— Не думаю, что она презирает Виктора. Она перед отъездом взяла его фамилию, — напомнил Вадим.

— Презирает, Остроградов. Просто она хорошо считает: раз полька, значит европейка, а европейка — значит своя. Она теперь пани и в старом свете больше не чужачка. У нее были, — Алекс стал выбрасывать пальцы. — Выход в общество, знания, воспитание, деньги. Ей не хватало только громкой фамилии, а ее поднес на блюдечке с золотой каемочкой Виктор.

— Это не про Карину, — покачал головой Остроградов.

— Верно. Это про моего отца.

— И при чем здесь Сергей? — раздраженно спросил Вадим.

— При том, что эту догму вбил ей в голову он. Вот Карина и прицепила страховочный трос. А Виктор решил, что это раскрытые объятия. Теперь будет плохо и ей (ведь она у нас высокоморальная), и ему (потому что он ведется как идиот). Никакая она ему не дочь, ее воспитала Ирина, женщина, которая предпочла помереть, но не расколоться! И Карина ее достойная продолжательница. Она меня обставила как ребенка, когда ей было семнадцать. А потом снова, когда ей было двадцать четыре. Я пытаюсь понять ее, Остроградов, но это же… женская логика во всей красе.

— Ну и что тебе неясно? Ты же сам от нее отказался… Пил и спал со всеми подряд. Ты ее разочаровал. И она на наглядном примере продемонстрировала, что без тебя ее мир не рухнул, как все полагали, но вдруг оказалось, что без нее рухнул твой.

— Неа. Мстительность не из числа ее недостатков. И не вяжется. И я ей предложил жить вместе, а она ответила, что я пьян и свихнулся на вашей свадьбе от счастья.

— Вау. И у нее даже была причина так ответить! Потому что ты был пьян в усмерть.

— Это я после напился, — отмахнулся Алекс. — Не понял, ты вообще за кого?

— За жену, а она подруга Карины.

— Предатель. Двукратный.

— Да как скажешь.

Они обменялись понимающими ухмылками, а затем Алекс взглянул на девушек, сидящих напротив.

— Мая! — воскликнул он, а та аж подпрыгнула. — Ты же у нас, кажется, полиглот? Сколько языков знаешь, и какие? — спросил Алекс у нее с обворожительной многообещающей улыбочкой.

— Три, — опасливо проговорила она. — Английский, итальянский и французский.

— Ты посмотри, Остроградов, какая находка. Я уже знаю, кто будет секретаршей нашей пани. Все равно у нас тут реорганизация штата.

Мая нахмурилась.

— Ну а с тобой мы сегодня обсуждаем остальные новшества, Даша. И их будет много.

— Мне надо сына забрать из садика… Успеем?

— Можно обсудить и вне офиса, — пожал плечами Алекс. И затем предложил съездить с ней за ребенком и накормить всех мороженым в парке. Мая попыталась пнуть подругу под столом, но Дашу уже было не остановить.

Май выдался непозволительно жарким. Даша умирала в своих туфлях, в офисе были качественные кондиционеры, и ее наряд не был рассчитан на такую температуру. Алекс тоже уже признался, что раскаялся в своем решении поговорить на улице, но мужественно терпел, нес в руках пиджак и с энтузиазмом жевал мороженое.

Даша в очередной раз поправила перекрутившуюся юбку и перевела взгляд на своего сына, бежавшего в сандалиях и хлопковых шортах чуть впереди. Вот кому сейчас совсем не жарко! И на мгновение в ее голову закралась мысль, что они выглядят семьей. Тут же стало стыдно-стыдно. Она опасливо взглянула на Алекса, пытаясь понять, о чем думает он, но ее начальник в прежней невозмутимой манере продолжил свою речь:

— Также нужно подготовить документы…

Даша успокоилась. Он все еще ни о чем не догадывался. Она бы, наверное, заметила, если бы догадался. Судя по перечню дел, которые он уже назвал, ей предстоит много вечеров в его обществе. Это ли не счастье? Плевать, с мужем как-нибудь объяснится. Только вот Ванюшка… Она могла не любить больше мужа, но сын был для Даши самым ярким солнцем, смыслом жизни…

Вдруг телефон Алекса зазвонил, и она все свое внимание сосредоточила на мальчике. Он явно собирался напугать голубей у пруда. Бежал вперед, пока птицы не взметнулись вверх перепуганной стаей. Даша заулыбалась, Ванюшка счастливо рассмеялся, и тут где-то рядом щелкнул затвор фотоаппарата. Даша обернулась. И ее буквально парализовало.

