Ирина Молчанова - Дневник юной леди

Благородство Донских для меня, как гора с плеч, я даже забыла, что он по-прежнему стоит передо мной. А он и правда стоял и смотрел, прямо мне в глаза. Он до неприличия синеглазый. Даже жаль, что столь необыкновенный цвет достался такому негодяю.

– Ну что еще? – сердито возмутилась я.

– Ничего... мне кажется, ты и в шестнадцать будешь все той же глупой девочкой, которая мечтает вслух!

Я промолчала, а он пошел восвояси.

И все-таки у него пунктик, последнее слово должно остаться за ним. Ну и ладно! Пусть, если это цена его золотого молчания. И вообще, что значит вслух? Что значит ГЛУПОЙ? Это он меня оскорбил, что ли?

Я привстала на цыпочках, но его уже не видно на тропинке. Не кричать же теперь: «Сам дурак!»

Кстати, истинные леди никогда не кричат, когда их утомляют, они просто обмахиваются веером. Надо бы это записать!

Неделя пролетела незаметно. Ничегошеньки интересного не происходило. Ели по утрам кашу, а на полдник всякие вкусности, играли в пионербол, ходили на костры, один раз на дискотеку, куда не пришел ни один парень, перекидывались перед сном в карты. Рома целовался с Юлей, друг его никудышный оставил меня в покое, а Вадик... он, кажется, тоже оставил меня. Аля от него ни на шаг не отходила. У нее противный голос, тоненький, с визгливыми нотками. Как он ее терпит? Я ему нравлюсь, точно знаю! Он смотрит в мою сторону и за завтраком, и за обедом, и за ужином, и на костре. Постоянно! Но не подходит. А я схожу по нему с ума, он снится мне каждую ночь! Небесной канцелярии некогда мной заниматься, ведь на свете столько людей и всем что-то нужно, приходится ждать своей очереди.

День начался наперекосяк. Наша вожатая уехала по делам, поэтому зарядку отменили, нам позволили поспать подольше, но воспользоваться этим не удалось. Меня разбудила Жанна. Она ссорилась с Настей.

– Если ты без мозгов, – сердито говорила она, – тогда напиши себе это на лбу, чтоб к тебе никто не обращался!

– Сама ты без мозгов!

Люся сидела на подоконнике и листала журнал, точно не замечала всего происходящего.

– Что случилось-то? – спросила я.

Жанна шумно плюхнулась на кровать.

– Да она взяла мою расческу, начесала тут своих лохм и невинность из себя строит!

Мда-а-а, начесать лохм и строить невинность, это преступление века. Как бы глупо обвинение не звучало, я понимаю Жанну. Если бы я или Люся начесали волос, вряд ли бы она заметила, а Настя находится у нас под надзором. Каждая ее оплошность страшно бесит. Она вся целиком и полностью вызывает раздражение. Мы не видим доброй улыбки, кроткого нрава, мы видим курносый нос, чувствуем неприятный запах изо рта, видим секущиеся кончики волос, пятно на майке. А она пытается заслужить наше уважение, лестью купить дружбу, в ответ на подколки делает вид, что смеется над собой, все наши обидные слова прощает. Мне ее бывает жаль, но что поделаешь, если жалость не так велика, как неприязнь? Должна ли я заставить себя быть снисходительной или это мое личное дело, что хочу, то и ворочу? Наверно, первое, ведь я раскаиваюсь. А если так, значит – я не права. Плохо, очень плохо забивать того, кто слабее, но разве я виновата, что сильные сбиваются в стаи? Виновата я, что сильным так славно дружить вместе? Слабые сами позволяют себя обижать, а сильные их обижают и обижают, все ждут реакции, вроде как уговаривают: «Давай же, соберись, хватит быть тряпкой». А толку? Слабые сразу сильными не станут. Ну, соберутся они, огрызнутся разок, а сильные: «Р-р-р-р-р!» на них. И все.

У Насти глаза на мокром месте, а Жанна спокойна, яблоко жует. Такой напряг в воздухе витает, что мне некомфортно и хочется нервно смеяться. Это, конечно, неуместно, и вместо смеха я говорю:

– Не пойму, что вы переживаете, сейчас соберем Настькины волосы, сделаем куколку вуду и будем колдовать. Наколдуем себе на завтрак арбуз, тебе, Жанн, новую расческу, Люське свежий номер «Космо», мне... мне шоколадку наколдуем, а Настьке... Настьке – парня клёвого.

Девчонки засмеялись.

Напряга больше нет, мне становится очень хорошо. Тащусь от своего благородства. Но в глубине души понимаю, как сильно я не права. Сглаживать конфликт каждый раз, когда он назрел и вот-вот лопнет, точно прыщик, бесполезно, а по отношению к Насте – еще и несправедливо. Мы снова сделаем вид, что простили ее глупость, а она будет неискренне радоваться.

