не признает себя твоей.

Воцарилось молчание. Унижать Виктора в планы Алекс не входило, но неприятные новости не заставляют голову работать лучше.

— Возможно, Алекс. Но я хочу, чтобы она осталась здесь, в России, и ты мне в этом поможешь, — сухо сказал Виктор. — Я знаю, что ты это сделать можешь.

— Хорошо. Но на этом мой долг перед тобой будет исчерпан.

— Разумеется, — кивнул нерадивый отец.

Мая и Даша сидели в кафе за столиком с Вадимом. Они практически всегда обедали в такой компании. Остроградову нравилось общество двух хорошеньких секретарш, Мае — чувство юмора Вадима, а Даша тешилась мыслью, что иногда к их компании присоединялся Алекс.

— Во, полюбуйтесь, — хмыкнул Остроградов. — Будто бы только он там и был. — Начальник отдела безопасности банка бросил на столик газету, освещавшую в числе прочего и пресс-конференцию по случаю второй годовщины банка Виктора… однако на фото был почему-то не он, а Алекс. У Даши чуть сердце не остановилось, когда она взглянула на снимок. Вышел Алекс просто исключительно хорошо. Сердобольная и сострадательная Мая, как всегда, пришла на выручку подруге и вырвала из руки Даши газету… в профилактических целях. Но Дарью Мальцеву было не оставить, она пообещала себе купить этот выпуск и сохранить в темном уголке. Где никто не найдет.

— Ну вы же знаете, как пресса любит Александра Сергеевича. — Наверное, только Мая и звала его по полному имени. Субординация для нее была не страшным словом, но смыслом жизни. — Еще чуть-чуть, и они возведут его в ранг национального героя.

Вадим хохотнул.

— Кобель он, а не герой.

— Не понимаю, о чем ты, — задрала Мая нос. Она искренне уважала Алекса и каждый раз глохла, когда доходило до сплетен вокруг его персоны. Даша поражалась этой ее способности.

— О том самом, Маечка… Тьфу, Маечка? Тебя как муж зовет? Неужели так же?

— Зайкой, но повторять этот трюк я бы не советовала, — улыбнулась она.

— Окей. Так о чем я? Ах да, о том, что никакой Елисеев не герой, а кобель.

— Я не хочу это обсуждать. Личные дела начальства — не моего ума дело, — подняла она ладошки.

— Да брось, ты не партизанка, а секретарша.

— И именно поэтому я должна быть самой партизанистой партизанкой, — закивала та в свою очередь.

— Неужели тебе не жалко Жанин? Ну совсем-совсем ни капельки? — не переставал подначивать ее Вадим.

— Что ее жалеть? Она же шикарная! Просто с Александром Сергеевичем они не пара. Они же даже не разговаривают.

— А что, у них чудесные отношения, укладываются в несколько фраз: одевайся, надо посетить банкет, раздевайся, займемся сексом, вкусно готовишь, пока, я на работу.

После этого девушки не сдержались и обе начали хохотать. Потому что, ну, примерно так оно и выглядело. Однако, быстро смолкли, потому что в кафе ураганом ворвался один из двух объектов разговора и плюхнулся рядом с Остроградовым, на свободный стул.

— Виктор спятил! Он собирается собрать под одной крышей всю их чокнутую семейку! И назначить меня им сиделкой!

— Всю-всю? — обрадовался Вадим. — Каринка приедет? То есть я могу обрадовать Лару?

— А хрен знает, молчи пока. Ей понадобилось полгода, чтобы сочинить ответ на письмо Виктора, неизвестно сколько времени она билет на самолет будет заказывать. Но счастливый папашка этого не понимает, он тут же просиял и начал идиотскую волокиту с делением банка. А ты, кажется, забыл, о ком мы разговариваем.

— Может письмо в спам попало…

— Угу. У одного из трех лучших программистов по версии Манфреда письма упорно попадали в спам несколько лет кряду. Это твоя самая гениальная мысль за последние несколько лет!

Остроградов ничуть не обиделся и хмыкнул:

— Ну же, Елисеев, не юли! Скажи это вслух! Давай: Карина возвращается.

— Это не факт, что она возвращается! Из Сиднея она возвращалась годами. Один раз даже билет купила, а все равно не уехала. Может это вообще что-то типа: я жива, отвяньте. А Виктор решил, что грядет манна небесная. Это письмо может значить что угодно: она здесь, она не здесь, она никогда не будет здесь.

— На какой ответ надеешься? — спросил Остроградов с издевкой.

— Не знаю. — Алекс закрыл лицо руками.

— Ого, это честно, — кивнул Вадим. — Я думал, ты будешь вопить, что она тебе не нужна, все сроки вышли или что-то в этом духе.

— Хочу ее увидеть, как минимум чтобы задать два вопроса: какого хрена ты уехала и какого хрена ты вернулась. — Остроградов хмыкнул. — Ладно, уехала. Не знаю почему, но допустим, что не имеет значения. Но она обещала не возвращаться. И возвращается. Почему?

— А это важно? — фыркнул Вадим.

— На все должна быть причина!

— Она соскучилась и решила, что не может без тебя жить. Ты это хочешь услышать? — фыркнул Вадим. — Она женщина, Елисеев, ей причина не нужна, — отмахнулся бывший коп.

— Нет, тут что-то существенное. Либо за ней гоняется маньяк, что максимально вероятно. Либо в Европе закончились не взломанные сервера, что почти невероятно. Либо она измучилась одиночеством, устала и откликнулась на зов последних людей, с которыми ее хоть что-то связывает. Это вообще невероятно, учитывая что у нее есть эта шлюха, которой она поклоняется. Придумала же… А может она, наконец, ее просто развенчала?

— Лизззззз?

— Лизззззз.

— Может, у нее просто закончились деньги, — пожал плечами Остроградов.

— Ты смеешься? Во-первых, когда она переводила деньги в банк Граданских, на ее счете было отнюдь не пусто, а, во-вторых, Монацелли своих Бабочек даром что бриллиантами не осыпает!

— Да ладно, она избалованная. Любит тряпки, современные девайсы, побрякушки и дорогие машины. А еще она любит бить дорогие машины. Нет, не любит, а просто обожает, ты посчитай сколько она их угробила! Она женщина! — взмолился Остроградов.

— Так наведи справки и выясни кто обглодал Карину настолько, что она поджав хвост побежала к папочке, которого откровенно презирает.