— Я с ней общалась и после них, — смутилась я.

— Ну да, ну да. Но Оли нет. Вернее, она теперь живет у Руфы. Так что звони туда.

Эва тихо положила трубку.

Окончательно запутавшись в сложных родственных взаимоотношениях Шабельских, я минуту раздумывала над следующим звонком. Очень не хотелось попасть Руфине на зуб, если она не в духе.

— Здравствуйте, — тихо и вкрадчиво пролепетала я, не узнав подошедшего к телефону.

— Здравствуйте. Вам кого?

— Ольгу…

— Это же я. Лера, я тебя вроде сначала узнала, а потом…

— А я тебя нет. Очень голос изменился.

— Правда? — обрадовалась девушка. — Значит, цель достигнута. Если помнишь, у меня был очень высокий, даже писклявый тембр.

— Разве?

— Для жизни, может, и ничего, а для сцены не годится. Меня приняли, но велели поработать с голосом. Вот я уже три недели тружусь. А ты поступила в иняз?

— Я поступила, но в театральный, — победно объявила я.

— Да ну! Здорово! Ты хотела с Руфой поговорить?

— Вообще-то с тобой. Ты что делаешь в воскресенье?

— У тебя есть предложение?

— Не у меня, у Ленки… Она приглашает нас на дачу отметить поступление.

— Неужели поумнела? — холодновато спросила Ольга.

— Она очень нервничает и понимает, что не права. Но ничего с родителями сделать не могла. Сейчас все вроде бы встало на свои места. Прости ее. Мы же так дружили.

— Это и удивительно. Ну да ладно. У меня действительно хорошее настроение, а в Москве никого нет. Руфа умотала к подруге, а Маша — к сестре. Так что поехали.


Мы прихватили конфеты, печенье, страшно веселясь по любому поводу, летним солнечным утром отправились к Ленке. Когда подъехали к станции, обе вдруг замолчали и испуганно остановились на перроне, как-будто ждали кого-то. Не сговариваясь, повернули не к академическому поселку, а к полю. Мы шли молча, жевали травинки, срывали «петушков» и «курочек», рассыпали их по ветру. Наконец добрались до совхозных участков. Сиротливо озираясь, поплелись к Машиному домику. Не дойдя метров двух, услышали ворчливый старческий голос. Неужели новые хозяева? Сквозь слепящие лучи солнца попытались что-нибудь разглядеть.

— Что это такое, Маша? — внятно прозвучал голос Руфы.

— Где, Руфина Константиновна? — боязливо спросила бывшая молочница.

— Какое странное платье. И почему оно здесь, на сеновале?

— Почему странное? Оно просто старое, и его здесь кинули, как тряпку.

— А чье оно?

— Да уж и не помню. Да вам-то чего? Вы что ищете? Думаете, менты не все облазили и могли оставить что-нибудь?

— Не знаю… Мне кажется, они не очень тщательно искали.

— Даже если и так, то ведь год прошел. Что они не нашли, то соседи растащили.

— Пока я вижу, что подкинули. Ты мне не заговаривай зубы. Чье это платье?

— Не знаю! — огрызнулась Маша. — Идти надо. На даче дел много.

— Вот ты иди и делай, а я здесь еще поищу.

Женщины развернулись в нашу сторону, и мы сочли за благо быстро вылезти из-за высокой травы и поздороваться.

— Вы что здесь делаете? — испугалась Руфа, пряча пресловутое платье за спину.

— В гости приехали, — проблеяли мы.

— Руфа, ты же у подруги, ты, Маша, у сестры, — растерянно проговорила Ольга.

— Твое какое дело! — сказала с раздражением Маша. — Некогда мне с вами. Пойду делом заниматься.

Решительным широким шагом, размахивая руками, Маша направилась в поселок. Руфа, оправившись от испуга, медленно раскурила папиросу.

— Так что вас привело в это богом забытое место?

— Мы к Лене в гости приехали и решили прогуляться по знакомым местам.

— Молодцы. А теперь отправляйтесь в гости.

— Может, вас проводить? — предложила я.

— Куда? Я не тороплюсь. Мне еще надо порыться здесь.

— Что ты ищешь, Руфа? Хочешь, мы поможем, — предложила внучка.

— Вы можете только помешать. Так что свободны.

Руфа с нетерпением ждала, когда мы наконец освободим ее от своего присутствия. Пришлось попрощаться.