М-м, ну сколько можно? Зачем я думаю об этом? Если все время раскаиваться, когда жить-то? Я ни в чем не виновата! Так и быть, «Козлиным дыханьем» я больше не стану ее называть, надеюсь, этого будет достаточно, чтоб совесть не мешала мне мечтать о Вадике!

За завтраком мы болтали вчетвером, как лучшие подруги, Настя почти не бесила. Зато бесил кое-кто другой – Паша. Как же он меня достал! Неужели серого вещества в голове не хватает, чтоб под ногтями грязь вычистить? Я выше его почти на целую голову, он рядом со мной выглядит как ребенок. Ромка надо мной издевается, мол, закадрила паренька, сна лишила. Паша смешон со своей любовью ко мне. Кто я и кто он?! Примерно то же самое, как если бы Ромка влюбился в Дженнифер Лопес или Бритни Спирс. Совершенно бесполезная трата времени!

Вот идет Паша рядом со мной, семенит, как песик послушный, шутит, точнее, пытается шутить.

– Не смешно, – говорю я.

Он не сдается.

– А ты еще послушай!

Да сколько же можно слушать, не умеет он рассказывать анекдоты, сам гогочет, а мне в его приступах смеха даже слов не разобрать.

Вадик усвистал куда-то с Алей, Ромка стоит с Юлей и Ниной-челюстью возле столовки, Донских вообще непонятно где, Люся и Жанна с парнями из первого отряда побежали в магазин, пока вожатой нет, Настя с девчонками из соседней палаты последнее время зависает, неудивительно, достали мы ее, а я вот с Пашей. И мне не нравится в нем абсолютно ничего. Голос скрипучий, глаза раскосые, как у китайца, губы вечно слюнявые, волосы белые-белые, горшком, а фигура... нету ее, вообще никакой – посмешище.

– Ты сейчас в корпус? – проскрипел мне Паша куда-то в плечо.

Так и хочется сказать – не твое дело! Но у леди вроде меня есть правило – быть предельно вежливой и холодной с докучающими поклонниками. Вот так и веду себя, по-королевски:

– Пойду в палату.

– Я с тобой!

– Не стоит.

Тешу себя тем, что к таким безобразным детям нужно быть добрее, они ведь, бедные, обделены судьбой, не чета мне – без пяти минут истинной леди. Но одна мысль никак не дает мне покоя. Почему нормальные парни за мной не ухаживают? Вот только такие корявенькие. Может, со мной что-то не так? Может, я вовсе не... НЕТ, не стану это произносить даже мысленно! Я просто сказочная! Если до кого-то еще не дошло, это не моя проблема!

– На дискотеку завтра пойдешь? – спросил Паша, назойливо следуя за мной.

Будь он неладен! И чего эти парни все спрашивают, спрашивают про дискотеку, а сами потом не приходят?

– Пойду. Там и увидимся.

Паша обрадовался, зубки от счастья оскалил, нос наморщил и стоит так, трясет головой.

Ну, в самом деле, кто я такая, чтобы не подарить ему призрачную надежду? Знаю, нельзя быть столь мягкотелой, а то не стать мне леди никогда, но я пока только учусь. Как стукнет мне шестнадцать, буду мимо таких проходить, ни словечка им, ни улыбки.

В корпусе никого не оказалось, я уселась на диван и уставилась в телевизор. Обожаю Тома и Джерри! И чего в них такого хорошего, мультик-то глупый, но я все время смеюсь. Нельзя постоянно строить из себя умную, иногда хочется и похихикать. Это не преступление, тем более мне всего лишь четырнадцать, в пятнадцать мультфильмы смотреть уже точно не буду!

Я увлеклась, не заметила, как кто-то вошел в холл.

– Эй! – окликнули меня.

Я заочно прощаю фамильярность и оборачиваюсь. В пяти шагах стоит тоненькая смуглянка в оранжевом сарафане. Волосы до пояса, черные, как смоль. Черноглазая, стройная, гибкая – как пантера. Необыкновенно красивая. Восхитительная! А ведь я видела ее уже, издалека, правда. Даже представить не могла, какая она шикарная.

– Где вожатая? – уже вежливее спросила девчонка.

– Она вечером приедет.

Пантера улыбнулась.

Наверно, привыкла, что все ею любуются, как диковинкой. Она красивее, чем Риточка из «Колеса», хотя та тоже красивая, только по-своему. Одна снежная королева, а другая кошка из джунглей.

– Ты из этого отряда, как я понимаю?

«Как я понимаю», – мысленно передразнила я. Та еще воображала.

– Из этого.

Она передернула плечами.

Можно подумать, я сказала что-то неприятное.