Рыжеволосая девушка в летящем голубом платье опустила фотоаппарат, объектив которого был еще секунду назад направлен на сына Даши, улыбнулась собственным мыслям и повернулась к бесконечно очаровательному черноволосому кудрявому созданию лет трех от роду. Фотоаппарат защелкал снова. Раз, второй, третий. Кудрявая малышка завертелась на месте, словно позируя на камеру, но вдруг споткнулась и упала, перепачкав в земле ярко-изумрудное платье. Карина (Палево? Не рано имя называть?) мигом отбросила фотоаппарат в сторону — к босоножкам и сумке с ноутбуком — и присела, поднимая девчушку и отряхивая ей платье, а потом подхватила ее на руки и закружила, заставляя ту громко и радостно рассмеяться.

Даша услышала сзади шаги и обернулась. Алекс подошел ближе, и только тогда секретарша поняла, что лучше бы ей было уйти, не смотреть… Лучше бы не привлекать его внимания. Но он уже заметил. И буквально столбом застыл. У секретарши даже голова закружилась от осознания, свидетельницей чего именно она становилась. Только сейчас дошло…

Медленно, не отрывая взгляда от обеих представительниц женского пола, Алекс вышел из-за деревьев. До жути медленно, как будто спугнуть мог. Но не зря, Карина будто почувствовала, обернулась, и тогда он чуть на бег не сорвался, казалось, боялся, что она вот сейчас возьмет и испарится. А может, просто собирался задушить на месте и ждать больше не мог. Даже секретарше стало страшно, а ведь она в стороне стояла, и она прижала к себе сына, чтобы упаси его боже не влез.

А Алекс повернул к себе лицо малышки и заглянул в точно такие же синие, как у него, глаза. Карина же стояла неестественно неподвижно, держала на руках ребенка и молчала. Исходившее от взрослых напряжение повлияло на малышку, и она испугалась, заерзала. Тогда Алекс не придумал ничего лучше, чем заговорить, чтобы успокоить дите. Что бы ни было, ребенок не виноват!

— Как тебя зовут? — спросил Алекс. Малышка, однако, в ответ округлила глаза и с паникой посмотрела на мать, затем вообще уткнулась лицом в ее шею.

— Ее зовут Жен, — вмешалась девушка. — И она не понимает по-русски.

Это стало последней каплей. Не говорит по-русски?! Она вообще охренела?! То есть она не только скрыла от него дочь, но и вообще перерезала все пути к их общению?!

— Иди сюда, — ласково, но кровожадно протянул Алекс, осторожно взял на руки ребенка и поставил на землю.

А потом он, наконец, дорвался, схватил в охапку Карину… и потащил к искусственному пруду в центре полянки. Там он остановился на мостике, наградил лгунью ласковой улыбкой начинающего маньяка и со всех сил бросил ее в воду, чтобы подальше! Ему было это жизненно необходимо. Раздался сначала эпичный всплеск, а за ним — пронзительный скорбный рев. Вот подстава. Ему нужно было срочно успокаивать ребенка, который не говорил с ним на одном языке! И это притом, что он только что на его глазах, считай, пытался утопить его мать. Отличное начало знакомства с собственной дочерью. Алекс выругался про себя. Потом не выдержал и пару заковыристых фраз добавил вслух, какая разница? Жен так выла, что его бы все равно никто не услышал. Он подошел ближе к ребенку.

— Иди сюда, — попытался он позвать Жен. — Come here. Look!

Ревущее создание, наконец, заинтересовалось, и чуть притихло. Алекс осторожно взял Жен на руки и показал ей плывущую к берегу Карину. Когда та вышла из воды, глянца на ней, может и поубавилось, но чувство собственного достоинства не смыло. Она откинула волосы, вздернула подбородок и с видом ну-и-пошли-вы-все направилась обратно к воссоединившимся родственникам.

— Назови хоть одну причину, по которой я не должен тебя пришибить на месте?! — процедил сквозь зубы Алекс.

— И двух часов ее рева не выдержишь и станешь убийцей собственной дочери. И даже ни один адвокат за твое дело не возьмется, — совершенно невозмутимо ответила ему Карина. Алекс был в ярости, в бешенстве, но за бесстрастную мину пришлось побороться.

— Как тебе хватает наглости после всего, что ты наделала, просто заявляться сюда, как ни в чем не бывало смотреть мне в глаза?!

— Вообще без проблем. Я жива. Мой ребенок жив. Для меня ничто не имеет большего значения, чем эти два обстоятельства.

Алекс уже начал готовить гневную тираду, но тут почувствовал, как его тянет за локоть секретарша. Он вообще о ней забыл.

— Алекс, дай сюда малышку, — начала она. — Ей ни к чему ваши разборки.

— И вам добрый вечер, — сухо-сухо произнесла Карина. Ее ревность была так очевидна, что Алекс снова едва сдержал улыбку. Он сам не знал почему, но вдруг стало немного легче. Он столько раз уверял себя в том, что сумеет забыть эту женщину, и каждый раз ловил себя на мысли, что вспоминает, сравнивает. Наверное, именно то, что он не знал причин, по которым она его бросила, не позволяло ему двигаться дальше. Он постоянно возвращался к этой мысли. А теперь вот узнал, и это не сделало ситуацию проще. Напротив.