На дачу мы прибыли большой компашкой, собрав по дороге всех приглашенных, приехавших на разных электричках. Гикая и вереща, добрались до Ленкиного участка. Только Ольга чувствовала себя все более напряженно по мере нашего приближения. Но Леночка, не говоря ни слова и не поздоровавшись ни с кем, быстро подошла, поцеловала Ольгу. Вся компания одобрительно загудела и, подталкивая друг друга, ввалилась в калитку. Те, кто вошел первым, с диким криком вылетели обратно — за ними гордо шествовали два гуся, гогоча и щипая всех за ноги, следом, блея и угрожая маленькими рожками, трусил маленький козлик.

— Не бойтесь, они так знакомятся, потом не тронут. Это бабушка развела тут животноводческий комплекс, — смущаясь и перекрикивая всех, пояснила Леночка.

— Конечно, всего несколько синяков и вы свободны, — услышала я знакомый голос Сашечки.

— Привет, я тебе рада.

Я действительно успокоилась, почувствовала себя очень уютно, поняла, что мне придется сделать первый шаг, так как в том нашем холодном разговоре Сашка был вообще-то прав.

— Поздравляю тебя с поступлением и осуществлением заветной мечты, — не без иронии сказал он.

— Не злись, я тебе благодарна, это ведь твоя заслуга. Я знаю.

Сашка оттаял, и разговор полился легко и непринужденно, как и все события в тот замечательный вечерок.

Уже было довольно поздно, когда выдалась возможность поговорить с Леной.

— А ты-то куда поступила? Я ведь так и не знаю? — смущенно спросила я.

— Спасибо, что вспомнила. В театральный.

— То есть как? Не может быть. Ты никогда не говорила, что собираешься стать актрисой.

— А я и не собираюсь. Я поступила на постановочный. Хочу стать художницей по костюмам или модельером.

— Так мы, что, все поступили в разные театралки? — воскликнула подошедшая Ольга.

— Ну и что. Зато потом сможем работать вместе. Ольга будет играть на сцене, Ленка станет шить ей костюмы, а я буду о вас писать хвалебные статьи. Классно.

Пока мы строили далеко идущие великие планы, в гамаке раскачивались Катюша и Лида, наши дачные приятельницы, и о чем-то шептались.

— И чему это Лерка так радуется, ведь Шабельский женился в Италии, — нарочито громко проговорила Катюша.

— Она просто смешна со своими воздыханиями. Теперь опустится на землю наша принцесска, — ядовито поддакнула Лида.


Даже сейчас, когда вспоминаю эту сцену, закрываю глаза и съеживаюсь. Теперь я хорошо понимаю, что у меня на самом деле не было никаких оснований рассчитывать на взаимность, но в тот момент…

Я встала и снова принялась шагать по мокрой дорожке, вздрагивая от звука каждой выскочившей песчинки под ногами. Добежав в очередной раз до калитки, я увидела огонек сигареты Набрав воздуха, «смело» шагнула ему навстречу. Никого. Не могло же мне померещиться? Не важно. Главное, что никого. Я быстренько захлопнула калитку и проверила засов.

Итак, в тот вечер окончился еще один этап моей жизни.


— Какое твое дело, кто тебя тянул за язык? — кинулась на Катерину Ольга.

— Что я такого сказала? Тоже мне, новость. И нечего подслушивать.

Я страшно покраснела и тихо стала отходить к забору. Мне казалось, что все вокруг показывают на меня пальцем. Не только те, кто находился на участке, но и весь белый свет. Ко мне подошел Саша и, осторожно взяв за руку, увел за калитку.

— Не слушай ты их. Они завистливые дуры. Им не о чем говорить, вот они и сплетничают…

— Я понимаю, — кивнула я. — Я их не осуждаю. Но это правда?

— Вроде того. Лера, очнись. Митя далеко. Возможно, не вернется. Он живет совершенно другой жизнью. У тебя своя судьба. Думай о ней, — разозлился Сашка!

— Я думаю. Я знаю, что мне надо делать.

— Вот и хорошо, — обрадовался бесслезному финалу приятель.

— Я должна стать классным специалистом, поехать в Италию и…

— Бред какой-то. У тебя своя жизнь, еще раз тебе повторяю. Ты хоть слышишь, что я говорю?

— Конечно, и спасибо тебе за поддержку. Но это моя судьба, как ты сам выразился. Я не хочу тебя терять, Сашенька, но не дави на меня. Я сама, — сказала я и осторожно вынула свою руку из Сашкиной. — Я поеду?

— Я провожу тебя, мне тоже пора домой.