– Я Оксана, – сообщила девчонка.

Хоть дворняга из соседнего лагеря, мне-то что за дело. Я не выношу надменности! Пусть она красива, но мое первое правило – любить себя, СЕБЯ, все остальное потом. Ее явное смущение заставляет меня внутренне злорадствовать.

Стоит, переминается с ноги на ногу в своих оранжевых босоножках, а я игнорирую ее, в телик смотрю.

– Прикольная серия, – через несколько томительных минут сказала Оксана, – а тебя как зовут?

Я улыбнулась ей.

Вот теперь можно и поговорить, с таких воображал нужно сбивать спесь, а то вконец обнаглеют.

Мы познакомились, стали вместе мультфильм смотреть, беседовать о том о сем. Неплохая девчонка, воображала, конечно, это у нее не отнять, но кто тут без греха?!

– А почему ты хочешь перейти из третьего отряда сюда? – интересуюсь я.

– Ну... – неожиданно замялась Оксана, – просто... просто так. Хочется.

Ой, ну и глупышка! Как будто я претендую на правду.

– А тебе кто-нибудь нравится тут? – Оксана сделала хитрое лицо. – Из парней, я имею в виду.

Какие странные вопросы. Сама чего-то темнит, а у меня выспрашивает.

– Да, конечно, есть симпатичные.

– Кто?

Я делаю вид, что задумалась, сама же лихорадочно соображаю, как бы уклониться от ответа. Спасла меня Жанна, она вбежала в холл и воскликнула:

– Танька, вот ты где, я тебя обыскалась! Пошли скорее, в пионербол с шестым отрядом играем!

Игра удалась – 12:10 в нашу пользу. Последовавший за ней обед тоже удался – что за чудесные котлеты с яйцом внутри они готовят! Тихого часа не было и, пока все остальные отряды спали, мы с разрешения Лены бодрствовали у телевизора.

За ужином я впервые заметила, что почти целый день не думаю о Вадике. Если и думаю, только вроде того: «Надо бы подумать о Вадике». Но думать серьезно, как следует – не думала. И сама не понимаю, рада этому или нет. Иногда на меня накатывает такая лень, ничего не хочется, грандиозные мечты кажутся невыполнимыми, а мысли начинают крутиться вокруг одного и того же: «Зачем мне все это нужно», «Не очень-то и хотелось», «Да гори все синим пламенем». В такие моменты мне даже злиться лень, до того становится безразлично.

Мы вернулись с ужина в корпус.

Жанна меня обняла.

– Ну, чего скуксилась?

– Да так...

Люблю и не люблю, когда меня жалеют. Слезы на глаза наворачиваются, до чего жаль себя. Как будто мир рушится. Ну, может, не целый мир, но деревянная конюшня уж наверняка. И мне печально до покалывания в носу. И мне нравится моя печаль, она кажется такой величественной, ни дать ни взять статуя Свободы! Хочется, чтобы меня жалели – все, все без исключения! Чтобы все осознали, насколько мелочны их дела по сравнению с моей глубокой и, несомненно, мудрой печалью. Нет, не как у черепахи Тортиллы, намного глобальнее и серьезнее.

– Что это еще за фигня? – неожиданно возмутилась Жанна.

В носу колет-колет, а нет никому дела до моей печали, это так обидно. Тихо, мирно ненавижу все человечество. Ненавижу за бесчувственность.

Я подошла к подоконнику, хочу вместе со своей печалью и дневником одиноко посидеть у окна, но в шкафу кто-то шуршит, весь настрой мне сбивает. Шуршит и шуршит, как крыса в куче мусора. Страшно раздражает! Из-за дверцы не видно, кто нарушает мою печаль, но я больше чем уверена, это Настя. А я – добренькая, жалела ее. Раскаивалась полдня! Видимо, пора бы понять, есть на свете такие бесячие существа, ничего с ними не поделать, они призваны на землю, чтобы испытывать терпение всех остальных – нормальных.

– Приветик! Я теперь с вами.

Из-за дверцы шкафа показалась голова, но совсем не Настина и даже не Люсина, нарушительницей тишины оказалась Оксана, та самая, пантера из джунглей, только переодетая в белые бриджи и тонкую сиреневую кофточку с перламутровыми пуговками.

– Что значит с нами? – спросила Жанна и подбоченилась.

Вижу, она не в восторге от новой соседки.

– У нас нет кроватей! – подала я голос.

– Есть! – уверенно заявила Оксана и указала на второй ярус, туда, где спит Настя.

– Там занято, – фыркнула Жанна.

– А вот и нет, – Оксана нахмурилась, – Настя переехала в соседнюю палату, вожатая сказала, что я могу здесь спать.

– Настя переехала?! – в один голос переспросили мы.