— Э, добрый вечер, — стушевалась Даша. — Дарья Мальцева, секретарь Алекса, — представилась она. — Это мой сын, Ванюшка.

— Карина Граданская. А это Жен.

И прозвучало это так, будто она только и делала, что всю жизнь произносила это имя. Оно запросто скатывалось с ее языка. Без малейших усилий. Как и вся остальная ложь, которой она щедро одаривала всех окружающих. Карина продолжила сверлить взглядом его секретаршу, и Алекс проникся.

— Кончай доводить моих сотрудников до предынфарктного состояния! — скрипнул он зубами. А она перевела взгляд на него, и на мгновение он потерял дар речи. Она показалась ему вдруг совсем другим человеком. Такая холодная, такая далекая.

— Жен, — произнесла Карина, а потом затараторила по-английски. Алекс даже не пытался понять, что именно, а потом уловил слово «папа». И повернулся к девочке, которая все это время на удивление безропотно сидела у него на руках.

А Жен глядела на него из-под длиннющих пушистых ресниц так доверчиво-проникновенно, что внутри Алекса что-то вдруг сломалось. А потом все стало еще хуже, она вдруг улыбнулась, обнаруживая очаровательные глубокие ямочки на щеках. Он не мог этого вынести, вынужден был поставить малышку, испугался уронить, так задрожали его руки. До этого она была как бы нереальной, просто куклой, средством, с помощью которого ему можно было причинить еще большую боль, а сейчас вдруг понял слова Карины. «Я жива. Мой ребенок жив. Для меня ничто не имеет большего значения, чем эти два обстоятельства». Пребывая в полнейшем шоке и замешательстве, он не заметил, как Карина представила дочери всех остальных. И даже как ушла Даша, уводя детей на игровую площадку.

— Наш ребенок, — наконец выдавил он.

— Что? — удивленно моргнула Карина.

— Кажется, ты кое-что упустила. Это не твой ребенок, а наш ребенок!

И впервые за все это время она пристыженно опустила глаза.

Алекс сидел на лавочке и наблюдал за детьми, которые, к его ужасу, на бешеной скорости носились кругами по детской площадке, спрыгивали отовсюду, откуда только было можно, и валялись в песочнице. Это было опасно. Разве маленькие дети себя так ведут? Зачем они это делают? Убьются ведь ненароком… Бедная Даша раз пять уже снимала Жен с лестницы, а Ванюшку — с перекладины рядом. Карина, однако, казалось, совершенно не волновалась. Они пришли сюда минут пятнадцать назад, и за все это время не было произнесено ни слова. Сидели рядом в гнеущем молчании. Алекса безумно раздражало, что она ничего не сказала. Ни слова извинений, ни слова признания собственной вины. А ведь она БЫЛА виновата.

— Как ты могла смолчать? — наконец, покачал он головой. — У меня… у меня в голове это укладывается! И даже слов цензурных не находится. Какая же ты дрянь.

— Ты прав, — пожала она плечами.

— Даже предположить не мог, что ты сможешь скрыть… подобное.

— Адски сложно было скрываться, — призналась она. — А, может, и нет. Ты ведь до последнего ничего, кроме себя, не замечал. А ведь я перестала курить, употреблять алкоголь и даже… кофе. Рыдала по каждому поводу и без повода, подставилась Степану вопреки здравому смыслу и вообще всему… Но ничто из этого тебя не натолкнуло на мысль, откуда берутся дети. Не видел, значит не хотел видеть, Алекс! И нечего теперь меня обвинять.

— Карин, себе-то не ври.

— Я ждала, хотела, чтобы ты сам догадался. Но ты так упорно отворачивался… И молчала, потому что до печеночных колик боюсь твоего отца. Все остальные на его фоне, — она вдруг махнула рукой по направлению к детям, — вот такие же. Бегают, носятся, что-то делают, хаос разводят, для чего? Сами не понимают. Константин, Степан. Они просто игрались. А Сергей нет. Он точно знает, что ему нужно — чтобы меня в твоей жизни не было ни в каком качестве. И он бы не остановился, Алекс. Ты бы меня не защитил. Ты никогда не мог защитить меня от него. Нет, я понимаю, он твой отец, и никого ближе. Мне это очень знакомо. Но еще ты всегда, вообще всегда делал то, что он говорил. А как же я? Иногда нужно выбрать себя и тех, за кого больше постоять некому. Вот я и выбрала. Я сознавала, к чему это может привести. — И она дернула Алекса за рукав, заставляя того обернуться и взглянуть ей в глаза. — И мне не жаль, Алекс. Нет, не жаль. Не нужно меня прощать.