— Если можно, я хочу побыть одна.

— Ну уж нет. Я не могу допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. И потом, если ты стремишься достичь берегов Италии, то хорошо бы сначала доехать благополучно до дома. Не спорь.

— Ладно, только, если можно, помолчи немного.

— Лер, ты правда похожа на романтичную дурочку.

— Спасибо, — обиделась я, — очень сейчас поддержал меня. Саш, отвяжись.

— Ты когда-нибудь думала о чувствах другого? — не отставал он.

— Я уже в прошлый раз все сказала по этому поводу. И если тебя не устраивает, можешь отправляться куда хочешь, — выпалила я на одном дыхании.

— Ты бываешь жесткой, — огорченно проговорил Саша.

— Сань, я не жестока, я просто…

— Глубоко несчастна, — договорил Саша, как мне показалось, с иронией.

Я прекратила дальнейший разговор, понимая несуразность всей ситуации. Думала я о том, почему Руфа, которую мы утром встретили, ничего мне не сказала. Из деликатности или ей просто не до этого? Я немного обиделась и в очередной раз подумала, что до моих высоких чувств никому нет дела.


Все в жизни повторяется и имеет периодичность. В тот летний день я перестала чувствовать время и в этом безынициативном состоянии прожила несколько лет. И вот сегодня я опять в осаде остановившейся жизни, стучит в висках, ноги, как и тогда, онемели, я судорожно пытаюсь разглядеть дальнейший путь. Если, конечно, нынешний день не станет последним. На этой сопливой фразе я остановилась, услышав шуршание колес и музыку, гремевшую из автоприемника. Никого не бывает в этой глуши в такое время. Сейчас все закончится. «Может, и к лучшему», — «мужественно» подумала я. Тем не менее внутренне мобилизовалась и уже была готова отразить нападение, как внезапно все стихло. Я перевела дух, поплотнее запахнула пальто и вернулась в прошлое.


Я перестала общаться с Шабельскими. У меня не было повода для звонков. Лишь иногда я испытывала угрызения совести в отношении Руфы. Но мне казалось, что и ей я не нужна. Ее чаяния, несомненно, связаны с Данилой и его освобождением. Мне эта затея представлялась бессмысленной и неправильной. То есть я понимала переживания бабушки, но ведь он убийца и должен искупить свою вину. Кроме того, меня полностью захватила студенческая жизнь, не столько учеба, сколько все то, что ее сопровождало.

Мы готовились к очередному новогоднему капустнику и страшно радовались своим незатейливым шуткам. В задачу нашего курса входило обеспечение артистов всеми необходимыми аксессуарами. Задыхаясь от возбуждения и ответственности, мы рыскали по закромам знакомых и собственных квартир в поисках «сценических» костюмов и утвари. Притащив, рассматривали добычу и приходили к выводу, что все не то. Хотелось сделать что-то шикарное — наши институтские учебные костюмы были убоги, грязны, и их было мало.

Я решила позвонить Ленке. Мы иногда созванивались, но после «удачного» посещения ее дачи особого желания встречаться не возникало. Сейчас случай был особый.

— Ленок, не буду спрашивать, как жизнь, — быстро тараторила я, — я по делу.

— Ну давай, надеюсь оно действительно очень важное, потому что я готовлюсь к сессии. И у меня непаханое поле, я еще не сделала ни одного эскиза…

— Да? Ну тогда я не вовремя.

— Ничего, что у тебя случилось?

— Мы делаем капустник, у нас все хорошо, но с костюмами проблемы. Как выходить из положения, не знаю. Не поможешь, ты же специалист? — подлизывалась я.

После долгого молчания Ленка наконец милостиво согласилась. Мы договорились о встрече, и я, обрадованная столь легкой победой, побежала в аудиторию на третьем этаже, где и должен был состояться праздник. Через полчаса явилась очень ухоженая, модная и гордая художница.

Быстро оглядев наши пожитки, Ленка сделала заключение:

— Кое-что я смогу принести, кое-что подправлю и тогда подойдет. Но все равно, не хватает нескольких по-настоящему элегантных и шикарных вещей. Лер, отойдем на секундочку. Ты можешь позвонить Руфе? У нее наверняка есть то, что вам нужно, и не думаю, что она пожадничает.

— Мне не очень удобно ей звонить. Я уже два года не была у нее, — и сама ужаснулась названной цифре. Что же делать?

— Позвони Ольге, с ней же ты общаешься, надеюсь?